— Я разведусь с ней, как только вернемся. Сделаю все, что хотите. Только скажите «да». Мы даже брать с собой ничего не станем. Все, что понадобится, купим на месте.
— Извините, — сказала она и ускользнула, оставив в моих ушах шелковистый шорох.
Посрамленный, я переместился к столу, за которым царил мой отец в окружении зачарованных молодых пар.
— А, вы про тот, что на Онтарио-стрит, — говорил он. — Мы были как раз напротив, в Четвертом отделе. Облавы в публичных домах — дело святое, а как же. Тут ведь в чем закавыка: тебя бросили на мораль, а ты молодой парень, ну и естественно — офицер внизу остается, а мы наверх, где спальни, всё тихой сапой, чтобы не спугнуть, вы ж понимаете! Ну, тут такое шоу начинается!..
Мириам была все еще в зале, но уже в пальто; она о чем-то поговорила с Букой и что-то ему передала. Затем Бука подошел к нашему столу (отец в это время уже начал следующую историю) и сунул мне сложенную бумажку, которую я развернул на коленях и под прикрытием скатерти прочел:
Окончательный счет: Монреаль — 5, Торонто — 3. Поздравляю. [Команда Торонто в третьем периоде забила дважды. На тринадцатой минуте Маховлич (подготовил Гаррис и Эйман) и на семнадцатой Олмстед в силовой игре с подачи Эймана. —
— Бука, — сказал я. — Я влюблен. Впервые в жизни я по- настоящему, всерьез, непоправимо влюблен.
Конечно же я не знал, что в этот момент вплотную за моей спиной стояла Вторая Мадам Панофски, которая тут же кинулась мне на шею.
— Так ведь и я тоже, дорогой мой, и я тоже, — умилилась она.
Я чувствовал себя кругом виноватым, на душе было тягостно, что скрывать. Но все равно я через пару минут выскользнул из зала отеля «Ритц» и вскочил в первую машину из очереди такси, ожидавших у подъезда.
6
— Виндзорский вокзал, — сказал я шоферу. — И побыстрее.
У меня в запасе было всего несколько минут, но — черт! черт! черт! — движение остановила толпа ликующих хоккейных болельщиков. Машины непрестанно сигналили и еле ползли. Дудели дудки. Посреди проезжей части скакали пьяные, выделывали замысловатые коленца и орали: «Мы первые! Мы первые!»
С сердцем, бьющимся чуть не в горле, я все же ухитрился в последний миг схватить купейный билет на ночной поезд до Торонто. Мириам я нашел в третьем вагоне, она сидела, углубившись в «Прощай, Колумбус», первую книгу Филипа Рота, и тут я, глупо ухмыляясь, плюхнулся на сиденье рядом с ней, как раз когда поезд дернулся и пошел.
— Привет, — сказал я.
— Глазам своим не верю, — сказала она и захлопнула книгу.
— Я тоже, и тем не менее.
— Если вы не сойдете с поезда, когда мы остановимся в Монреаль-Весте, то сойду я.
— Я люблю вас.
— Не смешите меня. Вы меня даже не знаете. Слышите? В Монреаль-Весте! Или вы, или я. Давайте, решайте быстро.
— Если сойдете вы, то и я сойду.
— Как вы могли вытворить такое в день своей свадьбы?
— Вот — вытворил.
— Вы просто напились до безобразия. Сейчас я позову проводника.
Я показал свой билет.
— Барни, пожалуйста, не мучьте меня больше. Сойдите с поезда в Монреаль-Весте.
— А если сойду, вы согласитесь пообедать со мной в Торонто?
— Нет, — сказала она, вскочила и сдернула сумку с сетки над головой. — Я ухожу к себе в купе и запираю дверь. Спокойной ночи.
— Не очень-то вы приветливы. Ведь я теперь в таком дурацком положении!
— Вы сумасшедший. Спокойной ночи.
Я все-таки сошел в Монреаль-Весте [Мои сомнения насчет хронологии описываемых событий получили подтверждение, когда я обнаружил, что хоккейный матч 9 апреля 1959 года закончился в 22.29, тогда как ночной поезд на Торонто отправляется в 22.25, следовательно, когда отец узнал окончательный счет, у него никак не могло быть времени домчаться до Виндзорского вокзала и вскочить в мамин поезд. Однако, когда я обратился за разъяснениями к матери, у нее задрожали губы. «Так и было, — сказала она. — Все так и было». Тут она заплакала, и я решил больше с этим к ней не приставать.
Я не сомневаюсь ни в правдивости отца, ни в свидетельской добросовестности матери, но думаю, Барни просто кое-что перепутал. Вероятно, Мириам вышла из отеля «Ритц» в конце второго периода, в 21.41, а такси отца попало в толпу болельщиков, когда он уже возвращался со станции Монреаль-Вест. Есть еще и такая возможность, что ночной поезд на Торонто вышел в тот день с опозданием. Я дважды писал в компанию «Канадиен пасифик», пытаясь от них добиться, в какое именно время вышел ночной поезд на Торонто 9 апреля 1959 года, но ответа жду до сих пор. —
— В «Ритц», — скомандовал я. — Ничего сегодня была игра, скажи?
— Oui-da! Мое давление подскочило выше крыши, — сказал шофер. — C'est le стресс.
Робко стучась в дверь нанятых новобрачными на ночь апартаментов в «Ритце», я крепился, готовясь к худшему, но Вторая Мадам Панофски, как ни странно, встретила меня объятиями, чем еще больше усилила мое чувство вины.
— Слава богу, ты цел! — выдохнула она. — Я уж не знала, что и думать.
— Пришлось немного проветриться, — сказал я, прижимая ее к себе.
— Это не удивительно, но…
— Наши выиграли даже без Беливо и при том, что Ракета сидел на скамье запасных. Неслабо, да?
— …что же ты, мне-то мог бы сказать? Мы беспокоились, места себе не находили!
Тут только я заметил, что в кресле сидит тесть — кипит, вот-вот взорвется.
— Она хотела, чтобы я позвонил в полицию — не было ли несчастных случаев. Я же решил, что куда прозорливее будет проверить близлежащие бары.
— Ой, мамочки! Что с твоим коленом? Погоди, принесу полотенце, промою.
— Да не суетись ты, пожалуйста. — И, уже обращаясь к тестю, с лучезарной улыбкой: — Не хотите ли с нами выпить на посошок?
— Я уже достаточно сегодня навыпивался, молодой человек. Равно как, без всякого сомнения, и вы.
— Ну, тогда наше вам с кисточкой.
— И что — я должен принять на веру, будто бы вы полтора часа слонялись по улицам?
— Папа, он цел и невредим, остальное не важно.
Проводив папашу, Вторая Мадам Панофски усадила меня в кресло, намочила в ванной полотенце и возвратилась промывать мое оцарапанное колено.
— Если больно, скажи, пупсик, и я не буду.
