работать стало невозможно.
— Наверное, пора спать, — сказала она кошке Мелисенди, дремавшей возле очага перед ночной охотой.
Потом захлопнула конторскую книгу, потушила огонь и подхватила с пола недовольно заворчавшую кошку.
— Без Оуэна в спальне будет холодно, — сообщила Люси своей любимице и решительно понесла наверх вырывавшуюся из рук царицу Иерусалима.[1]
Уже давно стемнело, когда Оуэн и Ридли въехали в каменные ворота поместья Риддлторп. Судя по размерам особняка и тому, как долго они ехали, миновав границу поместья, Ридли сколотил приличное состояние в компании Голдбеттера. Первый этаж особняка был каменный, а верхние — из дерева. В дверях ждала высокая женщина, в сопровождении служанки, державшей фонарь. Другие слуги помогли Оуэну и Ридли спешиться, после чего отвели на конюшню всех четырех лошадей.
— Моя жена, Сесилия, — произнес Ридли, когда они приблизились к женщине, стоявшей на пороге. — Сесилия, это капитан Арчер. Один из людей архиепископа Торсби.
Сесилия Ридли, не обращая внимания на Оуэна, сразу кинулась к мужу.
— Что-то случилось, Гилберт?
Большие темные глаза на узком лице придавали ей вид испуганной лани. Она была одета просто: белый головной убор с вуалью, темное шерстяное платье — полное отсутствие щегольства, присущего ее мужу. В ее облике угадывалось благородное происхождение.
— Со мной все в порядке, — ответил Ридли, — но вот Уилл Краунс убит.
Сесилия нахмурилась, словно не поняла.
— Уилл с тобой не приехал?
— Ты слышала, что я сказал, женщина? — огрызнулся Ридли. — Уилл мертв. Убит.
Сесилия потрясенно застыла, казалось, глаза ее стали еще больше, черты лица обострились.
— Уилл? Господи! — Она перекрестилась.
— Вам, пожалуй, лучше зайти в дом, присесть, — ласково произнес Оуэн.
Сесилия Ридли обхватила руками живот и кивнула, неподвижно уставившись куда-то вдаль.
— Не могу поверить… Он был здесь всего четыре дня назад.
— Сесилия, — предостерегающим тоном произнес Ридли.
Женщина вздрогнула, бросила взгляд на Арчера, потом на мужа и отступила в сторону, пропуская их в дом.
— Прошу прощения. С дороги вам нужно подкрепиться. — Это прозвучало как заученная формула вежливости. Когда муж проходил мимо нее, Сесилия тронула его за руку и прошептала: — Это случилось, пока ты был в городе?
Ридли кивнул и, вырвав руку, раздраженный, прошел дальше. Он тяжело опустился на скамью возле очага, а мальчик-слуга помог ему стянуть грязные сапоги.
— Уилла убили после того, как он провел вечер со мной. Ему перерезали горло.
Мальчишка, который помогал Оуэну, так и сел, охнув.
— Можешь идти, Джонни, — велела мальчику хозяйка дома. Потом посмотрела на мужа и покачала головой. — От нас сбегут все слуги, если ты будешь в их присутствии делиться такими новостями.
Сказано все было бесстрастно, привычным ровным тоном.
Ридли пожал плечами.
— Это еще не самое страшное. Кто-то отрезал Уиллу руку и подбросил в мою комнату, пока я расплачивался внизу сегодня утром.
Оуэн внимательно наблюдал за Сесилией Ридли, готовый помочь ей присесть. Но слова мужа, видимо, вывели ее из оцепенения.
— Как все плохо для тебя сложилось, Гилберт. — Сказала она это мягко, но в ее замечании слышалась язвительность. Она перевела взгляд на гостя, потом снова посмотрела на мужа. — Капитан Арчер сопровождает тебя потому, что подозревает в убийстве?
— Нет, помилуй Бог, нет, конечно. — Уязвленный, Ридли посмотрел на Оуэна. — Она всегда подозревает самое худшее. Такая уж пессимистка. — Он снова перевел взгляд на жену. — Прикажи подать еду и оставь нас вдвоем.
