люфтваффе в Средиземноморье; общие потери военно – воздушных сил «Оси», помимо аэродромов и уничтоженной, поврежденной и захваченной инфраструктуры, составили от 200 до 1500 самолетов [104]. Союзнические силы потеряли примерно 375 самолетов.
Адмирал Каннингхэм подсчитал, что во время самих операций и в период, охватывающий перевозку солдат и материально – технических грузов на Сицилию из Великобритании и Соединенных Штатов через зону подводных лодок в Северной Атлантике, общие потери грузов союзников составили до 85 000 тонн… Морские потери Англии составили две подводные лодки, три моторных торпедных катера, одна канонерская лодка и несколько десантных кораблей.
Морские потери в Сицилийской кампании не были тяжелыми. В конечном счете, несомненно, Сицилия привела к сдаче или нейтрализации всего итальянского флота. Но в результате непосредственно боевых действий страны «Оси» потеряли три немецкие и девять итальянских подводных лодок, которые были потоплены или захвачены. Эти 12 лодок потопили четыре британских крейсера. Воздушные атаки «принесли намного больше неприятностей и неурядиц». Англичане к концу июля потеряли три десантных и шесть торговых или вспомогательных кораблей (41 509 тонн грузов); авианосец «Индомитэбл», монитор «Эребус», два эсминца, четыре десантных и три торговых корабля получили повреждения. США потеряли один эсминец, один минный тральщик, два десантных корабля (LST) и одно торговое судно, несколько транспортных и десантных кораблей, а также минных тральщиков получили повреждения [105].
Союзникам досталась опустошенная, бедная Сицилия с разрушенной экономикой, а ее население стало бременем, а не помощью для дальнейшего ведения войны.
Сицилия создала или испортила репутацию людей и подразделений; она оставила психологические шрамы у обеих сторон. Немецко – итальянские военные отношения, всегда испытывавшие напряженность, за исключением краткого периода в Северной Африке, навсегда испортились на Сицилии; гнев и презрение, которые немцы выразили в связи с неэффективными действиями итальянцев, показали, что с того времени любое реальное военное сотрудничество между ними стало невозможным, даже если бы итальянцы продолжали сражаться.
И вновь, еще в большей степени, чем в Северной Африке, немецкий солдат продемонстрировал свой всесторонний профессионализм, а генерал Хюбе доказал, что он – мастер своего дела.
У двух лидеров союзников – командующего 8–й армией Монтгомери и командующего 7–й армией Паттона – репутация оказалась несколько подпорчена. Оба были амбициозны и жаждали славы. Монти, по – пуритански аскетичный, осторожный и осмотрительный, на Сицилии проявил мало чутья; вновь, как и после Эль – Аламейна, немцы ускользнули от его медленного преследования. Не важно, что 8–й британской армии досталась ключевая позиция на Сицилии – массив Этны; не важно, что против 8–й армии через несколько дней после начала кампании было сконцентрировано ядро немецкой мощи. Воображение общественности захватили обхватывающие броски Паттона в западной части Сицилии и захват им Мессины. Монти оказался в тени.
Паттону, отчаянному кавалеристу, эмоциональному, со сложным и агрессивным характером, досталась своя часть славы, но инциденты с рукоприкладством (которые стали достоянием общественности три месяца спустя благодаря искаженному очерку обозревателя Дрю Пирсона) [106] сильно повлияли на отношение к нему со стороны общественного мнения; а ко времени наступления из Нормандии в глубь Германии подчинявшийся Паттону на Сицилии командир корпуса Брэдли – тихий, зависимый, безопасный Брэдли – стал начальником Паттона.
А для охотников за славой Терри Аллена и Тедди Рузвельта и их любимой 1–й дивизии Сицилия стала концом эры. Два человека, отважные до безрассудства, человечные и гуманные, добрые и эксцентричные, были очень похожи друг на друга; для их блага и для блага дивизии им пришлось расстаться. При Троине оказалось, что дивизия была измучена, подавлена и жалела себя; каким – то образом она стала чем – то вроде тактической примадонны, находившейся в расстроенных чувствах; почему – то многие ее солдаты считали, что после Северной Африки война для них закончилась и они должны были отправиться по домам; почему – то Сицилия показалась им несправедливостью.
