существования чудовищного по форме и содержанию явления, именуемого организованным преступным сообществом. Любая из трех ветвей власти находилась под полным контролем Хараева, Магомедова и их банды. Правосудие Мининской области, ведомое одряхлевшим физически и деморализованным внутренне Водопьяновым, не боясь ни суда Верховного, ни суда Высшего, отстраняло от должности независимых судей, встававших на пути этой, набирающей ход махины, создавало все условия для беспрепятственного проникновения криминала во властные и коммерческие структуры и питалось от них, как вурдалак питается кровью загнанной в угол жертвы.
Надзирающий за исполнением законов орган – областная прокуратура была поражена вирусом коррупции не менее, чем судебная власть. И всем заправляли преступные этнические группировки, подчиненные сообществу Магомедова—Хараева.
Те, кто пытался сопротивляться такому положению вещей, подлежали немедленному уничтожению. Кто помогал в меру своих сил и возможностей – оставались работать под диктуемые правила поведения.
Кряжин засел с карандашом и бумагой за стол гостиничного номера и вместе с оперативниками подсчитал вероятный ущерб, нанесенный действиями «новой» политической структуры государству. Выходило ни много ни мало, а почти два миллиарда долларов.
Он не поверил и пересчитал еще раз. Нашли ошибку. Кряжин успокоился. Ущерб составлял что-то порядка двух с половиной миллиардов. Это было более похоже на правду. А в какую сумму оцениваются жизни физически устраненных руководителей коммерческих и властных структур? А людей, случайно оказавшихся на пути катящегося криминального кома?
Трудно подсчитать. И Кряжин снова предался воспоминаниям о событиях последних нескольких лет. За четыре года убито четыре губернатора не самых маленьких по размеру и государственному значению областей и краев.
Отправив измученных оперативников спать, он включил лампу и принялся уточнять то, что обычно уточняет следователь прокуратуры, пытаясь уяснить наличие или отсутствие связующего звена между внешне ничем не связанными событиями, – отождествлять личности убитых, их сложившиеся взаимоотношения с субъектами преступлений.
Ночь была длинна. Октябрьские ночи всегда длинны.
К началу пятого часа утра разделенный на четыре части лист на столе был заполнен убористым почерком советника. Его легкие уже не могли принимать табачный дым, желудок категорически отказывался от чая, а на лице царило удовлетворение.
Все четверо не были случайными людьми, поставленными для исполнения обязанностей глав администраций областей «центром». Не потому, что были избраны всенародным голосованием жителей, так избираются все губернаторы. Из выясненных Кряжиным ранее и имеющихся обстоятельств сейчас ему было доподлинно известно, что все четверо ощущали любовь избирателей и их поддержку без дополнительной любви и участия избирательных комиссий. Это были лидеры в своих регионах.
Все четверо пришли и сели в кресло губернаторов не с улицы и приехали не из Москвы. Их знали все время их существования: от отрочества и до зрелости, и никогда они не были замечены в политических скандалах или играх, судейство на которых осуществляли политические формации, занимающие четыре с половиной сотни кресел на Охотном Ряду. Они принадлежали партиям, да, но кто сейчас партиям не принадлежит? Другое дело – не занимались делами в их угоду, жертвуя интересами местных жителей. Скорее наоборот.
Каждый из рано ушедших губернаторов до вступления в должность жил в крае и был предан ремеслу, богатством которого славен этот край. Исключением являлся лишь отставной генерал, но это скорее подтверждение правила, нежели исключение из него – руководимый им субъект Федерации был серьезным стратегическим плацдармом, из которого черпала силу и средства армия страны, не сумевшая сберечь своего генерала.
Все четверо до вступления в должность имели глобальный опыт руководящей работы и, как принято теперь говорить, являлись «грамотными управленцами». От низового исполнительного звена до руководителя на «Мерседесе» они прошли без присвоения внеочередной должности. Проще говоря – каждый из них не понаслышке знал специфику деятельности работы краевых ответственных работников, понимал их проблемы и мог безошибочно определить степень их причастности к теневому бизнесу.
По-видимому, последнее и явилось камнем преткновения для каждого из них. Все четверо в определенную пору своего властвования вставали перед проблемой: уступить надвигающемуся криминалу или преградить ему дорогу в регион.
Кряжин отложил карандаш в сторону и размял покрасневшие глаза пальцами. Он в который раз снял трубку телефона и услышал почтительный голос коридорного по имени Толян.
– Толян, это я.
– А, понял, – отозвался тот. – Сейчас вскипячу и принесу.
– И коньяка туда влей чайную ложку. Только чайную, Толян! Понимаю, что надоел, но не клофелину, Толян, а коньяку!
Коридорный хохотнул. Ему нравился этот мужик. Тот еще ни разу не дал на чай и в этом, наверное, прав. «Если каждый раз давать коридорному на чай после стольких чашек чая, то у коридорного разорвется мочевой пузырь, и он ошпарит себе ноги», – сказал мужик Толяну, и тот ему после этого все простил.
Интересно, думал Толян, опять поспевая на этаж с подносом с дымящейся чашкой, откуда этот мужик? По привычным прикидкам – вроде не блатной. Хотя в чем-то его поведение этому определению отвечает. Голос с хрипотцой, движения вялые, но уверенные, взгляд не резок, но тверд и остер.
Наверное, все-таки из братвы. Причем серьезной, братвой себя не именующей. Скорее – крупным бизнесменом от авторитетного столичного сообщества. Двое с ним – порученцы. «Шестерки». Мальчики на побегушках.
На четвертом этаже гостиницы, спорно называющей себя четырехзвездочным отелем «Север», Толян привычно прошагал пятнадцать шагов и остановился у номера. Постучал.
– Анатолий, ты?
– Я, Иван Дмитриевич, – ответил довольный коридорный.
А гость занят своими делами. Дверь одной рукой открывает, а второй что-то прячет за спиной. Наверняка документы конфиденциальные.
Толян прошел к заваленному бумагами столу, выставил на него чашку и, выдавая свое нежелание покидать номер, завел поднос за спину.
– А кто же еще, как не я, Иван Дмитриевич?
– Ну, мало ли, – буркнул всегда спокойный гость. – Может, другой коридорный.
Толян улыбнулся.
– Два коридорных ночью на одном этаже столкнуться не могут. Точно так же, как не могут столкнуться две горничные или два управляющих.
Последнее сравнение ему понравилось больше всего. Два управляющих – смешно сказал, ей-богу, оригинально.
– Что так? – удивился мужик с сединой в висках.
– После двадцати двух часов в гостиницах остается по одному коридорному на этаже и одной горничной. А про администратора вообще говорить нечего.
– Садись, – вдруг разрешил мужчина, отпив чаю. – Давно здесь?
– Нет, – ответил Толян. – Первый год. До этого в «Адмирале Бенбоу» работал. Скукота. Одна пьяная матросня и проститутки на пару с командированными. Основные ночные заказы – презервативы и водка.
– А что, во всех гостиницах на ночь по одному представителю профессии остается? – и он снова отпил чаю.
– Ну, не знаю, как во всех, но любой управляющий – не дурак. Зачем платить лишние деньги персоналу, если одному ночью делать бывает нечего?
– Резонно, – и мужик вдруг окаменел. Лишь чашка в его руке, чуть подрагивая, играла кляксой чая.
– Чего еще? – спросил Толян. – Может, коньяку?
Но тот вместо ответа встал и прошелся по номеру.
– Ночевал я как-то в одной гостинице, Анатолий, – сказал мужчина. – У меня работа такая – по стране