Сесилия Ридли налила им вина и вышла из зала. Девушка, недавно державшая на крыльце фонарь, принесла холодное мясо, хлеб и сыр.
Ридли отметил, что Оуэн внимательно изучает убранство. Обладатель всего одного здорового глаза не мог скрыть любопытства, так как ему приходилось вертеть головой, чтобы оглядеться.
— Вас удивляет простота, хотя сам дом такой величественный, — догадался Ридли.
Судя по перстням Ридли, дом у него мог быть набит гобеленами, вышитыми подушками и прочими атрибутами, свидетельствующими о том, что хозяева гордятся своим богатством. Но огромный зал оказался почти пуст. Чисто выскобленный деревянный пол, несколько стульев и скамеек вдоль стен, два кресла и стол для хозяина и его гостя. Несколько непримечательных гобеленов висели возле камина, защищая от сквозняков. Вкус Ридли проявился только в одном: на дальней стене виднелись полки с выставленными на них серебряными блюдами и чашами, которыми, как правильно догадался Оуэн, никогда не пользовались. Еду подали на деревянных тарелках, вино разлили по оловянным кружкам. Оуэн сделал вывод, что жене Ридли было несвойственно выставлять богатство напоказ в отличие от ее мужа. Такой подход Оуэну нравился.
— Дом, видно, новый, — сказал он. — Надо полагать, внизу есть подвалы?
Ридли просиял от гордости.
— Да, там вино, сушеное мясо, фрукты. Я многому научился за время путешествий. Утром все вам покажу. Другая хозяйка старалась бы похвастаться, только не Сесилия. По правде говоря, еще вчера вечером я жаловался на нее Уиллу. Он начал ее защищать, утверждая, что она добродетельна, раз предпочитает простоту. Но разве большой грех радоваться тому, что посылает тебе Господь? Сколько тканей я купил для нее, сколько драгоценностей, серебра… Видите, как она выставляет посуду — словно на продажу а не для того, чтобы ею пользоваться. — Ридли покачал головой. — Я знаю, что вы подумали: должно быть, она из простых. Ничуть не бывало! Она племянница епископа и дочь рыцаря.
Оуэн предпочел не высказываться по этому поводу.
— Вы не станете возражать, если я задам вам еще несколько вопросов?
— Зависит от того, что за вопросы.
— Только насчет вашего дела, ничего личного.
Ридли пожал плечами.
— Каковы были ваши деловые отношения с Уиллом Краунсом? Кто еще был посвящен в ваши дела?
Хозяин дома, видимо, счел эти вопросы резонными.
— Когда Джон Голдбеттер решил, что я принесу ему больше пользы в Лондоне и Кале, чем в Йорке и Халле, я начал подыскивать молодого человека, хоть сколько-нибудь сведущего в торговле шерстью, и нашел Уилла Краунса. Отец его жены, Джозеф Стивенсон, состоял в одной из гильдий Йорка и обучал Уилла ремеслу, но, потеряв на одной сделке крупную сумму, он был только рад порекомендовать своего зятя.
— Вы уверены, что Стивенсон с легким сердцем отказался от хорошего работника?
Ридли удивился, но потом кивнул.
— Понятно. Вас интересует, не имеет ли Стивенсон какое-то отношение к смерти своего зятя? Исключено. Стивенсона давно нет в живых. Во время чумы погибла почти вся семья. Словно кто-то их сглазил. Впрочем, у меня с ними всегда были хорошие отношения.
— Значит, Краунс отстаивал ваши интересы в Йорке и Халле?
— Интересы Голдбеттера, если быть точным. Мы все работаем на Голдбеттера.
Оуэн обвел рукой вокруг себя.
— Вы отлично преуспели.
Ридли кивнул.
— Я всегда оставался верен ему, и в хорошие времена, и в тяжелые. Голдбеттер мне доверяет.
