если надо, от кого-нибудь…
– А почему твой муж сам не нанимается? Что он вперед себя бабу послал? – недоверчиво сощурился хозяин.
Ирица обвела взглядом людей.
– Ему медведь на охоте все лицо порвал, – она согнула пальцы, как когти, и провела ими у себя перед лицом. – Он не любит показываться лишний раз. Говорит, что страшный, вы его сразу прогоните.
– Что, очень страшен с виду? – с уважением спросил хозяин.
– Очень! – заверила Ирица.
Так ей велел говорить Берест.
Хозяин глубоко задумался.
– Ну, пусть приходит. Скажи: не испугаемся. Если он подходящий нам человек, то какая бы там рожа у него страшная ни была, заплатим ему. Кажись, есть для него работа.
– Берест! – позвала Ирица, оборачиваясь в сторону леса. – Выходи: они обещали не бояться!
Когда Берест учил ее, что сказать людям на хуторе, Ирица никак не могла понять одного. Она думала, что все люди говорят на человеческом языке, на котором говорил с ней Берест. А Берест сказал:
– Тут, в Анвардене, свое наречие. Как же они тебя поймут?
Берест на каменоломнях научился чужому языку. Говорил он плохо, не бегло, но высказать свои мысли мог. А как Ирица объяснится с местными хуторянами?
– А как же ты, лесовица, понимаешь мои слова? – задумался Берест. – Ты ведь в Даргороде не бывала!
– Как ты разговариваешь, так и я стала, – ответила Ирица.
Берест покачал головой:
– Ну-ка, Ирица, а что я сейчас скажу?
И произнес на наречии Анвардена:
– Лэри – лесная девица – понимаешь ли ты, что я сказал?
Ирица услышала совсем незнакомые слова и подняла тонкие брови. Лесовица понимала речь Береста, хотя она и звучала на другой лад.
Ирица ответила, запинаясь:
– Я лэри, лесная девица. Я понимаю…
Она увидела смысл слов в его разуме. Берест засмеялся.
– Диво ты лесное, Ирица! И впрямь, ты можешь видеть все, что я думаю, что вспоминаю… И мои сны, да?
Он покачал головой, не зная, что и сказать об этом.
– Могу, – подтвердила Ирица. – Ведь я видела, что ты вспоминал про каменоломни. Но теперь я так не делаю. Я хочу как люди – говорить словами. Чтобы ты мне словами все объяснял.
Берест смотрел на нее, приоткрыв рот. «Вот так дела! – подумалось ему. – Зачаровал я лесовицу: в человека оборотил!»
Пока Ирица рассказывала хуторянину о своем муже, лицо которому будто бы навсегда обезобразил на охоте медведь, Берест стоял за деревом у самого края леса. Она окликнула: «Берест, выходи!» – и он вышел, подошел и встал рядом с Ирицей.
Хозяин хутора посмотрел на молодого бродягу с обросшим и исхудавшим лицом, сильно оборванного.
– Так ты кто такой? – недоверчиво спросил хуторянин, сжимая в руке топор. – Жена твоя говорила, что тебе медведь лицо располосовал, так что ты людям теперь на глаза не показываешься. А я смотрю, рожа у тебя хотя и разбойничья, но не то чтобы в шрамах.
– Я не разбойник, – ответил Берест.
– Беглый? – приглушенным голосом спросил Береста хозяин. – С каменоломен? Мор там…
– С каких тебе каменоломен! – вдруг вмешалась хозяйка. – Опомнись! Так с молодой женой и сбежал! Известное дело, какой же кандальник без жены из острога бегает!
– А ты помолчи. Сам вижу, – отмахнулся хозяин. – А по говору слышу, чужак?
– С севера.
– Так не разбойник?
– Нет.
Хозяин махнул рукой:
– Ладно, входи! – и открыл калитку. – Собаки на тебя не лают, – мельком удивился он, бросив взгляд на двух мирно лежащих на земле черных дворовых псов.
Хозяин отвел оборванца с женой в дом, где возле печки пригрелся кот, на столе, накрытом грубой скатертью, лежал свежевыпеченный хлеб. Берест только сжал зубы: от запахов снеди у него закружилась голова.
