Хоть мы и часто бываем в горах, но организм не способен мгновенно адаптироваться, и резкая сменам атмосферного давления — это серьезный удар по нему. Но надо крепиться, ведь впереди у нас уникальная и очень непростая экспедиция — 5000 километров по самым труднодоступным районам Тибета.
Так что будем знакомы: Траши делег, Тибет! Tpaiuu делег, Лхаса!
Селимся в «Як-отеле» — самом старом отеле города. Славен он не только этим: его открыл один рус ский путешественник, первым получивший когда-то разрешение на это неслыханное для старого Тибета дело от самого далай-ламы. Ныне его имени не помнят даже нынешние хозяева-голландцы. А вот название ресторана при отеле сохранилось с тех времен — «Дуня».
Намотавшись с делами, мы устали от жары и высоты. Самочувствие было преотвратным: кровь пульсировала в висках, а одышка не давала закрыть рот, отчего постоянно першило в горле и что-то свистело в
Пересохшем носу. Знобило и покачивало. Артериальное давление у меня подскочило до 200/120 и снималось таблетками лишь ненадолго.
Холодный душ пробудил аппетит, и мы решили перекусить. Рядом с гостиницей по обеим сторонам улицы тянулись небольшие тибетские забегаловки. Мы ныбрали кафе на три столика, в котором уже сидела пара европейских туристов. Зіа вторым низеньким столом спиной к нам ужинал какой-то пожилой тибетец в темном одеянии и с бритой головой.
Европейцы оказались чехами, многократно бывавшими в России, и между нами завязалась непринуж денная беседа. Чехи посетили монастыри Лхасы и жутко завидовали тому, что мы пойдем на священную гору Кайлас. Когда же я сообщил обо всем нашем маршруте, у них от удивления буквально глаза полезли на лоб. Последовали шумные эмоции, во время которых тибетец с соседнего столика обернулся и внимательно посмотрел на нас.
Человек этот выглядел довольно необычно. С одной стороны, его можно было принять за бхикшу, как называют нищего монаха, живущего подаяниями, поскольку одет он был в простой темный суконный ха лат. Но когда он повернулся, в вороте распахнувшегося халата я заметил блестящую желтую шелковую мантию ламы. И какой взгляд: он будто прошел через мои глаза куда-то вовнутрь... Однако никакого чув ства насилия у меня не возникло; более того, в душе
разлилось даже ощущение необъяснимой благодари сти.
Тем временем чех потребовал на стол пива, что! отметить знакомство, а потом и еще, чтобы пожелаї нам удачи в пути.
Пить алкоголь я в этот день вообще не собирала так как понимал, что организм находится в весьма на- пряженном состоянии. Но чех был настолько напорист, а еда настолько острой и пиво удивительно свежим, что я не удержался...
Расплата за легкомыслие последовала после второго кружки. Неожиданно я ощутил шум в ушах. Он с быстро нарастать, как бы заполняя голову изнутри больно выдавливая глаза. Сначала монотонный, звук вдруг стал пульсирующим, ухая, как язык колокола, по содержимому черепа. Удары разносились повсему телу, заставляя дрожать каждую его клеточ: Изображение перед глазами закачалось, будто пущенное на воду: влево... вправо... сильнее... еще выше!
Внезапно все видимое будто сорвалось в стреми тельный водоворот вокруг меня, стало терять яркоств и цвета. Грохот и кручение нестерпимо сдавили голову в ужасные тиски, и она лопнула с воем и вдребезги!
Щелчок. Тишина. Темнота.
...Сначала послышались голоса. Бормотание, вскрики, всхлипы, все это отдаленно и неразборчиво. Затем яснее:
— Ужасно! Он не дышит... Помогите, ради бога!
Слабый мерцающий свет появился по периферии и стал медленно наползать к центру. В его колеблющемся
сиянии стали различаться опрокинутый стол, пере-
вернутые стулья, головы людей, склонившиеся над телом, распластанным на полу с неудобно подвернутой рукой...
