откровенное одержание злом. Растлевающие божественное сознание, корпускулы хаоса скоро сдвинут чашу весов, нарушая равновесие, стражами которого мы являемся.
Говоря врачебным языком — мы в данный момент проводим превентивные мероприятия по выявлению будущих насильников, воров, тиранов, и самоубийц.
— Что за чушь… Я не способна ни на кого поднять руку! — запротестовала мадемуазель Коппельмауэр.
Нищий, стоящий рядом с Малышом Бо, рассмеялся
— Охотно верим, девочка. Поднять ты не способна, а запустить в чужой карман легко?
Сибилла вздрогнула, и, стушевавшись, спряталась за широкой спиной Гаспара.
Несколько мгновений в зале царило молчание.
София обратилась к Гаю
— Чем я отличаюсь от них? Я не менее порочна и не реже потакала соблазнам.
Кто дал мне право судить несчастных?
— Судить — наше дело. Твое — защищать. Разница — почему, ты сейчас сидишь рядом со мной, а не дрожишь в толпе, до смешного мала — но существенна.
Ни один из твоих грехов не набрал критической массы, они уравновесили друг друга. Таких как София Томилина в мире пока большинство, поэтому ему и позволено существовать. А нам дано право восстанавливать утраченный баланс, пресекать возможные возмущения в лице невинных с виду агнцев. Посмотрите на них, испуганы, возмущены, некоторые роняют слезы ложного раскаяния, не подозревая, что смертельно опасны.
Если вопросов больше нет, то…
Гай встал на ноги, властным жестом прервав крики.
Пронзительные синие глаза внимательно ощупали зал, просканировали каждого замершего в тревожном ожидании человека, скользнули по сосредоточенным лицам стражей, стоящим плотным кольцом вокруг.
Остановив взгляд на Гаспаре Рибо, покрывшемся от волнения багровыми пятнами, Гай произнес.
— Аватария, тебе слово!
Малыш Бо, стерев с дырявых щек улыбку, повзрослел на глазах. Глазки щелочки, злобно сверкнули черными угольками. Подтянув подгузник, страж вышел из толпы, толкая впереди себя недоумевающего француза.
— Я здесь, чтобы обвинить господина Рибо Гаспара Этьена в смертельном пороке Чревоугодия и настаиваю на избрании против него высшей меры наказания.
Толстые колени бедняги Рибо дрогнули, и он невольно усел, озираясь в поиске опоры и сочувствия.
Судья подал Малышу знак, тот схватил француза словно мешок с мукой и встряхнул, приводя в вертикальное положение.
— Поведай нам, почтенный Аватария, его историю.
Огромный пупс наморщил выпуклый лоб. Пухлые красные губки трагически изогнулись.
— Начало тому было положено чрезмерно заботливой мамочкой, Франсуазой Рибо, воспитывавшей сына без отца. Свою любовь к малышу глупая мещанка измеряла поцелуями и количеством съеденных ложек. Изменив внутреннее восприятие ребенком правильности мира, как сытого, а значит правильного, она не нашла ничего лучшего как забрать Гаспара из школы, где тот подвергался издевательствам и насмешкам со стороны обычных детей. Она наняла ему личных учителей, продолжающих нежно дуть в уши.
Выложив зыбкий фундамент, матушка Франсуаза безвременно почила, оставив наивного толстяка одного в жестоком мире, кишащего акулами, помешанных на здоровом образе жизни и подсчете калорий. И выбор жизненной стези был сделан незамедлительно. Утраченный покой достигался привычным путем, пожиранием пищи. Чем дальше, тем все в больших количествах.
Но если бы страдало одно тело, ставшее безобразным. Внутренний мир претерпел качественный сдвиг, ценность любой вещи, поступка оценивалась господином Рибо лишь с точки зрения кулинарного качества, рассматривалась через призму аромата, раздражающего вкусовые рецепторы. Дальше — хуже. Несчастный стал заложником собственного чрева и языка, рецепторы которого заменили ему уши, глаза, руки. Быстро достижимое удовольствие проникло в мозг, превратив подсудимого в неизлечимого наркомана.
Второй порочный шаг, к которому его толкнуло Чревоугодие, был куда страшнее. Душка Гаспар бессовестно оболгал своего коллегу, обвинив в недобросовестности, заполучил его место, чем заложил первый кирпичик в карьере известного на весь мир кулинарного эксперта.
Третий и роковой шаг. Вследствие его некорректной экспертной оценки и нелестного отзыва в журнале в недавнем прошлом был лишен поста генеральный менеджер этого отеля, руководивший им не менее десяти лет, месье Бове.
Беда в том, что увольнение имело для последнего самые трагические последствия. Господин Бове скончался от сердечного приступа три месяца назад.
Хочу уточнить — причиной понижения оценки и негативного отчета в экспертную коллегию послужил недостаточно быстро поданный нашему подсудимому десерт.
По делу у меня все. — мрачно констатировал Малыш Бо и отступил в сторону, оставив бледного как полотно Гаспара посреди зала в полном одиночестве.
Толстяк, схватившись за сердце, тяжело дышал. Весть о кончине бывшего директора отеля застала его врасплох.
— У меня есть, что добавить по делу. — послышался голос красавца Адониса.
Вежливо отодвинув в сторону Кирилла, он прошел вперед
— Хотел бы также уличить выше упомянутого Гаспара Этьена в откровенном мужеложстве. Не говоря уже о полном пренебрежении к эстетике собственного тела. Он поддавался пороку столь часто, сколь тому способствовали обстоятельства, без стыда и ограничений. У меня все.
— Протестую, — подала голос Софии — это частное дело. Мы не обсуждаем сексуальную ориентацию господина Рибо!
— Протест принят, — подтвердил Гай
— Все так все так, господа. Если бы похоть истца не сыграла в угоду его Чревоугодию. Идея написать злобный пасквиль созрела в душе подсудимого, когда симпатичный мальчик официант не только задержал вожделенный десерт, но и не ответил на недвусмысленный намеки заглянуть после ужина в его номер. Увы…
Софии тяжело вздохнула. Как мерзко получилось… Толстяк произвел на нее такое благостное впечатление.
На Гаспара нельзя было смотреть без сожаления. Его била дрожь, заставляющая дряблое тело трястись подобно огромному желе. На позеленевшем лице с мгновенно отвисшими щеками ярким красным пятном выделялись нервно кусаемые губы. Обезумевшие глаза вылезли из орбит.
— Я не знал, не знал. Что он… из-за меня. О Господи! Мне нет прощения.
Его слова застыли на фоне всеобщего молчания.
— Софи, сейчас твоя очередь! — послышался в голове голос Гая, — постарайся оправдать ненасытного глупца. Это не сложно.
Женщина закрыла глаза, чтобы не видеть перекошенного лица Гаспара.
Его защитить не сложно, надо лишь понять.
' Негодяи куда несчастней. Попытайся это понять! Увидишь, как изменится мир.'
