— Готова? — окликнул ее из гостиной Том.
— Секунду, — отозвалась Николь, проводя щеткой по волосам и накладывая на губы помаду. Затем, надев туфли на низких каблуках, глубоко вздохнула.
Когда она появилась в гостиной, выражение лица Тома сказало о произведенном впечатлении.
— Платье — динамит! — оценила Ванесса. — Выглядишь шикарно. Ты должен был всю неделю снимать ее, — сказала она Тому.
— Я и снимал.
Ванесса смотрела на него, не понимая.
— У меня нет пальто, — смущенно сказала Николь.
— И не нужно. — Том взял ее за руку и повел к дверям. — Я согрею тебя.
Чертовски правильный шаг, что она прикрыла плечи шалью. Том не представлял, что бы он делал, если бы шали не было. Так много обнаженной нежно-сливочной кожи, так и напрашивающейся на поцелуй, — тяжелое испытание для любого мужчины. А для мужчины заинтересованного, измученного желанием, каковым он был последнюю неделю… Страшно подумать! Том резко втянул в себя воздух. Лифт двигался невыносимо медленно, а ему не нравилось находиться с Николь в таком замкнутом пространстве. Как только они оказались в лифте, он выпустил руку девушки. Между ними было менее полуфута. Том старался не смотреть на нее, но на стенах лифта висели зеркала — Николь была везде, куда бы он ни посмотрел.
Наконец двери лифта раскрылись. Он провел ее через вестибюль к автомобильной стоянке.
— Я думала, мы будем в помещении.
— Мы и будем. Но не здесь.
— А где?
— В доме моего друга. Мы приглашены.
Он не упомянул, что тот проводит лето во Франции. Он просто усадил ее в автомобиль и захлопнул дверцу. Он был рад вцепиться в руль, тогда она не заметит, как дрожат у него руки.
Том надеялся, что сумеет сдержать себя и не кинуться на нее, прежде чем они пообедают. Теперь он мог признаться себе, как мучительно желает ее. Он думал, как хитро и умно поступил, заманив девушку в постель. Но когда она заснула в его объятиях, он почувствовал себя в тупике — она доверяет ему! Как он сможет реализовать свое желание сейчас? Он расплатился за свои грехи. Бессонными ночами. А она решила, что круги под глазами — результат напряженной работы. Ничего подобного!
— Какого друга? Я его знаю?
— Нет. Он бизнесмен. Большую часть времени проводит в Европе.
В этом, собственно, и заключалось дело. Том хотел хотя бы раз остаться наедине с Николь. Он хотел смотреть в ее лицо, видеть, как оно светится, когда она увлечена чем-нибудь, наблюдать, как сверкают ее глаза, когда радуется, чувствовать, как раскрываются ее губы под его губами.
Том перестал отрицать, что хочет ее. Отчаянно. Как никогда не хотел ни одну женщину. Несмотря на то, что она помолвлена. Никогда еще не уводил он женщину от другого мужчины. Сейчас он готов к этому. Хотя не совсем так. Просто он собирался доказать Николь, что она не любит Джона. Он не хотел, чтобы она совершила ошибку и в один прекрасный день поняла, что связана на всю жизнь с человеком, которого не любит. Вот все, что он делал. Достаточно честно. И если сейчас он попытается реализовать свою любовь к ней — что ж, он сделает то, что должен сделать настоящий мужчина.
Николь сидела молча, не глядя на него, сцепив пальцы на коленях. Она не издала ни звука, пока они не обогнули деревья, растущие по краю склона холма и не увидели внизу мерцающие огни деревни.
— О Господи! — вырвалось у Николь. Она наклонилась вперед, когда перед ними возник дом. — Как красиво!
Остановившись у дома, Том вышел и обошел автомобиль, чтобы помочь девушке выйти. Но Николь не стала его дожидаться. Он нахмурился. Девушка пожала плечами.
— Прости. Хотя ты меня уже достаточно знаешь. Мне незачем разыгрывать перед тобой Мисс Безупречные Манеры.
— И не надо, — хрипло сказал Том. — Ты мне нравишься именно такой, какая есть.
Щеки Николь вспыхнули, она резко отвернулась и стала смотреть на огни деревни внизу.
— Какой чудесный вид.
Том, не сводя с нее глаз, согласился.
— Пойдем? — предложила Николь. — Мы заставляем твоего друга ждать.
В доме горел свет. После съемок Том заходил сюда и приготовил для них обед. Поместил вино в холодильник, поджарил мясо с луком, нарезал морковь, сделал салат, засунул французский батон в духовку, поставив таймер на восемь, накрыл стол. Были даже свечи. Их оставалось лишь зажечь. В камине ждали дрова. Подготовив все таким образом, он отправился в гостиницу к Николь и девочке.
Сейчас он достал из кармана ключ от дома и вставил в замок.
— Что ты… — начала Николь, но Том не ответил. Просто открыл дверь и провел ее внутрь. — Где же твой друг?
— В Париже.
Николь застыла на месте, уставившись на него.
— Что?!
Том небрежно пожал плечами.
— В Париже. Он сдал мне дом.
Как ни в чем не бывало Том прошел мимо нее на кухню.
— Все готово. Салат в холодильнике. Пожалуйста, поставь его на стол.
Он не стал смотреть, послушается она или нет. Он буквально не дышал от напряжения, стараясь вести себя как обычно. В течение нескольких секунд Николь стояла как вкопанная. Потом он услышал, как хлопнула дверца холодильника. Николь отнесла салат в столовую. Том вытащил из духовки хлеб, откупорил вино. Николь не возвращалась. Он попытался увидеть ее из кухни. Не получилось. Тогда он пошел в столовую.
Салат стоял на столе, а Николь была в дальнем конце комнаты. Она глядела на горящие поленья в камине. О чем она думает? Возмущена его выходкой? Скучает по Джону? Он откашлялся. Девушка вздрогнула от неожиданности.
— О чем ты думаешь? — мягко спросил он.
Николь нервно улыбнулась.
— Думаю, почему ты привез меня сюда, если твой друг в Париже?
Том усмехнулся.
— Не хотел делить тебя с ним.
— Что за чушь!
— Это правда.
Девушка отвернулась.
— Вино? — предложил Том.
Николь крутила концы шали.
— Хорошо.
Он протянул ей бокал. Она вцепилась в него с такой силой, что пальцы побелели. Том осторожно стукнул своим бокалом о ее. Николь поднесла вино к губам — и неожиданно выпила все.
— О! — она смутилась. — Прошу прощения. Я… как-то не подумала. Я ведь не пью вина.
— Ничего страшного. — Том вновь наполнил ее бокал.
— Не стоит, — пробормотала Николь и снова выпила до дна. Затем она довольно глупо улыбнулась и захлопала ресницами.
Том со свистом втянул воздух.
— Я думаю… нам следует поесть.
Он зажег свечи, включил музыку и стал подавать еду. Николь выпила еще и водила глазами, следя за его движениями. Руки его вновь начали дрожать. Это был самый длинный — и самый короткий — обед в его жизни. Длинный, потому что он знал, что намерен сделать потом. Короткий, потому что совсем не был
