стискивал шею Иоланты. Он изо всех сил старался не думать обо всем остальном. Но чем строже он приказывал себе не задумываться об этом, тем настойчивее эти мысли пульсировали у него в голове. Как она могла ничего ему не сказать? Какое это имеет значение?
Джайлз бросил взгляд на нижнюю палубу, где кто-то из команды стоял, курил трубку и смотрел на море. Несколько минут он не мог набраться мужества, но наконец позвал:
— Джавара!
Матрос поднял голову:
— Да, капитан.
— Сегодня на палубе все спокойно. Иди сюда и поговори со мной, пока куришь трубку.
Несколько мгновений Джавара не трогался с места, только оглядывался вокруг себя.
— Я?
На черном фоне карибской ночи невозможно было различить с этого расстояния выражение его лица цвета черного дерева.
— Да! — отозвался Джайлз.
Джавара неохотно взобрался по трапу, но к штурвалу не подошел. Своим обнаженным мускулистым торсом он прислонился к поручням и молча ждал.
— Хорошая ночь, — проговорил Джайлз. Джавара мрачно кивнул и поднес трубку к губам. — Действительно, хорошая ночь. Мы прекрасно проведем вахту, так?
Джавара снова кивнул.
Джайлз не мог придумать, что бы еще сказать. Он прочистил горло и наконец спросил:
— Тебе здесь нравится? Я имею в виду на борту «Надежды»? Еще один безмолвный кивок.
— Ты действительно доволен или просто такая работа лучше, чем рабство? — продолжал расспрашивать Джайлз.
— Капитан, у вас из-за меня проблемы?
— Нет-нет! — воскликнул Джайлз. — Я просто хочу с тобой поговорить.
— Поговорить?
На сей раз молча кивнул Джайлз, пораженный враждебностью, прозвучавшей в голосе матроса.
— Моя никогда не говорить раньше с тобой, капитан. Ты думать, моя не тянет работу?
— Нет, Джавара, ты работаешь очень хорошо. Я это знаю и ценю тебя. Ты хороший человек.
Джавара кивнул:
— Это все?
Джайлз разговаривал с этим матросом не в первый раз. Он все время с ним разговаривал. Почему же сегодня было так трудно? Ведь обычно он так легко произносил: «Джавара, лезь туда и отпусти парус» или «Джавара, отнеси эту бочку с водой на галерею». Почему же у них сейчас ничего не получается?
— Мы просто разговариваем, — вслух проговорил Джайлз. — Не по делу. — Он сказал это, чтобы матрос расслабился, а вместо этого натянутость между ними только возросла.
Джавара глубоко затянулся, потом посмотрел на трубку.
— Она прогорел, — пояснил он, постучал трубкой о парапет и вытряхнул пепел в море. — Моя думает, ты беспокоиться о твоя жена.
— Ты не понимаешь, — отозвался Джайлз.
Снова наступила долгая неловкая пауза, наконец Джавара сказал:
— Моя думает, моя понимать.
— Ты… ты женат? — спросил Джайлз. Прежде ему никогда не приходило в голову задать подобный вопрос. Джавара был словно бы постоянной принадлежностью корабля — сначала «Судьбы», потом «Надежды». Джайлз никогда не видел, чтобы он отлучался домой в Порт-Рояле.
Моя думает — нет. Моя и жена, мы разделиться, когда приехать сюда. Один человек купить она, кто-то еще купить моя. Моя уходить и искать ее, но моя не знать, где искать. Это быть три или четыре года назад. Жена, наверное, мертвая уже. Она носить первый ребенок. Но моя думать, что она терять ребенок на корабле. — Голос моряка звучал безжизненно и сухо. Это был голос человека, у которого все чувства давно перегорели. — Ты знать, моя никогда не быть раб. Много рабы были рабы в Африка. Моя — нет. Моя — свободный вся жизнь.
Джайлз никогда не чувствовал такого стыда. Как он мог так долго работать с этим человеком и ничего о нем не знать?
Джавара пожал плечами:
— Ты неплохой человек. Ты платить мне, обращаться хорошо. Но моя хотеть знать, как белый человек так делать? Забрать жена свободный человек и продать от него!
Отвечать было трудно, и Джайлз хрипло проговорил:
— Понятия не имею.
— Иногда моя с ума сходить. Иногда моя лежать в койка и думать о ней. Человек, который ее купить, он ее насиловать? Бить ее? Падать она мертвый в поле, а ее тело сунуть в какой-то дыра в земля? Моя любить та женщина, ты понимать?
— Конечно, любил! — отозвался Джайлз. «Господи, не оставь меня», — думал он, пытаясь справиться с собственными чувствами.
— Прости, капитан. Моя — не лучший человек говорить об этом. Говорить со мной — плохо помогать тебе.
— Нет, хорошо, что мы поговорили. Мне казалось, никто не может понять. Мне легче, что мы с тобой поговорили.
— Мы ее вернуть, точно, — успокаивал его Джавара. — Она — белый женщина. Никто ее не трогать.
Джайлз вздрогнул.
— Расскажи мне про свой дом, про семью. Там, в Африке. Джавара грустно улыбнулся:
— Моя иметь мать, жена, три сестра. Мы думать, слишком много женщина в семья. Я вертеться весь день, как обезьяна.
Джайлз улыбнулся в ответ:
— У меня тоже три сестры, все моложе меня.
— Моя иметь две — моложе, одна — старше. Когда человек иметь старший сестра, все равно что иметь две мать. Они всегда командовать, жаловаться, но всегда заботиться. Точно?
— Твоих сестер и мать тоже забрали в рабство?
— Моя не знать. Моя не видеть их на корабль, где рабы. Может, они убежать. Моя так надеяться.
— Я тоже надеюсь.
— Может моя что-то спросить капитан, что-то про дело?
— Разумеется.
— Твоя нравиться мой работа?
— Да, Джавара. Я говорю абсолютно серьезно. Ты работаешь вовсю.
— Если моя быть белый и работать так сильно, тогда что?
— Что тогда? — Да.
Джайлз на мгновение задумался и вдруг с новым приступом стыда осознал, что бы произошло при таких обстоятельствах. Джавара мог бы уже стать первым помощником. Но разве белые матросы станут выполнять приказы негра? Едва ли.
— Ты не говорить ничего. Просто моя надеяться, ты думать про это иногда. Не сейчас. Ты иметь много что думать. Позже.
— Спасибо, Джавара. Я доволен твоей работой и твоей… откровенностью.
Джавара беззвучно вздохнул. Мужчины вернулись к спокойному созерцанию моря, и пусть оба чувствовали себя не слишком свободно в обществе друг друга, Джавара не сделал ни шагу, чтобы вернуться вниз на палубу.
И снова Иоланта вышагивала по гостиной и размышляла о своем муже. Господи, каким кошмаром обернулась вся эта история! Женщина схватила вышитую подушечку, которую она оставила в комнате этим утром, и прижала к губам, заглушая крик отчаяния.
Было уже поздно, почти десять часов, но Иоланта не то что спать, она даже сидеть не могла. Этот
