– Не слишком-то подставляйся, Стефан, а то не сносить тебе головы, – сказал он, дружески похлопав меня по спине.
Теперь подошла очередь Иржи. Он порылся в кармане и вытащил несколько кусочков сахара.
– Это тебе, дядя.
Сахар давно потерял свой естественный белый цвет. Он был покрыт налетом грязи, которая всегда почему-то скапливается в мальчишеских карманах. Я знал, что сахар – большая редкость, и поинтересовался, откуда он у племянника.
– Мне дал его друг, – объяснил ребенок.
– А может, стащил?
– Нет. Я... я обменял свой нож на сахар, – признался Иржи и, смущенный собственным благородством, пояснил: – Мама сказала, что он вам очень пригодится. Может, у вас в горах не будет еды, и тогда вы будете есть сахар.
– Что бы тебе хотелось за это? – спросил я мальчика, стараясь держаться, как подобает мужчине, и скрыть охватившие меня чувства.
– Ничего, дядя. Мне ничего не надо, – серьезно ответил Иржи. – Просто возвращайся скорее.
– Я вернусь, Иржи, обязательно вернусь! А теперь давай пожмем на прощание руки.
Сташек с родными стояли молча, когда я подошел к ним, и мы, попрощавшись, быстрым шагом отправились в путь. Мы прошли всего каких-нибудь сотню шагов, как нас догнал Иржи.
– Дядя! Дядя Стефан! Ты кое-что забыл. Запыхавшись, он протянул мне кинжал, который я привез из Варшавы.
– Ты забыл его под подушкой.
– Спасибо, Иржи. Ты молодец!
– До свидания, дядя, – прошептал мальчик, и я увидел, как он вытирает рукой слезы.
Он был просто маленьким мальчиком и не мог сдерживать чувства. Иржи протянул руки, обхватил меня за шею и поцеловал.
– До свидания, дядя. Возвращайся скорее.
После этих слов повернулся и побежал домой. Мои щеки были мокрыми от слез, и я уже не понимал, чьи это слезы, мои или Иржи.
Нам потребовался почти весь день, чтобы обогнуть Краков и дойти до железнодорожной ветки, ведущей на восток. Как только стемнело, нам удалось залезть в немецкий товарный состав, медленно отъезжавший от станции. Оказавшись на платформе, мы увидели, что состав перевозит немецкие полевые орудия и транспортные средства. В темноте мы не заметили охрану и очень надеялись, что они тоже не обратили на нас внимания. Мы заползли в грузовик и спрятались под брезентом. В грузовике находились пустые деревянные ящики с крышками.
– Давай в них спрячемся, – прошептал Сташек.
Сначала мы попытались вместе залезть в один ящик, но в нем было слишком тесно для двоих, и мы спрятались в соседних ящиках. Я положил под голову рюкзак, лег поудобнее и закрыл крышку. Поезд грохотал на стыках, время от времени оповещая о своем движении паровозными гудками.
Через несколько часов я проснулся от стука и шепота Сташека. Было светло. Поезд стоял. Я откинул крышку, привстал и увидел, что Сташек тоже лежит в ящике. Подняв крышки одной рукой, а другой опершись о край ящика, чтобы было удобнее разговаривать, мы напоминали сейчас персонажей с картины «День Страшного суда», которая висела в нашей церкви в Газеловке. На ней мертвецы поднимали крышки и выходили из гробов. При этом воспоминании я громко рассмеялся.
Перестань, Стефан! – хриплым шепотом остановил меня Сташек. – Мы стоим на станции.
– А что за станция?
– Не знаю.
Состав несколько раз проехал туда и обратно вдоль станции, и нам удалось прочесть название. Это был Тарнов, находящийся примерно в девяноста пяти километрах к востоку от Кракова. После маневрирования состав отогнали на запасные пути, и мы услышали голоса немецких охранников, прошедших мимо нас к зданию вокзала.
– Ну, что дальше, капитан? – спросил меня Сташек. – Будем выяснять у начальника станции расписание движения поездов на Санок?
– Может, лучше поищем поляков-железнодорожников?
Он посмотрел в дырку, которую проковырял в брезенте. Мы вылезли из ящиков и надели рюкзаки на тот случай, если придется спешно убираться отсюда.
– Там стоит несколько человек, – сообщил Сташек.
– Давай привлечем их внимание, когда они будут проходить мимо. Может, они дадут нам какую-нибудь информацию о движении поездов.
Когда железнодорожник поравнялся с платформой, Сташек тихо окликнул его. Мужчина явно услышал, но прошел мимо. Однако спустя несколько минут он вернулся.
– Что вы хотите? – спросил он, глядя в сторону.
– Куда идет этот поезд? – спросил Сташек. – Нам надо в Санок.
– Поезд останется здесь до завтрашнего дня. На этой линии мне неизвестно о других поездах на Санок. Есть поезда на южном направлении от Горлице через Ясло.
Рассказав все, что знал, мужчина ушел, но вскоре вернулся.
– Вы бы лучше уходили отсюда, – и, предупреждая наш вопрос, добавил: – Спрыгивайте на другую сторону и спускайтесь на набережную. Там нет охраны. Идите спокойно, не бегите.
– А какие-нибудь поезда на Горлице пойдут отсюда? – спросил Сташек.
– Ничего не могу сказать. За последние два дня было мало поездов.
– Мы вам очень благодарны. Вы так нас выручили.
– Удачи вам, где бы вы ни были.
– Еще раз огромное спасибо.
Мы подождали, пока он уйдет, вылезли из-под брезента и спрыгнули на землю. Никто не видел, как мы спустились к набережной и ушли со станции.
Мы не знали Тарнова, и нам пришлось один раз спросить дорогу. В городе мы видели много немецких солдат, но они не обращали на нас никакого внимания.
– Будьте осторожнее. Это гестаповцы, – объяснил нам местный житель, у которого мы спрашивали дорогу. – Они настоящие свиньи.
Выйдя из города, мы сверились с картой, нашли нужную нам железнодорожную ветку и шли вдоль нее в течение нескольких часов. В тот день не было ни одного поезда. Поначалу мы легко преодолевали расстояние, но в полдень началась метель, и мы, вконец измученные и голодные, постучались в крестьянский дом и вошли.
Внутри было тепло, и в тусклом свете лампы мы разглядели мужчину и женщину. Мы еще не успели открыть рот, как мужчина резко спросил:
– Кто вы и что вам надо?
– Мы замерзли и очень устали, – ответил я. – Нельзя ли нам у вас немного передохнуть?
Женщина собралась что-то сказать, но мужчина прикрикнул на нее.
– Помолчи! – сказал он, повернувшись к нам. – В моем доме нет места для язычников. Поняли, нет места!
– Но мы не язычники, – попробовал возразить Сташек.
– Вы ведете себя как язычники, – прервал его хозяин дома, – значит, вы и есть язычники... или евреи.
Тут до меня дошло, что мы со Сташеком забыли крестьянские обычаи. Я схватил возмущенного Сташека за руку, вывел его на улицу, обошел вместе с ним вокруг дома и опять постучал в дверь.
– Войдите! – раздался изнутри мужской голос.
– Слава Господу! – снимая лыжную шапочку, сказал я.
– Во веки веков! – ответили хозяева и пригласили нас сесть. – Разделите с нами пищу.
– Господь воздаст вам за вашу доброту, – произнес я всплывшие из памяти слова.
Мужчина, довольный преподанным уроком, молча разглядывал нас. Его жена возилась у печки. Я с