Я не видел лица лежавшего человека, но почему-то знал, что это я.
Голова перестала гудеть, и мне было спокойно и хорошо над самим собой...
А свет тем временем усиливался, стягиваясь в воронку вокруг меня, лежащего, становясь сверкающим белым столбом, уходящим в нескончаемую высь. Треножные голоса постепенно затихли. Полилась тихая музыка, послышалось сладкое пение, и я, бестелесный, вдруг понесся в этом убыстряющемся световом потоке, ощущая себя прыгнувшим вверх на гигантской тарзанке в высокогорное облако...
Не было страха, душа переполнялась радостным чувством возвращения домой!
Счастливый и стремительный полет тем временем стал постепенно замедляться, и тогда стало заметно, что на стенках луча неведомого проектора, в котором и летел, непрерывно отражаются картины всей моей жизни. Движение будто шло ей навстречу: от событий последних лет я все дальше углублялся в свои мо лодые годы и мог видеть многое из того, что уже успел порядком подзабыть. Отдельные эпизоды видений были цветными и музыкальными. Эта приятная музыка звучала внутри меня, наполняя душу тощ достью и радостью за совершенные поступки. Более редкие события вылезали мне навстречу чернЫ белыми безобразными эпизодами, вызывая в душі почти собачий вой горести и чувство нестерпимой стыда...
Так я познавал самого себя...
Тем временем созданный жизнью «фильм» подход дил к концу. Вернее — к самому началу. Одновременно и стремительное движение мое стало все более и более замедляться. Что-то невидимое и неосознаваемое тормозило его все сильнее, практически остановив у картин моего рождения...
И тут я увидел прямо перед собой колыхающуюся молочно-белую стену.
Она плавно надвигалась на меня, становясь все тоньше и прозрачней. Душа моя сладостно напряглась в ожидании чего-то неимоверно торжественного и прекрасного...
То, что предстало взору в следующий момент, долгое время оставалось потом загадкой... Пелена по следней преграды вдруг заблестела, и я увидел на ней образ человека в желтом одеянии буддистского монаха со скипетром-варджой в руках... У него было мое лицо...
...Мы встретились глазами, и я вдруг осознал что-то очень важное. Это было так сильно и властно, так уве-
нно и непоколебимо, что я смирился с прекращением полета и даже сам заторопился обратно.
Та сила, которая прежде притормаживала мое движение вверх, вдруг стремительно потащила меня уже пройденным было путем вниз, к самому жерлу световой воронки...
Знакомое по зеркалу тело ждало меня там, где я его И оставил...
Вновь послышались человеческие голоса на фоне Какого-то непрерывного и непонятного бормотания:
Он пришел в себя! Он жив!
Зрение вернулось, и я увидел склоненные над собой встревоженные лица друзей. Сильно болел ударенный о пол затылок, а вот лбу было приятно и тепло. Рука старого тибетца, соседа по столику, лежала на нем, а сам он, сидя у меня в изголовье, непрерывно и нараспев что-то негромко бормотал, не отрывая глаз от лежащей на коленях старой буддистской книги...
Как ни странно, я чувствовал себя намного лучше, чем прежде, и совершенно отчетливо помнил обо всем, что только что со мной произошло. Суетились чехи, друзья измеряли мне артериальное давление, а старик продолжал свое бормотание...
Неожиданно он наклонился к моему уху и тихо произнес на чистом русском языке:
Как сказал Будда, один день жизни видевшего начало и конец лучше столетнего существования че ловека, не видящего начала и конца...
Я опять глянул в его удивительные глаза и вно ощутил в душе чувство необъяснимой благодарности.
Физические силы постепенно вернулись ко мне, можно было уже перебираться в отель. Прощаясь, подошел к столику странного ламы, чтобы поблагода рить за участие. И тут он сказал мне буквально следу
