дневкой. Щель — между семью и одиннадцатью вечера и пятью и десятью утра?
— Вечером лучше, — сказал Костя. — Вечером он бодрее.
— Я подключусь и посмотрю расписание. — Антон поднялся.
— Давай, — одобрил Андрей. — А мы с Костей сейчас отнесем его к гвардиану. А то он и не заметит, как его муравьи съедят.
Костя взял Игоря под мышки, Андрей — под коленки. Он был не столько тяжелым, сколько громоздким — безвольные руки и ноги мешали, голова болталась. В гвардиановой каморке Игоря уложили на отведенный ему топчан, застеленный одеялом и спальным мешком.
— После непродолжительной гражданской панихиды тело было предано земле, — не удержался Антон.
— Тоха, — выдохнул Костя, — нашему кумпаньству и одного данпила с извращенным чувством юмора хватит с головой.
— Еще неизвестно. — Андрей вытер лоб. — Ему нужно пережить еще одно полнолуние. Ты забыл?
Обязанности в полнолуние распределили так: брат Михаил занял стратегическую позицию снаружи часовни, на крыльце, Эней — стратегическую позицию внутри, на скамье у двери. Он сначала хотел наоборот, но Игорь настоял именно на таком раскладе, без обиняков объяснив:
— Он опять разговаривать со мной будет. А он меня уже достал.
— Замучил я его, — проворчал брат Михаил, — задрал… что там еще, Игорь?
— Там нецензурно, — отозвался Цумэ. — А здесь святое место, я не могу.
— Ты думаешь, Всевышний услышит нечто принципиально новое для себя? — задрал брови монах.
— Я думаю, что с тем же успехом Всевышний может прочесть мои мысли, в том числе и те, для которых даже мата не хватает, — парировал Игорь. — И передать их тебе, брат Зануда. Непосредственно в мозг.
«Брат Зануда» оскалился в коротком смехе и покинул часовню. Игорь и Эней остались одни — Игорь у алтаря, на первом ряду, Эней у самой двери.
Эней сел на лавку, чувствуя себя полным болваном.
— И… что мне делать? — спросил он.
— Хочешь — молись вместе со мной, — пожал плечами Игорь. — Хочешь — не молись. Вот спать я решительно не рекомендую.
— Хорошо. — Эней откинулся на стену и вытянул ноги.
Его предупредили, что может случиться всякое. Игоря попытаются вернуть, и весьма решительно попытаются. И чем упорнее будет сопротивление, тем яростнее атака. Может быть, предупредил брат Михаил, попытаются напасть и на самого Энея. Не физически, хотя физически тоже могут.
В часовне горел только огонь возле дарохранительницы — прерывисто, покачиваясь, будто язычок пламени был не электрическим, а живым. Алые блики падали на стриженую голову Игоря, опущенную чуть ли не ниже плеч. Ссутуленный, тощий, в обтрепанной черной робе, он был похож на какую-то неопрятную птицу. Сходство стало еще сильнее, когда он и сам начал слегка покачиваться сидя, как человек, вынужденный терпеть сильную боль. Эней не знал, стоит ли его окликать — может, Игорю только сейчас удалось сосредоточиться…
Эней так и не смог решить, нужен ли ему Бог — Бог оказался как-то уж особенно неудобен в использовании, — но точно знал, что ему нужен Игорь. Игорь с его опытом жизни по ту сторону любого закона и, что не менее важно, — обычным человеческим опытом; Игорь с его реакцией и силой, с его способностью вникать в чужие чувства и трезвым рассудком… И если Бог нужен Игорю, если ему помогает — значит, так тому и быть.
