записал он соседей да дальних родственников – седьмая вода на киселе... и всё! И ладно что на другом конце поселка он мало кого знал, но и тут-то, в соседних улицах, жили какие-то, у ворот сидели, в магазине мелочь считали, и он, конечно, знал их, на его глазах и состарились, но как кого зовут по имени-отчеству? Да и... инвалиды они, нет ли? Может, они и не нуждаются, может, дети за ними смотрят. Вон к Мерзлякову дочка каждый день бегает. И внуки бывают.
И он решил, что надо все-таки список. Всех-то стариков не обнесешь. Оделся и пошел в сарай.
Уже светало. Падал мягкий снежок. «Это хорошо, Новый год со снегом будет», – думал Данилов, снимая с крюка лосиный передок. Он уложил его на чурку, помозговал, как рубить, и, не зная, сколько же все-таки этих стариков, решил помельче. Мясо было мерзлое, рубилось легко. Он отделил ребра от хребта, помельчил их как на суп, а сам все представлял, как несет дядь Коле – отцу Славки-ному – большой, чуток закровавленный кулек из газеты. У него самого отец умер рано, когда еще мальчишкой был, и дядь Коля был ему почти родной. И со Славкой они тогда были неразлейво-да. А теперь-то вот и дядь Колю давно не видел. А ведь Славка обидится – пришло вдруг в голову. Узнает, что я к отцу приходил помогать, так... Данилов воткнул топор в плаху... не надо бы так. Просто бы когда зашел, мясом угостил, это да, а так нет. Славке под пьяную руку это дело попадет, так драться прибежит, в морду мне это мясо бросит. Черт! Данилов хмурый сел на чурку. И захочешь чего доброго сделать, дак еще как его сделать-то?!
У ворот остановилась машина. Захлопали дверцы. Данилов очнулся, подумал даже – не убрать ли это мясо подальше. Отвез бы в ресторан, и черт с ним.
– Здорово, Василий Андреич! – Глава администрации входил во двор. – Ты, значит, вон чего! Молодец!
Они поздоровались за руку. Глава был красивый, высокий и грузный. Когда-то он был секретарем райкома, потом директором совхоза, а теперь, когда совхоза не стало, третий срок уже ходил в главах администрации. Он был в унтах и тепло одет. «На рыбалку собрался», – догадался Данилов.
– Это хорошо, молодец, – повторил глава, осматривая мясо и надевая варежку. – Бык-то какой здоровый. И жирный, зима вроде, а вон, жиру-то! Отрубил бы девчонкам в администрацию по куску.
– Дак. – Данилов глянул на Сашку, соображая, не рассказал ли он, что лося всего половина, и растерянно повел рукой в сторону мяса.
Глава по-своему понял этот взгляд, засмеялся, как будто это была шутка.
– Давай только как следует все это дело оформим. У нас пакеты есть хорошие с эмблемой поселка, список девчонки дадут, ну и тоже – пусть помогут разнести. Я бы и сам пошел, да мне сегодня некогда, в город еду.
Сашка остался рубить мясо, а Данилов с главой зашли в избу. Наталья, пришедшая прибраться с утра, уже вымыла стол, притерла полы. Данилов достал из холодильника водку. Налил. Глава поднял стопку.
– Вот что я вам скажу, ребята! – начал он громко, так, чтобы и Наталья слышала из кухни. – Я просто скажу! Побольше бы нам таких добрых дел! И все бы у нас было хорошо! И нам, администрации, полегче было бы. А то знаешь сколько у меня этих пенсионеров? И всем надо! Кому дров, кому чего! А тут вот! И небольшая вроде помощь, а... – Глава развел руками. – Спасибо тебе, и низкий поклон от людей.
Он, однако, даже головы не склонил, а просто выпил, занюхал куском хлеба и мимо ничего не понимавшей Натальи направился к выходу. Уже в сенях нагнулся к Данилову:
– Ты девчонкам по паре кусков брось, а то они у меня хуже пенсионеров – зарплаты-то никакие...
Они с Сашкой загрузили мясо в уазик-буханку, и Сашка поехал в администрацию. Данилов не поехал. Хотел по-людски, а тут черт-те что... Домой пошел.
