6–я армия погибала от голода.
Окоченевшие трупы замерзших лошадей разделывались на части, чтобы взять мясо; пустые животы заполнялись крысами, кошками и собаками и добытыми в развалинах Сталинграда кусками пищи [49]. Пленные также страдали – даже «проверенные и верные» русские пособники, сотрудничавшие с немцами. В воропоновском временном лагере для военнопленных № 204 русские умирали сотнями.
6–я армия замерзала.
Многие немецкие солдаты были плохо одеты. На Восточный фронт отправляли целые составы с зимней одеждой и снаряжением, но большая их часть прибыла слишком поздно; поезда застряли далеко от Сталинграда [50].
Неумолимая зима держала немцев железной хваткой. Тем, кто находился в развалинах Сталинграда, повезло – у них было кое – какое укрытие и они грудились у огня, сжигая в нем мусор. Температура снизилась до 20–30° ниже нуля. Находившиеся в открытой степи замерзали и умирали на ужасном ветру и безжалостном пронизывающем холоде. А снег быстро прикрывал мертвые тела.
6–я армия была больна и истощена.
Недоставало лекарств, перевязочных материалов, врачей, плазмы, анестезирующих средств; не хватало самолетов для вывоза раненых. 30 000 из них готовилось к эвакуации еще задолго до конца. Большинство погибли. Каждого раненого снабжали биркой на случай эвакуации по воздуху; гансы называли эти бирки «билетами к передышке». Ходячие раненые, шатаясь, плелись к взлетным полосам; носилки ставили в палатках или прямо на снег. Каждый раз, когда прилетал самолет, к месту его остановки тянулся неровный, петляющий кровавый след; когда пришел конец, «вся организация расстроилась».
«Число раненых увеличивалось тысячами, и они часто брали самолет штурмом… многие гибли в борьбе за место в самолете» [51].
Но 6–я армия продолжала сражаться и после нового года – бесконечно, без перерывов, отчаянно, безнадежно, днем и ночью, пока не прекратили свое существование целые части; все это происходило в то время, когда окружение становилось плотнее, когда холод крепчал, когда голод заворачивал кишки, когда раненые стонали в бреду или неумолимой агонии, когда русские ждали… Не было конца сражениям, артобстрелам, минометному огню, пулеметному треску, резким винтовочным хлопкам, ударам в темноте. Волга уже застыла, и проблема со снабжением города для русских отпала. У немцев же не оставалось надежды ее решить.
В первый день нового, 1943 года Гитлер передал по радио голодающим солдатам в Сталинграде:
«Я даю слово солдатам 6–й армии, что все делается для того, чтобы выручить их» [52].
28 декабря Ганс В. Хубе, командир 14–го корпуса, находившегося под началом Паулюса, вылетел из «котла» для доклада Гитлеру и вручения ему высокой нацистской медали – Сабли к Дубовым листьям Рыцарского креста и к Железному кресту. Когда Хубе вылетел обратно в Сталинград 8 января, он привез с собой послание Гитлера с требованием продержаться до весны. Гитлер со своей мономанией продолжал играть в оловянных солдатиков.
Но до весны было еще далеко; жизнь танковых гренадеров угасала в Сталинграде, а 6–я армия уже распалась.
Нависла угроза еще более сильной катастрофы. В течение всех этих недель, когда 6–я армия боролась за свою жизнь, две армии группы «А» Клейста на Кавказе удерживали свои уязвимые и сильно разбросанные позиции, в то время как донской фланг, от которого зависела их безопасность, был разрушен позади них. Неохотно, но все же к концу декабря Гитлер разрешил Цайтцлеру отдать приказ об отступлении. Это был последний этап. Манштейн, потерпевший неудачу при попытке оказать помощь в Сталинграде, теперь вел отчаянную борьбу (с целью удержать открытым путь к спасению через Ростов) с наплывом русских легионов Ватутина, который разгромил итальянскую 8–ю армию. И таким образом, пока умирала 6–я армия, Клейст осуществил превосходный, хотя и опрометчивый отход от Кавказа, ставшего самой высокой точкой немецкого завоевания, в то время как Манштейн удерживал открытыми ростовские ворота.
Но мало кто в 6–й армии знал и мало кто заботился о том, что происходило за пределами «котла».
