Медленно, с трудом, еле-еле те, кто сидели в юрте, зашевелились, заморгали. Кое-кто из них повернул голову в сторону Шланга. Воспользовавшись этим, я, держа наготове кинжал-кастет, заорала:
– Добрые женщины! Почтенные старцы! Храбрые отроки! Только у нас! Только сейчас! Проездом из Второримской губернии в Камбалу – прославленный на всю Ойойкумену миннезингер Шланг! Единственный концерт! Оставайтесь с нами!
Шланг продолжал, переведя дух:
Теперь все повернулись к Шлангу и, ошеломленно хлопая глазами, воззрились на него. Я побежала к следующей юрте, чтоб откинуть полог. Шланг, умница, закончив песню, тут же затянул другую. Старики, женщины и дети, позабыв о картинках, потянулись за ним.
распевал миннезингер.
– Оставайтесь с нами! – кричала я.
Избавление от заклятья затянулось до ночи. Шланг не халтурил, перебирая все, что приходило ему на память – от сочинений трубадуров минувших веков до детских песенок. И когда стемнело, засыпая, я слышала его голос. Самого Шланга не было видно – он был окружен благодарными слушателями.
Не успела я увериться, что от компании, которой я обзавелась по выезде из Червоной Руты, есть польза, как мне пришлось в этом усомниться.
Граф-воевода заявил, что нельзя оставлять белышей в трудный час – мы, мол, в ответе за тех, кого расколдовали. Хотя у кочевников и впрямь началась депрессия после ремиссии, наверняка они бы и без нас справились, в степи народ крепкий. Но остальные сочли возможным поддержать Бана. И, вместо того, чтобы встать на хвост убегающему магу, мы на пару дней застряли на стоянке.
К счастью для белышей, Ик Бен Банг угнал не всех лошадей, а в основном просто распугал их, чтобы предотвратить возможность погони. Это выяснили в первый же день Ласкавый и Кирдык, отправившись на разведку. Так что в эти дни кочевники были заняты тем, что собирали разбежавшийся табун. Разумеется, это касалось рядовых белышей. Знать, во главе с Тарбаган-мэргэном, пировала с Бан-ханом и Ауди- баем.
Однако наибольшие испытания ожидали Шланга. Женское население, разбуженное ото сна, усиленно жаждало его отблагодарить. К чести миннезингера надо сказать – каким бы задохликом он ни выглядел, не одна не ушла обиженной.
– Это что, – гордо сказал он мне, – вот когда я на вершине славы был, там такое творилось! Бабы, пи- пи-пи, в очередь на квартал выстраивались! Графини и баронессы в космы друг другу вцеплялись!
Меня поначалу этот избыточный успех Шланга несколько беспокоил, и я опасалась, что белыши, полностью оправившись от последствий колдовства, снова возьмутся за сабли, дабы отмстить поругателю женской чести. Но Кирдык успокоил меня, заметив, что у степняков девушек держат свободно, и до замужества им многое дозволено.
Я не была уверена, что все степные красавицы, лоснящиеся от бараньего сала (единственная косметика, которую они признавали), осаждавшие Шланга, были незамужними девицами. Но, когда в племени народятся белобрысые младенцы, мы, надеюсь, будем уже далеко.
Мне в эти дни делать было решительно нечего. На пиру мне по статусу не полагалось находиться, и это не очень меня огорчало. Побывала я уже на празднествах степных народов и никакой роскоши и размаха в них не видела. Правда, белыши не злоупотребляли кониной, как хамы, либо дурманящими веществами, как Пришельцы с Заокраинного Запада. Но то, что они именовали чаем, употреблять мог только весьма закаленный человек. То же относится к кумысу и айрану. Проводить время с женщинами я не могла. Ну, не сложились у нас отношения. Особенно после того, как я прибрала по юртам обрывки колдовской раскладки и предала их огню. Знаю, что книги жечь нехорошо, но вдруг колдовство Ик Бен Банга дает рецидив? Однако женщины после того стали смотреть на меня косо – при их разрезе глаз это удавалось без труда – и называть меня «перерожденной шаманкой».
После того, как пиршество закончилось, начался военный совет. Вот туда меня позвали. Собственно, от наших обычных посиделок у костра совет отличался тем, что отсутствовал Шланг (он был все еще занят с поклонницами), но присутствовал Тарбаган-мэргэн. Он держал речь первым:
– Бан-хан и его храбрые воины! Вы идете в поход против злобного убыр-кеше. Предлагаю вам заключить союз. Как только мы вернем всех наших коней, я пошлю гонцов по всем улусам. Мы соберем Большой Заболтай степных племен, и если он постановит начать войну, вся степь выступит в поход.
Я ужаснулась. Эдак мы до будущей весны с места не сдвинемся! Да еще целое войско претендентов на Золотого Фазана!
Это в состоянии понять был и граф-воевода. Он сделал знак Кирдыку, чтоб переводил.
– Нам приятен союз с такими храбрецами, как рыцарь Тарбаган. Но покуда войско будет собираться в поход, злой колдун может укрыться за хребтом Балалайских гор. Поэтому мы отправимся незамедлительно. А вы, если не получите от нас известий, выступите, дабы поддержать – и, может быть, отомстить за нас!
Мне идея насчет «отомстить» не понравилась. Предпочитаю мстить за себя лично. А лучше, чтоб до мести вообще дело не доходило. Но Тарбаган-мэргэн как-то подозрительно быстро согласился. Должно быть, он и впрямь мечтал о покое, а не о подвигах, и поход этот предложил, чтобы сохранить лицо.
– Ты лучше скажи, кто там дальше кочует? – спросил Кирдык уже от себя.
– Перемячи. А дальше только урки бывают, на Упал в набеги ходят.
– Урки – это моя забота. А вот дай нам пайцзу для перемячей, чтоб они нас пропустили.
