Как ты себя чувствуешь, малютка моя?
Изабелла ощутила осторожное прикосновение ко лбу прохладной влажной ткани и вздохнула.
– Ох как хорошо! Спасибо, мам.
– Как же ты напугала меня, Изи, дорогая! Конечно, хорошо, ты же вся пылаешь. Предупреждала же, не выходи ты в самую жару из дома, так нет… – Она продолжала негромко говорить, ни на минуту не прекращая обтирать горящие лицо и руки дочери влажным полотенцем.
Изабелла опустила тяжелые, будто свинцом налитые веки, еще раз вздохнула, почувствовала, как даже это легчайшее движение отдалось болью в голове, и постепенно снова погрузилась в забытье, но уже не такое полное, как до этого.
Она лишь смутно сознавала, что в комнате появился кто-то еще, что ее подвергли осторожному, но основательному осмотру, потом испытала нечто вроде укуса или укола в предплечье и вскоре уснула, на сей раз спокойно и без сновидений.
Проболела она целых две недели, удивив и мать, и доктора Мартенса, который навещал ее каждый день, проверял температуру, заглядывал в горло, мял живот и спускался вниз, озабоченно качая головой.
– Ну что, док, что с ней такое? – с тревогой спрашивала Бетти Морган, заглядывая ему в глаза.
– Это типичный солнечный удар, – неизменно отвечал он. – Только я не понимаю, почему болезнь так затянулась. Ваша дочь молодая и здоровая девушка, она давно должна была бы поправиться. Но температура держится. Боюсь, как бы мне не пришлось госпитализировать ее.
Перепуганная такой перспективой мать выхаживала больную, ни на минуту не ослабляя усилий и не теряя бдительности. Она сама за это время похудела больше чем на десять фунтов.
Фрэнк Морган, тоже встревоженный неожиданным тяжелым состоянием дочери, которая даже в детстве болела крайне редко, волновался еще и за жену, глядя, как та бледнеет и худеет.
– Бет, ты должна отдыхать. Хоть изредка. Давай я сегодня ночью посижу с Изи. А ты поспи. Ты посмотри на себя в зеркало: еще немного – и мне придется отправлять в больницу вас обеих. Тебе, милая, уже нельзя подолгу не спать и совсем не есть. Мы с тобой, старушка, уже не те, что были когда-то.
Но миссис Морган, действительно отчаянно нуждавшаяся в отдыхе, возмутилась.
– Говори за себя, Фрэнк. Ты, может, уже и старик, а я пока еще в полном расцвете. Так что заткнись и не приставай. Я знаю, что мне делать, и в состоянии сама позаботиться о своей дочери.
Номинальный глава семейства Морган понурился, поняв, что не вовремя сунулся со своими непрошеными заботой и помощью, побродил по комнатам, присел перед телевизором, толкнулся было на кухню, но увидел, что жена там что-то готовит, и в конце концов отправился в бар.
И все-таки молодость взяла верх над болезнью, и та отступила, оставив наконец изможденное и истерзанное почти двухнедельной лихорадкой тело Изабеллы.
Еще три дня – и больная смогла спуститься вниз к завтраку.
– Девочка моя, – поставив перед ней кружку слабого, горячего и очень сладкого кофе, тарелку с двумя тостами и яйцо всмятку, начала мать. – Ты так напугала нас с отцом. Даже док Мартенс и тот уже начал волноваться.
– Пустяки, – махнув рукой, ответила Изабелла, набив рот едой. – Я, конечно, сглупила, что тебя не послушалась, но в нашем климате солнечный удар не такая уж большая редкость.
– Это верно, конечно, – согласилась Бетти. – Но у тебя был уж очень тяжелый случай. Особенно учитывая то, что ты вообще редко болеешь…
– Ха! Естественно! Здоровый организм реагирует особенно бурно.
– Очень ты умная стала, – усмехнулась миссис Морган. – Но все-таки… – Она чуть поколебалась, но все же решилась задать вопрос, терзавший ее: – Ты… ты в порядке, Изабелла? А? Скажи мне честно, пожалуйста. Помни, я всегда на твоей стороне. Что бы ни произошло, я за тебя.
Изабелла подняла голову и изумленно посмотрела на мать.
