итальянский сапог, в Салерно, на аэродромы и в Неаполь, в Анцио и Рим, вверх на каменную спину Апеннинского полуострова и до По к концу войны. Но никогда они не шли по той единственной дороге, которая могла бы в стратегическом плане оправдать этот печальный путь, – через Адриатическое море на Австрийскую равнину и в центр Балкан.
Италия, как говорилось, оправдала себя благодаря давлению, оказанному на немецкие сухопутные силы. Она отвлекла солдат, самолеты, дивизии от русского фронта и от Западной Европы, где еще не прошла высадка в Нормандию [113]. Возможно, что такое суждение вполне разумно, однако в действительности сложно определить, кто кого отвлек. Участие американцев с 227 000 солдатами в Тунисской кампании (в конце декабря 1942 года) возросло к концу 1943 года до 597 000 на всем Средиземноморском театре военных действий и достигло пика в 742 000 человек (в августе 1944 года) в Средиземном море. Еще сотни тысяч солдат направили Англия, Франция, десяток других стран. Италия и средиземноморские экспедиции, не важно, с какой точки зрения их рассматривать, явились дорогим отвлекающим маневром – для союзников даже в большей степени, чем для Германии.
И это была операция, которая стоила союзникам намного больше, чем это должно было быть, поскольку их стратегия на Сицилии и в Италии оказалась не только бесцельной в широком смысле этого слова, но и была лишена перспективы. Будучи слишком осторожной, она не позволила использовать бесценное преимущество союзников – контроль на море.
Первоначальный план вторжения на Сицилию, от которого отказались благодаря настойчивости Монтгомери, предусматривал использование гибкости военно – морских сил в большей степени, чем это произошло при простой фронтальной атаке на юго – восточную часть острова. План предусматривал последовательные высадки десанта далеко друг от друга в восточной и западной частях Сицилии от Авалы до Палермо. Он также основывался на использовании морской мобильности и доставке солдат на берег на фланге и в тылу обороны стран «Оси» в южной и юго – западной части острова, что должно было привести к сильному рассеянию оборонной силы противника. Первоначальный план, частично основанный на быстром захвате порта (Палермо), а не на доставке 7–й армии через открытые берега, как это произошло в действительности (раньше никогда не предпринималась попытка выполнить такую большую задачу), нашел сильную поддержку военно – морских сил США и Англии, адмирала Каннингхэма и генерала Паттона. Но Монти, которого поддерживал Александер, имел достаточное влияние, чтобы изменить план; высадка солдат стала компромиссом, но с большим креном в сторону взглядов Монти, достаточно разумных с учетом новой десантной техники и имеющегося в наличии оружия, но, конечно, не рискованных и безынициативных.
Эйзенхауэр в своей книге «Крестовый поход в Европе» защищает отмену первоначального плана в следующих словах: «Некоторые профессионалы <…> с этого времени настойчиво убеждали меня в том, что, если бы мы правильно оценили малую боевую ценность итальянского гарнизона, мы бы остановились на плане «окружения» и, таким образом, завоевали бы остров за 10–15 дней, а не за 38, как произошло. Кроме того, утверждается, что мы захватили бы основные силы обороняющихся немцев вместо того, чтобы просто вытеснить их обратно в Италию. Вполне вероятно, что, если бы мы быстро взяли Сиракузы, Гелу и Палермо, то смогли бы захватить ключевой пункт – Мессину до того, как немцы смогли сконцентрировать свои силы для отражения любой нашей атаки. Но даже тогда уже можно было определенно сказать, что весь итальянский гарнизон сдался бы. Я все же считаю, что мы поступили разумно, в максимальной степени сконцентрировав свои силы, а затем методически продолжив завоевание острова, на котором оборонная сила насчитывала примерно 350 000 человек» [114].
Но, как отмечает Морисон, «адмирал Каннингхэм все же верит, что первоначальный план был лучше, и так же считают многие другие» [115].
А все немецкие послевоенные комментарии пронизаны ссылками на «осторожность» союзнических сил, на «фронтальную атаку», и в них высказывается удивление, что союзники не высадились возле Мессины, или Катании, или в северной части Сицилии, чтобы отрезать и разбить гарнизоны стран «Оси» на юге [116].
