[b] Им восхищается; громко перед ними певец вдохновенный
Пел и на лире звучал. Среди круга их головоходы,
С пением такт соглашая, чудесно вертятся в средине.
Собственно, пляска и, особенно, искусство акробатики присущи критянам. Поэтому и говорит [Эней] критянину Мериону [Ил.ХVI. 617]:
Скоро б тебя, Мерион, несмотря, что плясатель ты быстрый,
Скоро б мой дрот укротил совершенно, когда б я уметил!
Оттого и гипорхемы {22} зовутся критскими [Симонид]:
{22 Гипорхема — подвижный танец, сопровождавший песни в честь Аполлона.}
Критский в нем лад и молосский над ним гуд...
'Так называемые лаконисты, - пишет Тимей [FHG.I.201], - пели в [c] прямоугольных хорах'. Кстати, музыкальные представления у эллинов бывали очень разными: у афинян, например, наибольшим почетом пользовались дионисийские и круговые хоры, у сиракузян - ямбические и вообще у каждого города свои. Аристарх же не только перенес в пир Менелая стихи, неподходящие спартанским обычаям и скромности царя, но, более того, выбросил певца из описания критского хора, изувечив стихи следующим образом: [d]
Купа селян окружает пленительный хор и сердечно
Им восхищается; два среди круга их головоходы,
Пение в лад заводя, чудесно вертелись в средине.
В результате ошибка в падеже стала неисправимой, так как 'пение' теперь уже никак нельзя отнести к певцу.
11. А что вставка этого представления в сцену пира Менелая совершенно неуместна, ясно из того, что весь он проходит в междоусобной беседе, к тому же ничего не говорится ни об имени певца, ни о песне, [e] которую он пел; Телемах же и его спутник не уделяют ему никакого внимания, но, похоже, осматривают зал, погруженный в тишину и покой, - и было бы совершенно неправдоподобно, будто сыновья разумнейших сыновей Одиссея и Нестора - такие невежи, что не обращают никакого внимания на устроенное для них представление. Ведь сам Одиссей с интересом наблюдал за плясками феаков [Од.VIII.264]:
... с наслажденьем
[f] Легкость сверкающих ног замечал Одиссей и дивился... -
хотя многое лежало у него на сердце, так что он мог сказать [Од.VIII.154]: Мне не до игр: на душе несказанное горе...
И разве не был бы глуп и нелеп Телемах, под звуки музыки и прыжки акробатов склонившийся к Писистрату, чтобы обсудить достоинства посуды? [Од.IV.70] (182) А ведь Гомер, подобно превосходному живописцу, изображает Телемаха во всём похожим на отца. Во всяком случае, их обоих узнают по слезам: одного при дворе Алкиноя [Од.VIII.521], другого при дворе Менелая [Од.IV.113].
12. В эпикуровском же 'Пире' стоит гам льстецов, поющих друг другу хвалу; в 'Пире' Платона, напротив, - сборище забияк, постоянно кого-нибудь задирающих; о речах Алкивиада и не говорю.
Только у Гомера мы видим разумное трезвое общение: и если однажды он хвалит Менелая, уверяя, будто к нему даже не смеют обратиться [Од.IV.160]:
он мнит, что ему неприлично, {23}
{23 ...он мнит, что ему неприлично... — Эти слова о Телемахе произносит Писистрат, сын Нестора.}
[b] Вас посетивши впервые, себя выставлять в разговоре
Смелом с тобою, пленяющем всех нас божественной речью... -
то в другой раз он упрекает его за неверное слово или поступок [Од.IV.193]:
Ныне ж послушайся, царь многоумный, меня: не люблю я
Слез за вечерней трапезою...
Вспомним также [Од.III.230]:
Странное слово из уст у тебя, Телемах, излетело... -
(187) ибо не должно быть ни льстецом, ни насмешником.
