На самом деле почти никто из тех, кто складывал эти песни, видел, как мы скакали к главной пирамиде.
Атланты спрятались в своих каменных домах. Они боялись мрака, ночи, боялись всего, что нарушает привычный ход событий. И, как обычно бывает с людьми, они претворили свой ужас в поэтический вымысел.
Я мало могу сказать, что чувствовала, когда летела к Большой Пирамиде. Была некая доля злорадства. Атланты считали нас голыми и грязными варварами – и что они теперь перед этими варварами? (Правда, что до меня, я оказалась не столько грязной, сколько мокрой.) И одновременно я была довольна тем, что атланты отсиживаются в домах.
Мне не хотелось вести бой в стенах города. Погибло бы слишком много постороннего народа.
Когда я была в Трое, то прикидывала, как это могло бы быть. Получалась настоящая бойня. И тогда я решила по возможности избегать этого…
И все же оставалось смутное недовольство тем, что никто не выходит к нам навстречу, что не с кем обменяться ударами и отвести душу… Но все это было как-то побоку. Потому что основное дело – Большая Пирамида. Остальное не имело значения.
Она выросла перед нами потому, что так замыслили неизвестные строители. Тьма во тьме, но наверху горели факелы – единственные, какие я увидела в городе. Ступенчатая гора, уступы из тесаного камня, четыре лестницы, ведущие во все стороны света…
Я уже знала, как она выглядит. На вершине – каменная платформа с жертвенником, под ней – внутренний храм. Вдоль лестницы тянулись желоба, по ним, вероятно, могли бы лить в целях обороны горящую «кровь огня», но, верно, сверху им показалось, что нас слишком мало, и этого не понадобится.
Какие-то люди – храмовая стража, надо полагать – бросились на нас у низкого заграждения.
Мои самофракийцы радостно завопили, увидев, что дело не ограничится столкновением у ворот.
Я спрыгнула на землю. Кто-то тут же сунулся под мою руку, размахивая чем-то вроде молота. Он не успел увернуться. После Талоса человеческая плоть казалась странно податливой.
И все же я предпочла бы достойного противника в человеческом облике, а не медного великана. Но мне было некогда. Я раскидала каких-то, подвернувшихся на дороге, и предоставила разбираться с ними своим людям.
Времени не оставалось. Я побежала вверх по лестнице. Не знаю, с какой целью ступени сделали такими высокими, на высоте бедра. Каково шагать по ним коротконогим? И было их по девяносто одной с каждой стороны. Это я тоже знала.
Я бежала по этим ступеням. И не подозревала, что так тороплюсь. Что-то хрустело и ломалось под моими подошвами – кажется, ступени были посыпаны раковинами. Хорошо, что я не сняла сапоги, хотя в них и хлюпала вода.
Некто с криком бросился на меня сверху, но прыгнул так неудачно, что мой меч без всяких усилий оказался прямо у него в животе. На нем не было лат, мельком отметила я, выдергивая меч. Потому что мне было некогда.
И снова я бежала по этим безумным ступеням, не приспособленным, чтобы по ним ходили люди. Только жертвы. А я жертвой не бывала сроду. Потом ступени кончились.
Человека на краю, который пытался ударить меня факелом, я просто схватила за длинную хламиду и спустила вниз по лестнице. Не разобьется – пусть благодарит Богиню.
Другому врезала сапогом под дых, он покатился мне под ноги, я перескочила через него и оказалась на середине платформы.
И, наконец… Я не сразу поняла, что это они. Показалось, какие-то эфиопы или другие люди Земли Жары. Потом вспомнила, что тела жертв покрывают священной лазурной краской. Сейчас, в темноте, она казалась черной.
Двое людей, мужчина и женщина, распластанные на жертвеннике, руки и ноги прикручены сыромятными ремнями к укрепленным в камне бронзовым кольцам. Эти люди были еще более голыми, чем я.
На мне, по крайней мере, имелись сапоги, перевязь и шейный обруч.
И эти люди были живы.
Вскочив на жертвенник, я разрубила ремни и, подцепив мечом бронзовые кольца, вырвала их из гнезд – это оказалось совсем нетрудно – и бросила вниз. Они, звеня, поскакали по ступеням пирамиды. А потом я воткнула меч в щель между плитами, как подобает при поклонении Богине – меч на жертвеннике рукояткой вниз. И Солнце вернулось на свое место.
Главный покой внутреннего храма, располагавшийся под жертвенной платформой, оказался совсем небольшим. Мы все в нем едва помещались.
Это была квадратная полутемная комната, стены покрыты барельефами. Какие-то совершенно незнакомые мне звери и птицы, жуткие оскаленные морды и, разумеется, повторяющееся изображение солнечного диска.
Ихи с проклятиями (я еще недостаточно знала атлантский язык, но не сомневалась, что это были именно проклятия) плескался в бадье с водой – смывал жертвенную краску. Его сестра молча сидела в углу, кутаясь в шафранную занавесь, содранную со стены.
Я в это время слушала сообщения вестовых – Биа и Геланора, прибывших от Аэлло и Мелайны.
Кто-то из советниц, поднявшись, перебросил мне чистую рубаху – у Хтонии, видимо, оказалась в седельной сумке. Сама Хтония находилась наверху, наблюдая за городом с вершины пирамиды.
С лестницы, которая вела на жертвенную платформу, пробивался солнечный свет, и это было сейчас в храме единственное освещение.
Геланор сообщил, что Дворец Справедливости захвачен без сопротивления. Местные чиновники