– Ты это о чем, мам? Что-то я не понимаю. Конечно, я в порядке, только слабость еще осталась, а так все нормально. Почему ты думаешь, что я могу обманывать тебя? Уж тем более по таким пустя… – Она замолчала, широко раскрыв глаза. До нее только сейчас дошло, что беспокоит мать. Она так расхохоталась, что, поперхнувшись, раскашлялась и на глазах выступили слезы. Кашель постепенно прошел, но вот слезы, увы, остались. Опустив голову, чтобы мать не заметила их, Изабелла ответила: – Так вот ты о чем волнуешься, мама. Не надо. Я не беременна. Более того, я так же невинна, как в тот день, когда ты родила меня. Хотя…
Бетти подошла, обняла дочь за плечи, поцеловала в макушку.
– Хотя что, родная моя?
– Хотя и не по своему желанию и сознательному выбору, – неожиданно для самой себя брякнула она и расплакалась.
Мать подвинула стул, села рядом, положила голову Изабеллы на свое все еще мягкое, несмотря на значительную потерю веса, плечо и принялась качать и баюкать ее, как в те давние времена, когда та была еще совсем крохой…
– Ну-ну, маленькая, ну-ну, – говорила-напевала она нежным, успокаивающим тоном. – Ну-ну, не надо, в твоем возрасте это не такая большая беда. У тебя впереди вся жизнь, и в ней будет еще столько хорошего, столько побед, столько ликования…
– Как ты не понимаешь, мама, – всхлипывая, призналась Изабелла, – он бросил меня, бросил! Променял на другую! Всего через две недели после того, как я уехала. И у меня ничего не осталось от него, даже воспоминаний о близости… Он не удостоил меня, не счел достаточно привлекательной! – Последние слова потонули, захлебнулись в ее горьких рыданиях.
Бетти Морган, успокоившись тем, что страхи ее оказались беспочвенными, продолжала укачивать и утешать дочь бессмысленными, порой бессвязными, но неизменно нежными и ласковыми словами. И вскоре уже Изабелла настолько расслабилась в материнских объятиях, что начала изливать ей все, что наболело на душе.
А когда наконец закончила свое горестное повествование, несколько раз всхлипнула, шмыгнула носом и решилась-таки поднять глаза.
– Мам, а ты что скажешь?
Миссис Морган вздохнула. Ее мнение сложилось очень быстро, вскоре после начала рассказа, но она не была уверена, стоит ли его озвучивать. Поймет ли девочка то, что показалось бы кристально ясным любой женщине после тридцати, а то и раньше? Но, с другой стороны, если она сейчас промолчит, а Изабелла вскоре снова наступит на те же грабли, то простит ли ее дочь в дальнейшем за нынешний акт ложного милосердия? И к тому же Изабелла разумное создание, по крайней мере всегда казалась такой.
Ладно, рискну, решила она. Поймет – хорошо, нет – у меня хоть душа болеть не будет, что не предупредила.
– Я скажу, Изи. Но ты должна отнестись к моим словам, как взрослый разумный человек, а не как капризный младенец, который хочет, чтобы все было только так, как его левая пятка пожелает.
– Ну, мам, о чем ты говоришь? – возмутилась Изабелла, и на ее бледных щеках даже появились признаки румянца. – Когда это было, чтобы я вела себя, как неразумное дитя?
Бетти усмехнулась.
– Ну, бывало несколько раз. Ладно. Только помни, что я рассчитываю на твое трезвое отношение к моим словам. По крайней мере, на то, что ты не разобидишься на свою мать. Так вот, девочка моя родная, я считаю, что мужчины могут временами оступаться, но в принципе они существа не злобные, не коварные, не склонные к серьезному предательству. Скорее напротив, они доверчивы. По крайней мере, лучшие их представители. Увы, они слабы и часто слепо следуют зову плоти. Тогда член ведет их вперед, а отнюдь не мозг. А вот женщины – это совсем другое дело. Холодная, расчетливая, жадная, честолюбивая, безжалостная и целеустремленная машина – вот каков идеал современной женщины. Пойми, дорогая, я не имею в виду всех женщин вообще, равно как и мужчин. Люди разные, но в последнее время я с горечью наблюдаю, что в молодых женщинах не только поощряются, но и культивируются эти черты. Не скрою, меня это пугает. И я с огромной неохотой и даже страхом отпускала тебя в колледж, в большой город, где ты, моя нежная и женственная Изабелла, встретишься с подобными хищницами, которых интересуют лишь карьера и власть. Я дрожала, представляя себе, каковы будут последствия твоего столкновения с подобными