В начале января 6–я армия удерживала территорию площадью примерно 20 на 30 миль. Она находилась под постоянными атаками со стороны Донского фронта Рокоссовского, который был усилен и включал в себя уже семь армий [53]. 8 января три русских офицера с парламентерским флагом предъявили Паулюсу требование немедленно сдаться. 6–я армия передала советский ультиматум Гитлеру и запросила свободу действий. Гитлер отказал. Капитуляции не должно быть. Только смерть.
В 8:04 10 января началось генеральное наступление на «котел» при поддержке 7 000 пушек и минометов; основной удар приходился с запада, через открытые степи. Русские надеялись покончить с 6–й армией за три – семь дней. Но немцы продолжали сражаться. Это было суровое безжалостное сражение. Кольцо медленно сжималось; немецкие линии в открытых степях к западу от Сталинграда вынуждены были отойти. Снежные пустыни покрыли замерзшие трупы, их конечности и лица застыли от холода в мертвой неподвижности. Те, что прошли через это мрачное место, навсегда его запомнят; путь был отмечен «замерзшими лошадиными ногами, которые были отрублены от мертвых животных и воткнуты в снег копытами вверх» [54]. К 14 января русские взяли главный аэропорт в Питомнике; за несколько дней западный периметр обороны был прорван; начался разгром немцев.
Паулюс вновь доложил Гитлеру о том, что его армия гибнет и те, кто еще жив, терпят невыносимое.
На фоне сцен в подвалах и окопах Сталинграда картины Гойи или Дантова ада меркнут. О раненых никто не заботился – они лежали истекая кровью, и морфий не мог заглушить их боль. Умирающие лежали рядом с мертвыми, живые жаждали смерти. Густой сладкий смрад человеческих экскрементов, гниющих тел, разложения и грязи пропитал почти каждый окоп. Ползали вши…
Каменные подвалы с грудами сталинградских развалин над ними были защитой от снарядов и бомб (но не от холода или болезней, смерти или страданий, гангрены или дифтерии). Rattenkrieg – война людей – крыс продолжалась, подходя к своему неизбежному финалу.
«В подвале под магазином Симоновича, – сообщал Гейнц Шроттер, – 800 человек лежали прижатыми к стенам, а вокруг – мусор и грязь… Один человек лежал на ступенях, умирая от дифтерии, а рядом с ним лежали еще трое, умерших несколько дней назад, но никто их не трогал, потому что было темно и их никто не замечал» [55].
К середине января сталинградский «котел» сжался до площади примерно 15 на 9 миль, причем позиции русских – предмостовые плацдармы на Волге – в некоторых местах вклинивались в немецкую цитадель. Снабжение по воздуху сокращалось из – за снежной стихии и шквального ветра, в то время как русские занимали аэродром за аэродромом, когда их линии фронта двигались и на восток, и на запад. 17 января был отвергнут второй ультиматум русских.
Во второй половине января, когда сильно напиравшие Советы раскалывали сталинградский «котел» надвое, группа армий «А» Клейста, отходящая с Кавказа, нашла убежище на плацдарме Таманского полуострова или достигла Дона и переправилась через него в районе Ростова – как раз вовремя, чтобы избежать катастрофы, так как наступление русских ширилось. Воронежский фронт Голикова в период с 13– го по 16 января нанес удар по оставшимся итальянцам (и захватил 17 000 человек), а затем прорвался через позиции венгерской 2–й армии и немецкой 2–й армии возле воронежской оси на Дону, ознаменовав начало побед. В течение нескольких дней весь Донской фронт немцев, мягко выражаясь, был «жидким»; на протяжении 200 миль между силами Манштейна у Ворошиловграда и Воронежем не стало устойчивого фронта. И все это время длинные морозные мили между окруженной и умирающей армией в Сталинграде и ее ближайшими союзниками за пределами окружения становились еще длиннее. Со всех сторон на 6–ю армию нападали части семи советских армий.
Попавшие в сталинградскую ловушку солдаты сгибались, ломались или умирали; каждый в одиночку переносил невыносимое. О сдаче не могло быть и речи – Гитлер давал это понять снова и снова. Паулюс со странным достоинством и молчаливым упорством повторял приказы Гитлера с тех дней, когда он вынужден был не повиноваться и прорываться из «котла» на встречу с Манштейном на юге.
«Для меня, – сказал он, – первым солдатским долгом является повиновение».
А приказы продолжали приходить: не сдаваться, сражаться до последнего, смерть в бою или самоубийство. Одни следовали приказам; другие не повиновались им, третьи – игнорировали. Некоторые
