закрыть лицо руками, как это обычно делают женщины. Тибар был удивлен такой странной реакцией, но ему хватило ума подождать и не мешать девушке намочить слезами свой новый наряд. Когда же поток соленой жидкости ослаб, вельможа заговорил снова, но уже более мягко и менее напористо.
– Какая же ты все-таки вредная! – неожиданно заявил Тибар, с насмешкой, но с добротой во взоре глядя на пытавшуюся вытереть слезы белошвейку. – Сначала пыталась продырявить глазками пол, а теперь хочешь, чтобы доски прогнили? Тебе незачем печалиться, впереди тебя ждет прекрасная жизнь в достатке и уважении. Ты останешься в Доме Ортанов и не будешь больше днями напролет колоть свои нежные ручки иглой ради тугости кошелька жадного хозяина! Ты только делай, что я прошу, и устроишь себе сладкую жизнь!
Танва повернула голову и испуганно уставилась на вельможу. Тибар понял, что его слова прозвучали чересчур двусмысленно, и решил успокоить превратно истолковавшую смысл сказанного дуреху.
– Нет-нет, ничего непристойного от тебя не потребуется! – заверил граф. – Просто точно выполняй мои указания и подальше спрячь своенравие! Ортаны добры к тем, кто нам служит верой и правдой! Не веришь, поди спроси любого в людской!
– А… а что я делать-то должна? – пробормотала девушка, наконец-то поверившая, что красавец-хозяин не посягает на ее честь и достоинство.
– Пока что сущую малость, – усмехнулся Тибар. – Иди и отдыхай! Тебя отведут в комнату, которая пока что будет твоей. А если будешь хорошо служить, потом что-нибудь получше подыщем! Несколько дней будешь всего лишь сопровождать меня. Мне не нужны твои руки, они слишком слабы, чтобы держать оружие; мне не нужен твой ум, он слишком медлителен, но пусть меня сопровождает твоя Удача! Ну как, девица заплаканная, согласна на пару дней стать моим талисманом?
Хоть слова Тибара и обидели Танву, но девушка предпочла не уделять им особого внимания. Почти все вельможи считают глупцами тех, кто ниже их происхождением и положением. Поскольку иного выхода у белошвейки, по сути, и не было, она молча кивнула в знак согласия и поднялась с табурета, лишь на долю секунды опередив приказ нового хозяина: «Ступай!»
Едва дверь за девушкой закрылась, как графские покои сотряс громкий хохот, однако смеялся не Тибар. Гобелен на стене отъехал в сторону, и из скрытой за ним ниши появилась огромная и неуклюжая фигура главного палача, слышавшего весь разговор от первого до последнего слова.
– Ну ты даешь! Ну ты и мастак врать. Во, наплел дурехе! Я аж себя каким-то святошей почувствовал… Борьба Добра и Зла… Грозная рука Небес!.. – произнес Вернард после того, как справился с приступом неуемного и чересчур громкого смеха.
– К чему утруждать правдой мозг того, кто все равно ее не поймет по причине своей ограниченности? – философски изрек Тибар. – Гораздо проще наврать! Ложь почти всегда выглядит правдоподобно. С каждым человечком нужно изъясняться на доступном ему языке, тогда не происходит подсознательного отторжения. Эта простушка, как, впрочем, и все горожане, видит мир таким, каким его нарисовал самый изощренный художник – Церковь. Зачем портить девушку, зачем вырывать ее сознание из мирка красочных грез и иллюзий?
– Она тебе нужна для ритуала? – спросил Вернард, отбросив смешки и став совершенно серьезным. – Я угадал?
– Отчасти, – уклончиво ответил граф. – У нас осталось мало времени, чтобы искать другую подходящую девицу. До срока исполнения всего несколько дней, а у нас еще столько забот. Нужно вернуть Армантгул со свитком, нужно успеть устранить гаржей и того таинственного стрелка, о котором мы практически ничего не знаем, кроме того, что он знаком с магией и любит впустую тратить магические болты.
– Так, может, пока подержать ее в темнице? Возиться с дурехой – лишние хлопоты! – предложил палач.
– Не скажи, – покачал головою Тибар, – не во всем я ей наврал. Этой глупышке действительно сопутствует Удача. Попробуем, старина, немного погреться в ее лучах! Ты лучше скажи, удалось разговорить Арториса?
