волосах зияли глубокие залысины прямо над тонкими бровями.
– Вы пришли получить тело? – осведомился он гулким, утробным голосом.
– Нет, – ответил Мэллори, – я ищу полковника Каррутерса.
Мужчина улыбнулся, показав ряд желтых кривых зубов.
– А! Значит, вам нужен Патологиум.
– В самом деле?
– Да. – Мужчина с прищуром пригляделся к Эогиппусу. – Боюсь, собакам у нас вход воспрещен.
– Он конь, – поправил Мэллори. Встав из-за стола и подойдя к ним, мужчина наклонился и оглядел Эогиппуса.
– В самом деле, – наконец признал он и выпрямился. – У нас нет никаких правил, запрещающих входить лошадям, хотя это и крайне неординарная ситуация. – Снова осмотрев крохотного конька, он пожал узкими плечами. – Впрочем, одним нарушением норм больше, одним меньше – разница невелика. Пожалуйста, следуйте за мной, сэр.
Он вышел в ближайшую дверь, а Мэллори с Эогиппусом последовали за ним по пятам в тесный коридорчик, осиянный свечами, установленными в оловянных бра, развешанных через равные промежутки по обеим стенам. Миновав коридор, мужчина вывел их к винтовой лестнице и начал спускаться.
– Так что же такое Патологиум? – спросил Мэллори, поднимая Эогиппуса, чтобы снова взять под мышку.
– Это складское помещение при покойницкой, находящейся наверху.
– Там хранят тела?
– Гробы.
– И Каррутерс живет прямо там? – с подозрением уточнил Мэллори.
– Совершенно верно.
– Пусть мой вопрос покажется глупым, но все-таки, – не унимался Мэллори, – полковник живой человек?
– Определенно.
– А вы и полковник работаете в этом Патологиуме?
– Мы живем там, – рассмеялся старик.
– В морге? – не поверил Мэллори.
– Далеко не все настолько удачливы, чтобы отложить довольно средств для ухода на покой, сэр, – сходя с нижней ступеньки, поведал старик. – Морг же обеспечивает нас теплым, сухим помещением для визитов и чудесным запасом воистину шикарных гробов для сна, а взамен мы по мере надобности делаем кое-какую работу по обслуживанию.
– И гробы передают в ваше постоянное пользование?
– Боже мой, конечно нет! Они нужны для дела. Все гробы выставлены для продажи. Но как только гроб продан, приходится пополнять запас; администрация попала бы в очень неловкое положение, если бы тел оказалось больше, чем гробов. – Он помолчал. – В общем, это вроде смены постели каждые пару дней, и помогает скрасить однообразие жизни.
– Это ж вроде бы неудобно, – заметил Мэллори.
– О нет, сэр! Современные гробы вполне просторны и роскошны. Если честно, я могу без зазрения совести признаться, что у меня ни разу в жизни не было кровати, хотя бы вполовину столь же удобной, как гроб. – Старик дошел до конца коридора. – Вот и пришли, сэр. Сейчас я вам покажу полковника.
Он распахнул дверь, и Мэллори с Эогиппусом вслед за ним переступили порог просторного помещения.
В дальнем конце комнаты стояло гробов сорок с лишком, каждый на своем столе – многие довольно изысканные, но было несколько довольно заурядных и невзрачных. Почти все гробы были снабжены подушками и одеялами, а приглядевшись, детектив обнаружил, что в полудюжине гробов спит с полдюжины стариков и старух. Один старик с плеером и в наушниках постукивал пальцами по бортику гроба в такт музыке.
Остальная часть помещения смахивала на вестибюль старой гостиницы, пребывающей в доброй исправности, но отчаянно нуждающейся в смене декора. Кресла и диваны, пусть глубокие и удобные, давным-давно устарели, узор ковра считался старомодным еще до Второй мировой войны, красивые пепельницы почти не годились для использования по прямому назначению, стены украшали эстампы в позолоченных рамках работы художников давно почивших, но забытых еще задолго до того. Фонограф с изображением собаки, слушающей голос своего хозяина [8], проигрывал на 78 оборотах в минуту одну из забывшихся любовных песенок Руди Уолли. [9]
В креслах и на диванах сидели мужчины и женщины, большей частью довольно старые. Двое мужчин щеголяли весьма неофициальными нарядами – белыми теннисными костюмами, а еще один облачился в спортивную рубашку, фуфайку без рукавов, кожаную кепку для гольфа, бриджи и шипованные туфли, но остальные были одеты в темные костюмы, белые рубашки со стоячими воротничками и галстуки сумрачных цветов. Женщины отдавали предпочтение либо ситцевым платьям, либо деловым костюмам; большинство при том были в шляпках с вуалями; некоторые дополнили наряд лайковыми перчатками, а одна – древняя, седая как лунь старуха с царственной осанкой куталась в меховую пелерину, с виду целиком состоящую из лисьих голов, хвостов и лап, и каждая последующая голова энергично вгрызалась в хвост предыдущей. Почти у всех в руках были чашечки с кофе, а большинство еще и угощалось печеньем или пирожными.
В дальнем конце комнаты, поближе к гробам, сидела дородная дама, прямо искрившаяся жизнерадостностью. В ее темно-рыжих волосах, стянутых в плотный узел, не было ни единого седого волоска, хотя на вид ей было от шестидесяти до шестидесяти пяти. Костюм ее состоял из коричневого
