– Спрашиваешь! Не то слово! Они же млели все – эти богатые, жирные, благородные, когда я их поливал! Меня на руках носили, мои песни все повторяли – от школяров до старцев! Вот эту, например: «Пи-пи-пи… пи-пи… Пи-пи-пи пришел конец!» И все это теперь – троллю под хвост! Хоть вешайся!
– А без неудобопроизносимых слов песни складывать никак нельзя?
– А кому они нужны – без неудобопроизносимых слов? Я, между прочим, в университетах обучался, всего Потенция и Увидия Пузана в оригинале превзошел. И что я с этого имел? Зубы на полке и брюхо, прилипшее к спине. Пока я свой собственный новый гадостный стиль не изобрел, ни разу не ел досыта. Ну кто знал, что ведьмы такие обидчивые… другие бабы терпели же… многим даже нравилось… даже высокородным… вот графиня Мак-Латур, она еще романы пишет, всегда говорила: «Если певец выражается, он самовыражается». И что теперь делать? Опять к этим слюнявым любовным песенкам возвращаться? «Монна Ванна, наш отряд жизнь положит за ваш взгляд»? Так любой трубадурак сможет. Да и конкуренция большая. – Он вздохнул. – Я подумал, если другой язык изучить и на нем продолжать творить, проклятие не подействует. Выбрал Поволчье, перебрался туда. Поволчанский язык – он же куда как богат неудобопроизносимыми словами, да и песни у них, какую не возьмешь, все в моем духе.
– Ну, почему же, поволчанские песни не все срамные. Вот, к примеру:
Я вспомнила, как там дальше, и осеклась.
– Извини, это как раз пример неподходящий.
– Вот! Поэтому, как только я превзошел поволчанский язык, проклятие возобновилось с новой силой. Ни в одном кабаке, даже самом паршивом, слушать меня не хотели, били даже…
– А к жрецам ходить пробовал?
– Пробовал, не помогает. Они же там, в Волкодавле, велят молиться своей верховной богине и поминать ее как можно чаще. Представляешь себе?
– Да-а… – с проклятием Шланга поминать Великую Мать действительно было трудновато.
– Вот потому-то, когда я прослышал, что граф Бан собирается на ловлю колдуна, я к нему приклеился. И когда мы его поймаем, буду трясти этого Анофелеса пи-пи, пока проклятие не снимет.
– Что ж, боги тебе в помощь… – у меня были большие сомнения, что в случае успеха нашего совместного предприятия Анофелес сумеет снять проклятие. Не уверена, что в своем нынешнем состоянии он способен творить добрые дела. Впрочем, если снятие проклятия вернет Шлангу способность сыпать непристойными выражениями, вряд ли это деяние можно счесть добрым. А следовательно, у миннезингера остается надежда.
Кирдык мог быть доволен – мы снова ехали днем. И какие-то боги нас хранили – на орков в степи мы не наткнулись. А может, боги над нами издевались. Потому что следов Анофелеса – или Ик Бен Банга тоже не было видно.
На привале нам предстояло определиться с маршрутом. Если бы мы продолжали двигаться в том же направлении, что и сейчас, то наша дорога на Ближнедальний Восток прошла бы по хорошо мне известным по прошлому путешествию местам – через принципат Ля Мой и Жуткие пустоши. А это меня никак не устраивало. Особенно поездка через Ля Мой. Тамошний генеральный принц заточил на меня слишком большой зуб. А Ля Мой – это вам не Заволчье, где можно затеряться в лесах, там информация о прибывающих иностранцах очень хорошо поставлена. А у меня и документов проездных на сей раз нет. Не то чтобы подлинных – никаких. Сгорели в Червоной Руте. Насчет Кирдыка и Ласкавого – не знаю. Возможно, у них что-то припрятано на крайний случай, но, учитывая, при каких обстоятельствах они покидали родимые страны, эта вероятность ничтожно мала. И, когда граф-воевода предложил ехать к Балалаям другим путем, все склонны были с ним согласиться.
Однако это рождало новые вопросы.
– Господа, кто-нибудь раньше бывал в Балалайских горах? Я – нет.
– Ездить в том направлении приходилось, так что до поры я могу служить проводником, – ответил мне Кирдык. – Но в горах я не был.
Но графа-воеводу это не смутило.
– Балалайские горы – это такая цель, по которой очень трудно промахнуться. Я знаю. Один из моих предков ходил туда в поход и геройски сложил там голову.
– Очень вдохновляет… – прошептал Ласкавый.
Граф Бан пропустил это замечание мимо ушей.
– И я думаю, что, даже не двигаясь по следам беглого мага, мы доберемся до гор. А на крайний случай у меня есть карта.
– Откуда она взялась? Не от погибшего ли предка? – не унимался бывший суржикский контрразведчик.
На сей раз граф соизволил ответить. Обращался он, правда, ко мне, а не к Ласкавому.
– Я получил ее от доктора Халигали. Известил его о своих намерениях, и он скопировал карту в университетской библиотеке Парлевы.
– А можно взглянуть? Если это не тайна, конечно.
– Какие тайны могут быть от боевых товарищей? – промолвил граф, как мне показалось, чересчур поспешно. Или впрямь показалось? В обществе Ласкавого и Кирдыка поневоле заразишься подозрительностью.
Кроме того, я не доверяла картам Востока, изготовленным на Западе. Восток – он, конечно, таинственный, но не до такой же степени!
Граф-воевода извлек сложенный лист пергамента из переметной сумы и развернул его перед нами.
– Смотрите. Мы примерно здесь, южнее верховьев Волка. А вот Балалайские горы, за которыми лежит загадочный Дебет. Его иногда отождествляют с сокрытой страной Камбалой, но у меня на этот счет есть сомнения. Наш путь пройдет вот так… – он прочертил ногтем по довольно большому пространству на карте, украшенному надписью на перворимском языке: «Здесь может водиться все, что угодно». – Все просто.