Тем не менее 1–я дивизия хорошо сражалась на Сицилии, особенно в дни, когда шло завоевание береговых позиций; но когда Брэдли с одобрения Паттона 7 августа освободил двух ее любимых генералов после средиземноморского сражения дивизии под Троиной, она оказалась подразделением, измотанным войной, и в изнеможении спускалась по склону вниз.
Это не было концом пути ни для дивизии, ни для ее генералов; под командованием жесткого, сильного, справедливого и честного солдата Хюбнера «Сражающаяся первая» достигнет высот славы на берегу Омахза в Нормандии и при походе в центр Германии. Тедди Рузвельт, переведенный в 4–ю дивизию в качестве помощника командира дивизии, умрет от сердечного приступа, а не от вражеской пули, как он хотел, после того, как, опираясь на трость, выведет своих солдат на берег Юта в Нормандии. А Терри Аллен, отправленный обратно во Францию генералом Джорджем Кэтлеттом Маршаллом для командования новой 104–й дивизией, продемонстрировал свои величайшие возможности руководителя [107].
Но Сицилия стала кампанией, которая подпортила репутацию некоторым, создала и репутацию многим; в Вашингтоне и Лондоне наблюдалось смутное беспокойство относительно результатов кампании.
Потому что для немцев наступил моральный триумф. Несколько их дивизий пережили отступление и поражение итальянских союзников; от 60 000 до 75 000 немецких солдат выстояли против около 500 000 солдат союзнических войск [108], затянули кампанию, которую предполагалось завершить в две недели, до 38 дней и, несмотря на явное превосходство союзнических сил в воздухе и на море, спокойно отошли на материк, совершив, как выразился Морисон, «выдающееся отступление морем… которое можно сравнить с Дюнкерком» [109]. Суша работала на них, это так; но немцы смогли, образно выражаясь, утереть нос союзническим силам. Как говорит Морисон, «немецкая концепция Сицилийской кампании – задерживающие маневры и сохранение «ценного людского материала» – была выполнена целиком, несмотря на превосходство сухопутных, морских и воздушных сил союзников» [110].
Сицилия безусловно была победой союзников – войны не выигрываются эвакуацией, – но не славной победой, которая была бы достигнута «в соответствии с планом».
Попросту говоря, с Германией далеко не было покончено. Сицилия, возможно, стала концом начала, но впереди еще лежала длинная тяжелая дорога. И союзникам следовало еще многому научиться.
Критика
Сицилийская кампания не имела определенной цели, и солдаты, которые сражались за Сицилию, и сами союзники страдали от этого.
Говорят, Наполеон как – то сказал: «Дайте мне союзников, чтобы сражаться с ними». Сицилия продемонстрировала смысл этого афоризма. Различные цели союзников поставили Сицилию на первое место. «Что – то нужно было делать». Но что конкретно, кроме завоевания победы на острове, и к чему это все приведет – никогда не было понятно. Черчилль знал, куда он хотел идти – на Балканы [111]; его цель была стратегической в самом широком смысле слова, поскольку имела послевоенную цель: формирование сильного западного влияния в Восточной Европе. Но он не мог убедить своего союзника – Соединенные Штаты, а, как младший партнер, Англия не заказывала музыку.
То, чем завершилась Сицилийская кампания, было так же бесцельно, как и ее начало. Салерно и вторжение в саму Италию не привели к формальной капитуляции страны; к этому привела Сицилия. Маршал Бадольо подписал перемирие 3 сентября, в день, когда 8–я армия Монтгомери начала пересекать Мессинский пролив – за шесть дней до высадки в Салерно. Таким образом, была достигнута главная цель – выбить Италию из войны, но к этому добавилась другая, неясная, – превратить южные итальянские аэродромы вокруг Фоджии в базы для бомбардировщиков союзнических сил в войне против Германии [112]. Эта цель, которая никогда не была важной и, как показали события, имела относительно малое значение при стратегических наступательных бомбардировках, также объясняется неким подспудным стремлением захватить Рим.
Это стало навязчивой идеей. Все дороги вели в Рим, но Рим не вел никуда в стратегическом плане.
Короче говоря, он стал трагедией, а также дорого доставшейся славой в Итальянской кампании, Сицилийской кампании и во всех боевых действиях союзнических сил в области Центрального Средиземноморья. Разногласия между союзниками привели к неопределенности в выборе цели; США и Великобритания нарушили принцип войны и не имели четкой стратегической цели.
Таким образом, союзники делали один за другим шаги в разные стороны: на Сицилию, через