Дома он отдал деньги жене, умылся и молча сел есть. Хотел рассказать про мясо, но не знал, с чего начать. То ли про стариков, то ли про главу с его бабами, опухшими от недоедания. Так и ел молча. Поев, завалился спать, совсем вымотался за три дня охоты. Заснул сразу, но уже через час проснулся. Злой лежал, стиснув зубы, представлял, как Сашка ходит сейчас с бабами из администрации, и остро, с обидой чувствовал, что это совсем не то, что должно было быть сделано. Ему казалось, что стариков только унизит это мясо. Он вспоминал, как они с Николаичем с шутками заходили, уважительно здоровались, присаживались поговорить. Николаич-то всех знал по имени-отчеству.
Он встал, оделся и пошел на базу. Уазик почему-то стоял возле. Данилов вошел в избу. Наталья сидела в кухне со слезами на глазах и глядела в окно. Из горницы доносился пьяный Сашкин голос. В Данилове кровь заиграла, он нахмурился и вошел. Небритая, пьяная Сашкина морда тоже была в слезах. Такого Данилов еще не видывал.
– Чего случилось-то?
– Не могу я! – Сашка пьяно и, видно, больно куснул себя за кулак. – Ты сам иди, там, – он взмахнул руками, – ты, понимаш. – он опять как-то глупо, ни к селу ни к городу мотнул головой.
– Да что, такое-то, вашу мать! – обернулся Данилов к Наталье.
– Мясо же он возил...
– Ну!
– Дак стариков-то жалко! – и Наталья противно, тонко залилась так, что Данилов только хрустнул зубами от злости.
– А бабы из администрации?
– А, вот они тебе поехали. – Сашка секанул руку по локоть. – Себе мяса набрали, и... – он по-бабьи развел руками и скривил губы.
– А адреса дали?
– Дали! – Он вскинул голову и уставился на Андреича. – Только там их цела куча! Я объехал-то ничего, а у меня мяса, считай, нет.
Сашка попытался зачем-то встать, но ноги его плохо держали, как будто даже тряслись, и он снова рухнул на стул.
– А ты как же так нажрался? – брезгливо сморщился Данилов.
– Как?! Они же люди, к ним же гость пришел, наливают. Я и не хотел, да нельзя никак. Ты вон сам иди! Увидишь!
В голосе Сашки была даже какая-то угроза, будто он хотел сказать Данилову еще что-то, совсем уж страшное, да держался. И Данилов почему-то терпел.
– Он и деньги им все отдал, что ему вчера охотники подали, – Наталья тяжело вздохнула. – Но все равно теперь запьет. Поедем, Василь Андреевич, остальное-то отдадим. Да вон колбаса еще осталась от охотников.
И так эта колбаса резанула, что Данилова захлестнуло слепой яростью, он чуть не повернулся и не заорал, чтобы она замолчала. Заткнулась чтоб, дура, со своей бабьей гадостью. Но он сдержался, набычившись, пошел мимо Натальи на улицу:
– Одевайся, поедем, – процедил хмуро. «Ничего нельзя доверить. Простого дела не сделают», – думал Данилов, усевшись за руль. Но не только злость была в нем. Было что-то еще, чего он не понимал, но чувствовал, что совсем не Наталья с Сашкой тут виноваты.
Список был большой – на четыре страницы. Сашка не отмечал, где был, и Данилов решил начать с середины. С третьей страницы.
Первый дед – «Васюков Иван Тимофеевич. Инвалид ВОВ. 1921 г. р...» – жил за пилорамой у оврага. Данилов остановился у покосившейся калитки. Наталья, пока ехали, раскладывала мясо и теперь вышла из машины с белым пакетом в руках. На нем по низу было написано синей краской – Администрация Никольского района. В правом углу – силуэт их разваливающегося собора, даже кресты нарисовали, которых никто и не помнил, а слева наискосок красным – С праздником 1 Мая. В пакете было не больше килограмма.
– Чего так мало?
– Так не хватит ведь всем.
– Давай, добавь немного. Да. – Данилов нахмурился, – убери этот пакет гребаный. В руки возьми.
Они взошли по ступенькам на небольшую веранду, выкрашенную изнутри салатовой краской, потом в сенях со скрипучими половыми досками он искал в темноте ручку двери, а Наталья налетела мясом в спину, несколько кусков упало, и Данилов нашарил их на полу. Наконец они вошли в теплую избу. Никого не было.
– Есть кто, хозяева?! – неожиданно для Данилова проговорила Наталья громко и почти весело.
