осматривал горизонт и, увидев где-то далеко гусей, брал в руки бинокль. Бормотал что-то, разговаривая с ними. Потом, не обращая внимания на уток, рассказывал Петьке о гусях – как и что будет вечером, как стрелять. А Петька разохотился. Уезжать не хотел.
День выдался хороший. На небе ни облачка, солнце припекало, слепило, отражаясь. Вода вокруг была гладкая, и казалось, что теплая. Ветерок чуть пошевеливал тростник. Глядя на всю эту благодать, никак не сказать было, что уже середина октября.
Они собрали битую дичь – уток оказалось много, и разных, Петька никогда таких не видел, – приняли по сто грамм, перекусили и поехали на рыбалку.
Петька развалился на мягком сиденье, курил и, сыто порыгивая, смотрел на мелькающую мимо воду, на водяных курочек, бегом удирающих по поверхности в камышовые заросли, на огромное, чуть белесое осеннее небо. Настроение у него было отличное. Он с удовольствием озирался на уток, лежащих в корме, и думал, что уже не пустой домой приедет. Представил, как пацанам показывает, Светке... И опять вспомнил про деньги.
Не любил он на рыбалке думать про такое, но куда деваться – тесно жили. Вшестером в двухкомнатной. Светкина мать спала на кухне. Так-то, вроде, и ничего, не ругались, но тесно. А месяца два назад сосед Петькин собрался продать свою однокомнатную квартиру. Можно было купить, прорубить дверь, и тогда бы у них стала трехкомнатная. Даже четырех – из соседской кухни получалась отдельная комната для тещи. Они со Светкой не раз рисовали план их новой квартиры, но сосед хотел десять тысяч долларов, и Петька не знал, где их взять. Светка предлагала взять в банке, но смущали большие проценты. Он тогда подумал про Леху. Подсчитал даже, что смог бы отдать лет за пять или за четыре. Но не знал, как спросить. Сидел возле телефона с раскрытой книжкой, курил одну за другой, да так и не позвонил.
Он решительно нахмурился и подумал, что сейчас, наверное, можно. И – опять заволновался. Не знал, с чего начать. Покосился на Леху. Тот, прищурившись, осматривал горизонт. Руки спокойно лежали на руле. Катер летел, чуть подрагивая на мелкой волне.
– Я, это... слышь, Лех... – Петька замялся и трусливо свернул в сторону, – когда же ты работаешь, если ты прямо как егерь. Все тут знаешь... все время на охоте, что ли? – ему самому не понравилось, как он начал. Как будто подлизывался.
Леха повернулся к Петьке.
– Лениться не надо, Петюня. По утрам спать поменьше. – Леха назидательно, но весело смотрел на Петьку. – И похмеляться не надо. Тогда все успеешь.
Петька подумал, что бы такое можно было сказать, но не придумал и понял, что разговора не получится. Просто кивнул головой, что, мол, да, согласен, так оно и есть, а внутри обрадовался, что не успел ничего сказать – все-таки у Лехи большие дела, чувствуется это, чего зря человека дергать. Мелькнуло только, что раньше они как-то легко занимали друг у друга. Леха, кстати, в основном, и занимал.
Вскоре Леха привез его на яму, сказал, как лучше ловить, а сам достал спутниковый телефон. И снова, будто бы назло Петькиной нужде, разговаривая про какую-то большую сделку. Предлагал кому-то пол- лимона баксов. Злился. Потом выключил телефон.
– Вот сука!
– Ты чего? – Петька уже наладил спиннинг и теперь насаживал червей на крючки.
– Да-а, – Леха устраивался спать, уминал спальник под голову, – знает, что мне надо, и выставил две цены. А так-то... вроде кореш. Ну-ну, сучок, поганый, посмотрим еще...
– Что же он за кореш, если... – Петька размахнулся и забросил. Грузило с крючками с хлюпаньем ушло в воду.
Леха подумал о чем-то. Достал сигареты.
– Это мы с тобой кореша, – прикурил, – а с ним просто дела общие. – Он прищурившись глядел в небо. – Но вот ведь фигня, с тобой мы раз в сто лет видимся, а с ним... что за ерунда? – Он еще о чем-то подумал, выбросил бычок. – Ну ладно, он, в общем-то, тоже мужик ничего... – и завалился спать.