Даже в официальной истории армии США вторжение описано как «основанное [ошибочно] на предположении об энергичном сопротивлении итальянцев», «осторожное и консервативное» и которое было фактически «планом Монтгомери».
«Никто, за исключением Монтгомери, не был доволен этим планом. Стратегическая концепция плана ставила в невыгодное положение и умаляла значение американских сил» [117].
Консерватизм влиял на стратегию союзнических сил как при исполнении, так и при планировании. Два малых десантных маневра, осуществленных 7–й армией с целью обхода с флангов преград на дороге Палермо – Мессина, оказались полезными, несмотря на то, что были проведены слишком поздно и слишком малыми силами, чтобы реально влиять на ход кампании [118]. Монтгомери направил группу командос на берег в ходе некрупной операции (осуществленной слишком поздно и после отступления немцев), которая не играла никакой роли; 8–я армия понесла большие потери во время фронтальной атаки в районе массива Этны.
Каннингхэм в своей книге «Одиссея моряка» написал некоторое время спустя: «Я думал в то время, что мы могли бы уменьшить наши трудности и ускорить наступление, если бы мы вырвали лист из американской книги и использовали нашу морскую силу для высадки солдат за линиями противника» [119].
Осторожный характер фронтальной атаки с тяжелым переходом через естественные преграды изрезанной местности сохранился и в Италии. Анцио, где союзнические войска потерпели неудачу не по вине своих морских сил, был единственной попыткой использовать морское превосходство и обширные морские подходы для окружения с флангов сильных немецких позиций в суровых горах полуострова.
Отсутствие в Италии общей стратегической цели, несомненно, стоило союзникам слишком дорого.
Как комментирует Эйзенхауэр, «доктрина соглашательства, так часто применяемая в тактике, опасна для использования в стратегии» [120].
Официальное исследование «Операции на Сицилии и в Италии», подготовленное для использования в Уэст – Пойн – те, гласит: «Оглядывая широкую панораму прошлого, вероятно, оправданно будет сделать вывод, что верховное командование сил союзников выбрало консервативный курс при принятии решения о завоевании Сицилии. Более смелым и решительным курсом была бы операция против Сардинии и Корсики с последующим вторжением в материковую Италию. Наполеону приписывается высказывание о том, что правильно было бы завоевывать Италию не с носка итальянского сапога, а с его верха. Атака союзников с Сардинии более точно отвечала бы столь громко провозглашенному принципу» [121].
Сам Эйзенхауэр позже написал: «Сицилия была бы правильно выбранной целью, если бы нашей главной задачей оставалась очистка Средиземного моря для того, чтобы в нем можно было осуществлять морские перевозки для союзнических сил. <…> В то же время, если бы действительной целью союзников было завоевание Италии для осуществления крупных операций по полному разгрому этой страны, я думаю, нашей правильной целью были бы Сардиния и Корсика… Поскольку Сардиния и Корсика лежат на фланге длинного итальянского сапога, захват этих островов привел бы к намного более сильному рассеянию сил противника в Италии, чем просто при оккупации Сицилии, которая находится недалеко от гористой оконечности полуострова» [122].
Двойная причина трагедии кампании в центральной области Средиземного моря очевидна: 1) у союзников не было отчетливой и согласованной общей стратегической цели; 2) действия союзников не были направлены против слабых мест немцев на море и в воздухе, они шли по линии преодоления сухопутной мощи немцев. Игнорирование оптимального морского и воздушного превосходства позволило обороне использовать в качестве союзников ломающую душу и тело местность острова Сицилия и итальянского полуострова. Обе стороны совершали на Сицилии ошибки, обе стороны получили уроки.
Бегство почти 40 000 немцев (с 9 600 машинами, 47 танками, 94 пушками и почти 17 000 тонн снаряжения [123]) через трехмильный Мессинский пролив, несмотря на превосходство союзнических сил в воздухе – эвакуация, которая не встречала серьезных препятствий, – бросило тень на морские силы Нельсона и Фаррагута и показало необходимость значительно укрепить воздушные силы союзников. Адмирал Каннингхэм отмечает, что «не было эффективного способа остановить [немцев в Мессине] с моря или с воздуха».
Немецкая оборона в проливе была сильна: прожекторы, заградительные аэростаты, более 150 немецких
