Северной Италии. Муссолини с запозданием попросил у Гитлера дополнительную бронетехнику и еще 2 000 самолетов для защиты Сицилии. Гитлер пустился в разглагольствования [80].
Пока они говорили, самолеты союзнических сил впервые бомбили Рим – имперский город. Моральное и психологическое потрясение вдобавок к неизбежной потере Сицилии было намного сильнее физического разгрома [81].
Военные усилия Италии и блестящая помпезность фашизма давали трещины во все стороны. Вместо похода к славе, вместо империи более великолепной, чем Древний Рим, Муссолини, «усталый и дряхлый», вел свою страну от поражения к поражению [82]. Но теперь уже наступил конец.
20 июля король Виктор – Эммануил III вызвал Муссолини в замок и сказал ему: «Мы больше не можем так продолжать».
Ближе к вечеру 24 июля, когда в центре Сицилии продолжались тяжелые бои, фашистский Великий совет, каждый член которого был одет в черную форму, собрался в Палаццо Венеция в Риме, чтобы обсудить отчаянное положение Италии. Заговор был спланирован тщательно, а возглавлял его бывший министр иностранных дел и бывший посол в Великобритании Дино Гранди, однако фактическую власть имел начальник итальянского генерального штаба маршал Витторио Амброзио и «королевский человек» маршал Пьетро Бадольо. Во время заседания совета от своих обязанностей была освобождена личная охрана Муссолини; диктатора взяли совершенно неожиданно.
Возглавлял нападение Гранди; чернорубашечники – старые товарищи, – как стервятники, набросились на Муссолини. Даже Чиано, который был обязан ему всем, – министр иностранных дел и зять Муссолини, – проголосовал против диктатора. После заседания, которое продолжалось почти всю ночь, Великий совет 25 июля единодушно проголосовал за предложение Гранди, предусматривавшее взятие королем на себя больше властных полномочий. Казалось, что предложение – безобидное, однако не было сомнений в его значении: голосование заканчивало 21–летнее правление Муссолини.
В тот же самый день юридические постановления стали свершившимся фактом. Муссолини вызвали к королю, который хмурился и нетерпеливо размахивал своими сморщенными маленькими руками.
«Il giuoco e finite, игра закончена, Муссолини, – сказал он. – Тебе придется уйти…»
В конце концов, экс – дуче, громоподобные речи которого с Балкона напугали весь мир, пробормотал: «Ваше величество, это… это конец фашизма» [83].
Так оно и было [84]. Муссолини взяли под «защитный арест»; Бадольо возглавил итальянское правительство и стал пытаться вывести Италию из войны.
Весть о свержении Муссолини как гром обрушилась на Третий рейх. «Это просто ужасно, – написал Геббельс в своем дневнике, – подумать, что <…> революционное движение, которое находилось у власти в течение 21 года, может быть ликвидировано» [85].
Наступил мрачный период для стран «Оси». В то время как свергали Муссолини, Гамбург – гордая, богатая гранд – дама немецких городов – был превращен в пепел зажигательными бомбами, сброшенными самолетами Королевских ВВС. Зародившаяся огненная буря с вихревыми воздушными потоками, достигавшими скорости 150 миль в час, привела к одной из величайших катастроф Второй мировой войны…
Монти, остановившийся на прибрежной дороге, ведущей в Мессину, переместил тяжесть своей атаки на запад и на север внутрь острова, чтобы «хуком слева» взять с фланга сильную западную позицию Этна – равнина Катании.
Атака по трем направлениям – британцы и канадцы обходят вокруг внутреннего фланга Этны; американская 1–я дивизия и части 9–й дивизии пробиваются к востоку и к северу через холмы, горы и ущелья в центре острова; 3–я дивизия – на прибрежной дороге из Палермо в Мессину – шла тяжело. На такой местности применение танков ограничено; предстояло действовать пехоте, а 100–градусная жара иссушила и истощила напрягающихся пехотинцев [86]. И эту работу они никогда не забудут. Перед Троиной, горным городом и «естественной укрепленной позицией» на ключевой дороге, проходящей мимо Этны на север, «Сражающаяся первая» столкнулась с «ломающим душу хребтом» Второй мировой войны.