– Запел соловьем голосистым, – хмыкнул палач, немного расстроенный тем, что хозяин усомнился в его способностях. – Сам в подземелье спустишься иль коротышку сюда тащить?
– Сюда, – с запозданием на пару секунд кивнул Тибар, уже погрузившийся в иные мысли. – И не забудь прихватить с собой пару бутылок да карту Висварда, она нам понадобится…
– Да, винцо тоже лишним не будет, – поддакнул палач и поспешил как можно быстрее исполнять волю своего господина.
День служителя Господа полон забот, в особенности если ты не рядовой священник и в твоем ведении находится не одна, а более двух десятков паств, разбросанных по всей провинции. Одно дело просто читать молитвы да проповеди, а совсем другое – следить за огромным хозяйством, отвечать не только за духовность прихожан, но и за честность святого воинства, в рядах которого нет-нет да и найдется паршивая овечка, присваивающая подаяния, торгующая отпущением грехов или банально ворующая припасы с монастырских складов. Одним словом, носить сутану епископа хоть и почетно, но ужасно хлопотно. Преподобный отец Варбленс знал об этом не понаслышке, поскольку уже десятый год тащил в одиночку тяжелый груз хозяйственных, духовных, политических, торговых и прочих забот.
Тот день был для Епископа Деленрузского особенно труден. С самого раннего утра Варбленс был на ногах и лично руководил освящением улиц после устроенного Ортанами побоища с нежитью. Оно проходило тайно, как только слуги графа убрали тела, подобрали оружие и смыли кровь с мостовой. Прочесть молитвы несложно, но, кроме повторного освящения, нужно было задуматься и о последствиях мирских. Во избежание распространения нежелательных слухов, которые непременно расползлись бы по городу, пусти он дело на самотек. Священникам и трем десяткам рыцарей ордена Святого Поклона пришлось силой собрать всех окрестных жителей в соборе, где Его Святейшество в течение двух долгих часов должен был осквернять своды храма и свои уста ложью.
Варбленс не знал, правдоподобной ли получилась выдуманная им на ходу история, хоть как-то объяснявшая ночное сражение. Несмотря на уговор, Ортаны подняли шум и оказали ему тем самым медвежью услугу, чуть позже возмущенный Его Святейшество собирался всерьез поговорить с графами не только об эффективности, но и о скрытности их действий. Однако пыл епископа быстро остыл, ведь беседовать, по сути, было и не с кем: сам граф лежал при смерти, его младший сын был убит день назад, а старший получил тяжелые ранения именно в этом бою.
После того как порядком утомленные его речами жители наконец-то разошлись по домам, Варбленсу пришлось лично руководить сложнейшим ритуалом очищения тел погибших от скверны, а без этого их нельзя было хоронить на освященной земле городского кладбища. Никто ведь не хотел, чтобы бывшие мертвые живые через несколько ночей превратились бы в живых мертвецов и, восстав из могил, перегрызли полгорода. Утомительный обряд завершился лишь вечером, и у епископа осталось немного времени, чтобы решить множество мелких текущих дел, заслушать отчет настоятеля мужского монастыря о недоимках на складе и самому составить бумагу в столицу. Утаить произошедшее Варбленс не мог, ему пришлось основательно попотеть, чтобы преподнести побоище в выгодном для себя свете.
Ближе к полуночи запас сил Его Святейшества иссяк, и он едва дотащил опухшие от беготни немолодые ноги до спальни. Главный священник провинции смертельно устал и грезил лишь о долгом, продолжительном сне, ради скорейшего погружения в который он даже был готов совершить грех и пренебречь вечерней молитвой, однако отдаться сладкому забытью после дневных хлопот ему помешали. Стоило лишь лысеющей голове епископа коснуться мягкой подушки, как окно спальни открылось и в него влетел человек.
Закутанный в плащ, в надвинутом на самые брови берете, незнакомец сначала навел на епископа небольшой арбалет, а затем грубо крикнул: «Заткнись!» – предвосхитив тем самым попытку высокопоставленного священника позвать на помощь. За одно только неуважительное обращение к высокому церковному сану ночной гость заслужил мучительную смерть на костре, а его заблудшая душа отлучение. Вполне вероятно, разбойник об этом и знал, но, видимо, не принимал всерьез возможность грядущей расплаты, как на земле, так и после смерти, на Небесах.
Убедившись, что жертва хоть и напугана, но не наделает глупостей, ночной гость скинул на пол плащ и