Эней целый месяц знакомился с содержанием катехизиса, а чего не понимал — спрашивал у брата Михаила или отца Януша, и с облегчением узнал, что истины веры не содержат ничего такого, ради чего придется отдавить себе мозги или совесть. Не нужно верить ни в то, что мир буквально сотворили за шесть дней, ни в то, что все некрещеные обязательно попадут в ад. Воскресение из мертвых? Ну если этот трюк высокие господа регулярно показывают на бис, то для Божьего Сына тут наверняка и фокуса никакого нет. Непорочное зачатие? Генетики обещают, что проблему партеногенеза у приматов они разрешат в течение ближайших десяти лет. Если невозможное человекам возможно Богу, то уж возможное — и подавно. Проблему непорочности Девы Марии, которую Костя попытался ему разъяснить, когда отговаривал креститься у католиков, Эней счел в чистом виде спором остроконечников и тупоконечников, электронной проблемой, ошибкой из свалки ошибок, накопившихся в старом коде. И то сказать, двадцать одно столетие… Католики ему нравились больше по вполне земным причинам — они тоже сидели в подполье, с ними было легко находить общий язык. Нет, совсем без камней преткновения не обошлось — но все их так или иначе можно было обойти или перепрыгнуть…
Игорь вдруг развернулся внезапно и резко, нейлоновая бечевка розария в его руках лопнула с тихим звоном.
Эней вскочил, ножны, раскрываясь, щелкнули.
— Не-не, я… — Игорь помахал рукой из стороны в сторону, снова сел — теперь уже лицом к Энею. — Со мной ничего страшного. Ну, почти ничего. Только…
Он сильно потер лицо растопыренной пятерней. Сжал в пальцах порванный розарий.
— Давай поговорим.
— О чем? — удивился Эней. Сел, чтобы Игорю было спокойнее. Но так, чтобы вскочить в любое мгновение — чтоб было спокойнее самому.
— О чем хочешь. Неважно, все равно. Можешь стихи читать, я просто хочу слышать человеческий голос.
Просьба застала Энея врасплох, и он, радуясь, что в этом красном мерцании не видно, как пылают скулы, выпалил то, что у него в любом состоянии отлетало от зубов:
— Эней був парубок моторный… — и пошел, не останавливаясь, все меньше смущаясь, погружаясь в это украинское барокко, где смешались Полтава и Троя, где боги носили шаровары с Черное море, а богини разговаривали как рыночные торговки пындиками и кнышами — хотя о пындиках, кнышах и торговках он тоже только в книжках и читал.
Игорь слушал жадно — не внимательно, а именно жадно, как пьют воду в жару, как едят после тяжкой работы, как дышат после долгого бега. Похоже, ему и в самом деле было все равно что слушать — лишь бы звучал голос человека. И Эней бросал в его скрытое тенью лицо стих за стихом, пока — где-то уже в Карфагене — не запнулся оттого, что пересохло во рту.
— Спасибо, — сказал Игорь. — Было здорово. И почему я только раньше не читал эту штуку?
— Как ты себя чувствуешь?
Игорь потер затылок.
— Паршиво.
— Но, как я понимаю… лучше, чем могло быть?
— Да, — согласился Игорь, — хотя… как сказать.
— Как сказать? — Не нужно быть эмпатом, чтобы понимать, что Игорь хочет, чтобы его спросили.
Игорь зажмурил глаза и с непонятным выражением ответил:
— Эта сволочь… прикидывается моей женой. Женой, которая зовет меня… туда.
Ну что, подумал Эней, в бесов я, выходит, уже поверил. Сам не заметив как. Сижу и обсуждаю тут совершенно серьезно, кем они в этот раз прикидываются.
— Извини, а ты уверен, что… ну, это не она?
— Она бы не стала меня туда звать, — твердо сказал Игорь. — Как бы плохо ей ни было. И еще одно…
Он переплел пальцы в замок, хрустнул ими.
— С самого начала. С первого раза, как я сюда спустился. Когда я открываю глаза, — Игорь, видимо, для наглядности распахнул глаза, — я ничего там не вижу. Но когда закрываю, — он опять зажмурился, — я