А Эпикур опять-таки обращается в своем 'Пире' к рассуждениям о несварении желудка - вплоть до гаданий по результатам его деятельности! - а потом к разговорам о лихорадках. О нескладности слога что и говорить! А у Платона - все эти мучения от икоты, облегчительное полоскание горла, засовывание пера в нос, чтобы добиться чиха ['Пир'.185с-е], - ладно, допустим, что он хотел пошутить и поиздеваться, но далее он высмеивает исоколы {24} и антитезы Агафона и, наконец, выводит Алкивиада, признающегося, что обуреваем похотью! И пишущие подобные вещи [d] изгоняют Гомера из своих государств [Платон.'Государство'.595]! Говоря словами Демохара [ср.215с], как из тимьяна не получится наконечника копья, так и достойного мужа из таких речей. Не только над Алкивиадом потешается Платон, но и над Хармидом, Эвтидемом ['Пир'.222b] и многими другими юношами. Чего и ждать, если осмеивается град афинян, святилище эллинских Муз, о котором Пиндар говорил 'Эллады оплот', Фукидид же в эпиграмме на Еврипида ['Палатинская антология'.VII.45] называл [e] 'Элладой Эллады', а пифийский бог - 'очагом и пританеем эллинов'. {25} Впрочем то, что Платон возводит на юношей напраслину, видно из его же сочинений. Об Алкивиаде в одноименном диалоге говорится, что он начал беседовать с Сократом, когда цвет его юности уже увял и он лишился всех своих поклонников: так сказано в самом начале диалога ['Алкивиад'. 103а]. В 'Хармиде' же противоречия видны всякому из самого диалога: Сократ [f] у него то опьянен и ошеломлен любовью к юноше, словно олененок, наткнувшийся на свирепого льва ['Хармид'.155а], то вдруг утверждает, что ему нет дела до красоты Хармида.
{24 Исоколы — сложные предложения с равными частями.}
{25 ...очагом и пританеем эллинов. — Ср. 254b. После взятия Афин спартанцами, ведомыми Лисандром, в 404 г. до н.э. дельфийский оракул повелел победителям «не разрушать общий очаг Эллады». См.: Элиан. «Пестрые рассказы». IV. 6.}
13. Однако и хваленый 'Пир' Ксенофонта имеет недостатки, не меньше этих. Например, Каллий собирает там пир в честь победы своего любимца Автолика в панкратии {26} на детских Панафинеях, и пирующие в присутствии отца не спускают с мальчика глаз. 'Как свет, показавшийся ночью, (188) притягивает к себе взоры всех, так и тут красота Автолика влекла к нему очи всех. Никто не оставался равнодушен, глядя на него: одни становились молчаливее, а другие выражали чувство даже телодвижениями [1,9]'. У Гомера же не говорится ничего подобного даже в присутствии Елены, о красоте которой кто-то из недоброжелателей был вынужден сказать [Ил.III.156]:
{26 Панкратий — атлетическое состязание, состоявшее из кулачного боя и борьбы.}
Нет, осуждать невозможно, что Трои сыны и ахейцы
Брань за такую жену и беды столь долгие терпят: [b]
Истинно, вечным богиням она красотою подобна! {27} -
{27 Нет, осуждать невозможно... вечным богиням она красотою подобна! — Слова троянских старцев. Ср. рассуждение об этом отрывке у Аристотеля в «Никомаховой этике» (1109b).}
хотя и добавляет:
Но, и столь прекрасная, пусть возвратится в Элладу.
Юноши же, прибывшие с визитом к Менелаю, - сын Нестора и Телемах, - несмотря на то что сидят на свадебном пиру, опьянены вином и ошеломлены знаменитой красотой Елены, сохраняют спокойствие, диктуемое [c] правилами приличия. А Сократ? - чего ради он занят и флейтистками, и мальчиком-плясуном, и кифарою, и гимнасткой да еще умудряется клеймить при этом употребление благовоний [Ксенофонт.'Пир'.2.3]? Да вздумай он ими надушиться, никто бы, конечно же, не удержался от смеха, памятуя стихи Аристофана ['Облака'. 103]:
...босоногие
Бахвалы, негодяи бледнорожие,
Сократ несчастный, Хэрефонт помешанный.
Но и дальнейшее никак не совместимо с суровостью его нрава. Вот [d] Критобул, воспитанный мальчик, дерзит своему старику-учителю [Ксенофонт.'Пир'.4.19], заявляя, что тот уродливее Силенов. Сократ же вступает с ним в спор о красоте, берет в судьи мальчика с танцовщицей и предлагает установить
