недостойным любви этой женщины, но полагал, что прав на нее у него больше, чем у Николаса.
— Пойдем со мной, выпьем немного эля или горячего вина перед моим уходом. Согласна?
Люси кивнула, перекрестилась и, поднявшись, пошла с мужем в дом. Проходя по саду, она поймала Оуэна за локоть.
— Я не хотела расстраивать тебя.
Оуэн притянул жену к себе и крепко обнял. Ему достаточно было знать, что Люси заботят его чувства.
Архиепископ Торсби сидел за полированным столом, держа в руках свиток.
— Щедрое пожертвование на строительство моего придела Святой Марии. Но вчера ночью, Арчер, моего дарителя убили. Ты мне снова нужен.
— Мне не очень хочется оставлять Люси в это время года, ваша светлость, — сказал Оуэн. — Сегодня утром она стояла на коленях в снегу у могилы Уилтона. Я проклинаю тот день, когда вы согласились освятить землю в саду. Эта могила навевает жуткие мысли.
Торсби пожал плечами.
— В данную минуту мысли о могиле Уилтона меня не тяготят. А вот что меня волнует, так это убийство Ридли. Вчера вечером он был моим гостем. Когда уходил, то плохо себя чувствовал, а я позволил ему пойти без провожатых. Его убили в точности как Краунса. Это не случайное убийство. Гилберта Ридли кто-то поджидал, все было спланировано. На этот раз мы должны найти убийцу.
— Вы узнали что-нибудь новое? В прошлый раз нам ничего не удалось обнаружить.
— Только одно. После смерти Краунса Ридли здорово изменился. Из толстяка превратился в ходячий скелет, от его высокомерия не осталось и следа.
Оуэн призадумался.
— Страх может лишить сна и аппетита.
— Тот же эффект бывает и от яда, — хмыкнул Торсби.
Оуэн кивнул.
— Возможно, Сесилии Ридли что-то известно, — продолжал Торсби. — Она лечила его каким-то снадобьем. Я хочу, чтобы ты отправился к ней и сообщил о смерти мужа, прежде чем она успеет переговорить с кем-то другим. Узнай, кто мог желать смерти Гилберта Ридли.
— Лучше бы с ней поговорил священник, а не воин.
— Ты больше не воин.
— Зато на него похож. С этой нашлепкой на глазу и шрамом… — Оуэн покачал головой. — Не гожусь я для этого дела.
— Я бы послал архидиакона Йоханнеса, но пока не могу без него обойтись. Кроме того, Сесилия Ридли уже с тобой встречалась.
— Да, и в тот раз я привез ей плохую новость. Она сочтет меня за посланника смерти.
— И это тебя беспокоит?
— Да, но не так, как другое.
— О чем это ты?
— Я не хочу сейчас оставлять Люси одну.
Торсби нетерпеливо отмахнулся от последнего довода.
— Скорее всего, твоей жене захочется побыть одной, чтобы никто не мешал ей оплакивать Уилтона.
Замечание архиепископа больно задело Оуэна.
— Она и так пользуется свободой. Я ей не докучаю.
— Брак далек от благодати вопреки общим представлениям.
— Я ни о чем не сожалею, ваша светлость, — заявил Оуэн.
— Вот как? — Священник удивленно поднял брови. — Тогда тебе здорово повезло. В любом случае, я хочу, чтобы ты отправился в Беверли. Сесилия Ридли тебя знает, она настроена к тебе вполне дружелюбно, ты именно тот, кто должен ехать. Я написал ей письмо, принося соболезнования. Получишь его у Микаэло. Тебя будут сопровождать двое моих людей.
— Целых двое? Какая щедрость, ваша светлость.
— Ты становишься заносчивым, Арчер.
— Мне наскучил заведенный порядок.
До Риддлторпа Оуэн добирался два дня. Мог бы доехать и за сутки, но погода и рано наступающие сумерки не позволили. К тому времени, когда показались ворота поместья, Арчеру порядком надоела хвастливая болтовня его спутников, пересыпаемая бранными словами. Он все время спрашивал себя, не был ли сам еще в недавнем прошлом таким же, как они, или Алфред и Колин отличались исключительной тупостью. Они жаждали с кем-нибудь сразиться, хвастались каждым своим шрамом и сломанной косточкой; говоря о женщинах, грязно сквернословили. Если Оуэн был таким, когда впервые появился в Йорке, удивительно, как Люси вообще с ним заговорила. Он начал понимать, почему она испытывала неизменную неприязнь к воинам.
Когда старый привратник позволил им проехать во двор поместья, Оуэн спешился и велел Алфреду и Колину позаботиться о лошадях.
— После найдете кухню и останетесь там, — приказал он. Он не хотел, чтобы они расстроили Сесилию Ридли. Хватит с нее и той ужасной новости, что он привез.
Когда Оуэн пересекал зал, приближаясь к хозяйке поместья, стоявшей у камина, он заметил в ее глазах страх.
— Капитан Арчер. — Она бросила взгляд за его спину, проверяя, не ошиблась ли, действительно ли он приехал один. Оказалось, что не ошиблась. — Что-то случилось с Гилбертом?
— Прошу вас, присядьте, миссис Ридли. — Оуэн знаком велел служанке принести вина.
Сесилия Ридли заметила его жест, тяжело опустилась на стул, словно внезапно потеряв ориентацию. Она сложила белые руки на коленях и подняла испуганные глаза на Оуэна.
— С Гилбертом беда.
— Ваш муж мертв.
Сесилия дернулась, словно ее ударили, а потом, перекрестившись, склонила голову.
— Он долго болел, — тихо произнесла она.
Подошла служанка и, не говоря ни слова, вложила в руку хозяйки чашку с вином.
— Он умер не от болезни, миссис Ридли. Его убили.
Сесилия снова взглянула на Оуэна и покачала головой.
— Нет. Он болел.
— Его убили точно так же, как Уилла Краунса. Горло, рука.
Глаза Сесилии расширились.
— Так же, как Уилла? Значит, болезнь тут ни при чем? — Она поднесла чашку к губам, помедлила. — Вы уверены?
— Абсолютно уверен.
Она выпила.
— Но он действительно был болен.
Оуэн, проведя большую часть жизни на войне, знал, что сейчас творится с этой женщиной. То, что Сесилия Ридли настаивала на болезни мужа, свидетельствовало о потрясении. Архиепископ утверждал, что Ридли был болен и что миссис Ридли пичкала мужа каким-то лекарством. Возможно, она даже не хотела, чтобы муж уезжал из дома.
— Он ужинал с архиепископом, — продолжал Оуэн. — Его подстерегли во дворе.
Сесилия Ридли нахмурилась.
— Но ведь двор охраняется.
— Ворота собора охраняются, стражники несли службу и тогда, когда напали на Краунса. Но за оградой живет много людей. Они приходят и уходят так часто, что стражники беспрепятственно их пропускают.
