Ридли вспыхнул.
— Не обращайте в шутку мое искреннее признание.
— Снова прошу простить меня, — сказал Торсби. — Есть ли надежда аннулировать брак?
— Нет. Этот брачный союз не подлежит расторжению. — Ридли устало провел пальцами по векам. — Ко всему прочему мой зять оказался последним глупцом. Говорит всем направо и налево, что вскоре станет рыцарем, но даже пальцем не пошевелил, чтобы заработать рыцарское звание. Он ведь не дипломат, не воин. И сражаться он может только с моей Анной.
— Мне очень жаль. — Торсби видел, как дрожит рука Ридли, в глазах которого читалась боль. — Нет, мне больше чем жаль. Я скорблю о вас и вашей семье.
Ридли, сделав глоточек бренди, тяжело вздохнул.
— Итак, значит, ваша усыпальница будет располагаться в приделе Святой Марии, — сказал он, меняя предмет разговора. — Как получилось, что вы выбрали это место?
Торсби не сразу ответил, несколько растерявшись от такого быстрого перехода на другую тему.
— Как я сделал этот выбор? Э-э, во время молитвы к Святой Деве мне был дан знак, и я сразу понял, что мое призвание — церковь.
— Разве вы не младший сын?
Торсби улыбнулся.
— Да, но до тех пор я успел стать весьма полезным для королевского двора и быстро продвигался наверх. Я бы все равно наверняка занял прочное положение среди придворных. — Торсби уставился в огонь. — Хотя в наши дни возвыситься при дворе не такая уж большая честь — это стало слишком легко.
— Так, может быть, моему зятю есть на что надеяться? — с улыбкой поинтересовался Ридли.
А потом он вдруг довольно громко отрыгнул. Торсби даже перестал всматриваться в огонь и поднял на него взгляд. Ридли покраснел.
— Прошу прощения, ваша светлость. — Он снова отрыгнул.
— Может быть, ужин виноват?
— Нет. Каждый вечер одно и то же. Это длится уже несколько месяцев.
— Даже несмотря на снадобье вашей жены?
Ридли кивнул.
— Знаете, иногда у меня возникает подозрение, что в некотором отношении мне даже стало хуже от ее помощи. Но в последнее время мы достигли с ней шаткого мира в наших отношениях, и мне никоим образом не хотелось бы его нарушить.
— Выпейте бренди, надеюсь, это поможет вам переварить пищу.
— Очень мягкий напиток. Очень мягкий. — Ридли состроил гримасу, пытаясь подавить очередной приступ изжоги, и поднялся. — Ваша светлость, думаю, пора и честь знать. Завтра мне предстоит долгое путешествие, а я, как сами видите, уже не так крепок, как раньше.
Торсби довел Ридли до дверей. Мейви подала гостю накидку.
— Не хотите, чтобы мой секретарь, брат Микаэло, проводил вас до гостиницы? — предложил архиепископ.
Ридли выглядел смущенным.
— В этом нет нужды. В самом деле. Я привык ходить один. Да и до таверны рукой подать.
Торсби пожалел, что так легко уступил, когда на следующее утро архидиакон Йоханнес наткнулся на тело Ридли во дворе собора.
— Я не раз слышал, что перерезанное горло называют омерзительной улыбкой смерти, — сказал Йоханнес с пепельно-серым лицом. — Мне тоже так показалось. Глаза уставились в небо, губы посинели, а под ними образовались еще одни губы — сатанински кровавые… — Его передернуло. — А вместо правой руки — обрубок.
Торсби подвел Йоханнеса к стулу.
— Присядь. Микаэло сейчас принесет бренди. Прости, что заставляю тебя говорить об этом. Но на левой руке Ридли остались два кольца?
Йоханнес кивнул.
Тем же утром, чуть позднее, каменщики, работавшие на строительстве придела Святой Марии, нашли окровавленную тряпку, но ни руки, ни драгоценных колец в ней не было.
Архиепископу Торсби это не понравилось. Он понял, что ни о каком совпадении не может идти речь. Очевидно, руку Краунса подбросили в комнату Ридли прошлым летом в знак предупреждения. Напрашивался вывод: кому теперь доставили руку Ридли? Торсби послал за мэром. Судебным приставам и городской страже было приказано соблюдать особую бдительность и сообщать любые новости об отрубленной руке, пусть даже неподтвержденные слухи.
Торсби решил, что не повторит ошибки, позволив убийце снова ускользнуть. И послал за Оуэном Арчером.
5
Женщины Ридли
На этот раз, проснувшись от стука пришедшего в аптеку брата Микаэло, Оуэн обнаружил, что Люси нет рядом. Он попытался сообразить, почему жена поднялась в такую рань, но мысли со сна путались. Оуэн спустился вниз, отправил Микаэло восвояси, пообещав скоро прийти, а затем принялся разыскивать Люси. На кухне он нашел только служанку Тилди, возившуюся с очагом.
— Ты видела сегодня утром хозяйку, Тилди?
— Она на заднем дворе, — буркнула та, даже не взглянув на него.
По резкому тону девушки Оуэн догадался, что она не хотела вдаваться в подробности и что даже этот ответ дался ей с трудом. Он сразу понял, что все это означает.
На улице валил мокрый снег. Оуэн прошелся по каменной дорожке, оставляя глубокие следы — значит, снегопад начался несколько часов назад, — но других следов на тропке не было. А потом он увидел Люси: в своей темной, развевающейся на ветру накидке она стояла на коленях у могилы первого мужа.
Сам архиепископ освятил маленький клочок земли в дальнем углу сада. Николас Уилтон был искусным аптекарем и собственноручно создал этот сад, которым по праву мог гордиться. Два года назад, в день первого снегопада, Уилтона сразил паралич, от которого он так и не оправился. В последние дни Люси часто вспоминала Николаса, уверяя Оуэна, что зимой ее мысли невольно возвращаются в прошлое. Арчер старался проявлять терпение. Он согласился на требование гильдии, чтобы Люси носила имя Уилтона до тех пор, пока будет работать в аптеке. Он подписал бумаги, отказываясь от любых притязаний на аптеку в случае смерти Люси. Все это были пустые формальности, не имевшие никакого отношения к их любви. Но непрекращающаяся и словно демонстративная скорбь жены начала истощать его терпение. Вот и теперь: какая глупость стоять на коленях несколько часов под густым снегопадом!
— Люси, скажи на милость, что ты здесь делаешь?
Она взглянула на него покрасневшими глазами.
— Мне не спалось.
— Ты видела, что идет снег?
— Конечно видела. — Она взглянула на него с вызовом.
Но он знал, как поступить. Оуэн сменил тему разговора.
— Меня вызвали к архиепископу. Еще одно убийство во дворе собора.
— Значит, ты должен идти. — В ее голосе не слышалось ни любви, ни сочувствия к нему, вынужденному тащиться в такую рань по поручению, которое наверняка вынудит его отправиться в дорогу.
У Арчера остались не слишком лестные воспоминания о первом муже Люси. Он не понимал, почему она все еще продолжает его любить. Николас ее не заслуживал. Хотя, конечно, Оуэн и себя считал