Петька подумал было про всех этих бизнесменов – куда им столько денег? Ну заработали и живите, зачем еще-то? Но тут же и забыл об этом, потому что клевало везде, куда ни забрось. Крупная густера, окуни, лещи, небольшие сомики. Сначала Петька складывал в садок всю рыбу, потом вывалил ее в воду, оставив ту, что покрупнее. Потом совсем перестал ловить на червя и поставил блесну. На блесну ловился судак. Почти каждый второй-третий заброс он вытаскивал мерного килограммового клыкастика с глупыми стеклянными глазами. В садке уже не было места, а он все ловил и ловил. Сажал их на веревочный кукан. Солнце приятно пекло, он разделся до пояса и ловил. Временами мимо проплывали местные рыбаки на длинных бударах. Те, что шли снизу, были перегружены рыбой. Еле ползли. И он с завистью на них смотрел.
Так он рыбачил часа два, уже и устал, когда услышал запах сигаретного дыма. Он повернулся и увидел, что Леха проснулся, сидит и смотрит на него.
– И куда ты ее? – спросил, позевывая.
– Слушай, я вот тоже думаю, а засолить негде? Смотри сколько! – Петька с трудом поднял кукан с золотисто-зелеными, мокро блестящими на солнце судаками. – Это вообще!
– Ты знаешь что. – Леха посмотрел на часы, – ты их сейчас выпусти, пока они живые, а завтра вернемся на базу, там то же самое ловится, а еще проще – у рыбаков за бутылку возьмем.
– Да не-е, – поморщился Петька, – так я не люблю, я люблю сам поймать.
– Ну и поймаешь еще, а сейчас уже ехать надо. Гуси летать начали.
Петька с сожалением выпустил рыбу, большая часть ее поплыла по поверхности кверху брюхом. Леха на носу отвязывался от тростника.
Они загнали лодку на место своей ночевки, загрузили в кулас гусиные чучела, оружие, патроны.
– Давай, переходи, – торопил Леха, – на лавочку садись ближе к носу.
Петька с большим сомнением смотрел на убогую плоскодоночку, в которой кроме сетки с чучелами максимум мог поместиться еще один человек. Он толкнул лодчонку шестом, та закачалась, будто пушинка. Никак она не должна была выдержать Петьку с его ста десятью килограммами.
– Слышь-ка, Лех, может, я в катере останусь, не выдержит она нас...
– Давай не бзди, выдержит. Опирайся на шест. Да быстрее давай, гуси ждать не будут, – заорал тот в полный голос и, довольный, рассмеялся, – здесь неглубоко, если что.
И Петька шагнул. Кулас чуть было не ушел вбок из-под его ноги. Он с трудом устоял, держась за шест, аккуратно сел и прихватился руками за борта. Под Лехиным весом лодочка еще притонула, покачалась, но выдержала. Леха уперся шестом, и кулас двинулся неожиданно легко, даже вода тихо зажурчала по бокам.
Они проплыли небольшой мелководный плес с чистой водой и въехали в заросли огромных лопухов, покрывавших большое водяное поле. Это был лотос. Желто-коричневые, засохшие до звона лопушины торчали над водой на метр и полностью скрывали кулас. Только Леха да Петькина голова высовывались поверху. Прочные, толщиной в палец, стебли, покрытые мелкими колючками, громко скребли по бортам, гремели кубышками с семенами, похожими на желуди, цеплялись за сетку с чучелами, но Леха все толкался и толкался шестом, направляя лодку на гусиный гогот.
За лотосом снова открылось небольшое зеркало чистой воды, а дальше – стена сплошного камыша. Гусиный базар шумел где-то за ней, совсем уже недалеко. Петька подумал, что можно попробовать пробиться сквозь эту стенку, но Леха неожиданно направил кулас в сторону.
– Там в углу почище вроде. Может, пролезем?
И правда, здесь камыш рос не так густо, и ку-лас, раздвигая заросли острым носом, медленно продвигался вперед. Петька сидел низко и не мог видеть, что там впереди. Он осторожно обернулся – за лодкой оставалась узкая полоса темной воды с поломанными зелеными стеблями. Впереди вдруг активно, громко загомонили гуси, Петьке показалось, что они уже где-то совсем близко, вроде даже слышно было, как они плещутся. Он повернулся к Лехе.
– Где-то рядом! – зашептал.
– Да, блин, рядом-то рядом, метров сто, может, но туда еще попасть надо! – Леха вытер пот со лба и снова навалился на шест.
Вскоре камыш стал пореже, кулас пошел легче, и они выползли в узенький лотосок. Впереди показалась чистая вода. В центре небольшого ильменя плавало с десяток гусей, других не было видно, но хорошо было
