Сладость шоколадного крема смешивалась с ужасно солеными слезами.
На пятом пирожном Динни приняла решение.
Алан ничего не узнает до тех пор, пока не состоятся похороны Линды и Патрик не вернется обратно на Кипр.
Вряд ли он полетит за Патриком туда выяснять отношения…
Во всем случившемся виновата только она, Динни.
Вернее, не так: она несет ответственность за происшедшее. Если бы она твердо отказала Патрику, если бы она уверенно пресекала все его ухаживания и попытки соблазнения, ничего бы не произошло.
В конце концов, если она оказалась бы не в состоянии справиться с домогательствами Патрика самостоятельно, ей просто-напросто пришлось бы рассказать обо всем мужу.
Но и тогда ситуация разрешилась бы не с такими серьезными последствиями…
Алан узнает о случившемся только тогда, когда все уже будет позади. Решение принято и собственному обсуждению и пересмотру не подлежит.
22
Небольшая группа людей, одетых в черное, казалась просто большим куском вывернутого из земли дерна на зеленом фоне травы. Пока еще зеленом…
Потихоньку вступала в свои права шотландская осень. То тут, то там в листве проглядывало матовое золото или безудержный бронзовый росчерк. Реже – бордовый и красный цвета.
Динни так впоследствии и не поняла, откуда у нее взялись силы на это все.
Поиск черного закрытого платья накануне днем, затем вечерняя беседа с Аланом. Ночью они занимались любовью, и он шептал, как она дорога ему, как он боится потерять ее и как не хочет отпускать от себя.
А Динни, мучимая угрызениями совести, никак не могла насладиться тем, что он пытался дать ей, в полной мере.
Наутро они почти в полном молчании собрались, оделись и отправились на кладбище, по пути заехав за Патриком.
Динни обняла его, чтобы утешить. Теперь у нее уже было ощущение, что она обнимает брата. Огня, искры и притяжения не было и в помине.
Но откуда у нее взялись силы, чтобы спокойно смотреть – именно смотреть, а не скользить глазами – на его измученное худое лицо, с которого словно смылся кипрский загар и природная смуглость. Смотреть, говорить слова утешения, поддерживать. Динни не знала, откуда у нее силы и каков их запас…
С Линдой на кладбище они прощались недолго. Динни впервые видела смерть так близко – смерть взрослого, здорового, знакомого и приятного для нее человека, женщины любящей и… любимой.
Потому что после похорон, когда гроб уже был опущен в землю и каждый кинул горсть земли на крышку перед тем, как начали зарывать могилу, Патрик не выдержал, сломался.
Он опустился на колени, закрыл лицо руками и зарыдал беззвучно, страшно. Динни опустилась рядом на корточки, и то же самое сделал Алан. Они обнимали Патрика, с трудом разбирая, что он шепчет сквозь судорожно сжатые пальцы:
– Я же любил ее… Как же так? Почему? Я ведь правда любил ее… За что? За что?!
– Пойдем, не надо. – Алан попытался поднять его.
– Оставь его, Алан, – сказала Динни. – Если ему нужно, то пусть лучше плачет сейчас – и не один, а рядом с нами.
Патрик глубоко вздохнул и поднялся, вытирая лицо рукавом.
– Ладно, я в порядке, – проговорил он. – Я верю, что она знала о моих чувствах. Должна была знать. Я буду в это верить.
– Когда веришь, легче, – отозвался Алан.
Динни молчала. Она твердила себе, что подумает обо всем этом после. После, когда все успокоится и заживет.
Самое главное – надо было жить дальше.
Прошло две недели с тех пор, как похоронили Линду. Неделю назад Патрик улетел на Кипр. Но улетел он не один, а в сопровождении Меркьюри. Он успел сильно к нему привязаться. Алан и Динни решили отдать ему собаку – это меньшее, что они могут для него сделать.
Две недели минуло, а Динни все никак не могла набраться смелости и поговорить с Аланом.
Она жила, как сомнамбула. Вроде наладился какой-то неспешный, размеренный ритм. Гонка Алана по масштабному проекту подходила к концу, подчищались хвосты и доделывались кое-какие мелочи. Алан был доволен и спокоен, удовлетворившись проделанной работой. Он стал чуть позже уходить в офис, раньше возвращаться, и вообще старался проводить с Динни больше времени.
Ее потухшее и подавленное состояние он объяснял слишком сильным впечатлением от пережитого. Алан окружал ее заботой, вниманием и подарками, даже не подозревая, что делает ей этим только хуже…
Как-то он неожиданно рано приехал из офиса, заставил Динни спешно собраться и повез ужинать в новый, недавно открывшийся, но уже успевший завоевать популярность итальянский ресторан. Динни любила итальянскую кухню. Расслабившись в атмосфере красивого дизайна, ненавязчивого внимания официантов, потрясающе вкусных запахов, она даже немного развеселилась.
После тальятелли с белыми грибами и белым же вином она попросила вишневый штрудель с мороженым на десерт. Радуясь, она уплетала лакомство как ребенок, а Алан смотрел на нее с тихой нежностью.
– Если ты закончила, – сказал он, – то у меня для тебя есть сюрприз.
– Вообще-то я еще не закончила, – весело заявила Динни. – А что за сюрприз?
– Ну раз не закончила, то доедай, не буду тебя отвлекать.
– Нечего меня дразнить!
– А что же еще с тобой делать?
– Откуда я знаю, – пожала плечами Динни.
– Зато я знаю. Всячески оберегать, холить, лелеять и нежить. Такая женщина, как ты, украшение любого мужчины. А досталась ты именно мне. Невероятное везение! Не знаешь, как его можно объяснить? – Алан запрокинул голову и счастливо засмеялся.
Динни в упор посмотрела на него.
– Ты уверен, что это везение?
– Ну конечно, – спокойно ответил он. – Для какой еще женщины я стал бы…
– Что стал бы?
Вместо ответа Алан достал из кармана небольшую плоскую коробочку.
– Открой, пожалуйста, – попросил он, двигая ее по скатерти в направлении Динни.
Динни пожала плечами и открыла.
На сказочно нежном бархате, едва не тающем, подобно крем-брюле, лежал большой рубиновый кулон, очертаниями напоминающий сердце. Рубин был облечен в необычайно тонкой резьбы серебряную сетку, к которой крепилась причудливая тонкая цепочка, тоже серебряная.
Динни подняла глаза на мужа.
– Это сделано по индивидуальному заказу, – пояснил он. – Очень тонкая ювелирная работа.
– А… кто же разрабатывал дизайн?
– Дизайн разрабатывал я сам.
– Ты?!
– Кто же еще? Теперь ты знаешь, что твой муж способен не только заморачиваться компьютерными сетями и проектами, но еще и вдохновляться прекрасным. Согласна?
Динни постаралась незаметно смахнуть украдкой набежавшую слезинку.
– Ты так и не сказала, нравится ли тебе, – вздохнул Алан.
– Очень нравится, – тихо сказала Динни. – Спасибо тебе.
– Это тебе спасибо. Ты же знаешь, я люблю делать тебе подарки. А если еще получается и удивить…
– Да, удивить получилось, – кивнула она.
– Ну тогда поехали?
– Куда? – удивилась она.