С 3 августа с атаки началось «упорное сопротивление противника», как об этом сообщалось в коммюнике. Эти слова отсчитывали время трагедии. Силы «Оси» замедлили продвижение союзников с первого дня вторжения, мастерски применяя тактику задерживания, включавшую в себя взрывы мостов, подрывы дорог, умело расставленные минные заграждения. И теперь, при обороне Троины, враг не утратил своего мастерства.
Большинство рек и ручьев пересохло от жары; ключи и источники были заминированы отходящими немцами. Эту землю немногие смогли бы удержать, но удерживали под натиском многих.
Час за часом, день за днем 1–я дивизия, изнуренная, в подавленном состоянии, окровавленная, пыталась взять Троину. Атака 3 августа ни к чему не привела.
Генерал Паттон, напряженный, желающий, чтобы его армия продолжала продвигаться, в тот день побывал на фронте 1–й дивизии; его эмоции, которые всегда ощущали солдаты и его окружение (он был «как сильно натянутая проволока, которая дрожит и гудит при чрезмерной нагрузке» [87]), особенно проявились теперь, в пылу тяжелого сражения. После возвращения на свой командный пункт генерал посетил 15–й эвакуационный госпиталь. Он был тронут видом раненых солдат, часть которых лишились рук или ног.
«В госпитале был также человек, пытавшийся выглядеть раненым. Я спросил, что с ним случилось, и он сказал, что просто не мог этого вытерпеть. Я покрыл его проклятиями, отхлестал по лицу перчатками и вытолкал из госпиталя» [88].
Это был первый из двух «хлестких инцидентов», которые повлияли на карьеру генерала Паттона и на ход истории.
4 августа 1–я дивизия предприняла новую попытку. Тяжелая бомбардировка и сконцентрированный артиллерийский обстрел, предшествовавшие атаке пехоты ближе к вечеру, не смогли сдвинуть немцев с места. Весь день 5 июля 1–я дивизия делала новые попытки, но продвинулась совсем незначительно. Немецкие защитники Троины успешно прикрывали отход сил стран «Оси» вокруг западного и северного склонов Этны.
39–й полк 9–й дивизии генерал – майора Мэнтона Эдди, временно приписанный к «Сражающейся первой», предпринял свою попытку атаковать Троину. Вперед пошел один из самых лучших боевых полевых командиров Второй мировой войны полковник Пэдди Флинт (Гарри А. Флинт из Сент – Джонсбери, Вермонт). Флинт принял полк, в котором не было ни души, ни веры, и сделал из него «сражающихся дураков». В Троине он вышагивал взад и вперед перед своими солдатами под свист пуль с винтовкой в руке, оголившись до пояса, в маске и с черным шелковым платком на шее [89].
9–я дивизия, доставленная в Палермо по морю 1 августа, должна была оказывать содействие сильно побитой 1–й дивизии после захвата Троины. Операции по обхвату с флангов, проведенные некоторыми ее подразделениями к северу от Троины, могли бы несколько помочь захвату горного города, но лишь тогда, когда это допустили бы немцы. Лишь на рассвете 6 августа патрульный отряд 1–й дивизии проник в Троину и сообщил, что немцы отошли. Это была упорная, а для союзников дорогая, оборона – «одно из самых ожесточенных боевых действий меньшего масштаба этой войны». Немцы провели не меньше 24 отдельных контратак [90].
В ходе Сицилийской кампании 1–я дивизия потеряла 267 человек убитыми, 1 184 ранеными и 337 пропавшими без вести; за 37 дней боев она захватила 18 городов и 5 935 пленных [91].
После Троины и предшествовавших ей трех недель боев в уставшей и побитой «Сражающейся первой» сержанты командовали батальонами.
10 августа, когда Троина была захвачена, а 3–я дивизия Траскотта все еще медленно двигалась по прибрежной дороге, Паттон посетил 93–й эвакуационный госпиталь. И вновь его эмоции переливались через край.
«Пациент сидел съежившись и дрожал. Когда его спросили, в чем дело, он ответил: «Это нервы» – и начал рыдать. Тогда генерал крикнул ему: «Что вы сказали?» Он ответил: «Это мои нервы. Я больше не могу терпеть этот обстрел». Он продолжал рыдать. Тогда генерал заорал на него: «Твои нервы, черт побери, ты просто чертов трус, ты трусливый сукин сын». Затем он дал ему пощечину и сказал: «Прекрати этот проклятый плач. Я не хотел бы, чтобы эти отважные люди, получившие ранения, видели, как
