— Ладно. Во-первых, я не знала, что они вампиры — я просто думала, что они участники какого-то странного культа. И во-вторых, — добавляю я, поскольку первый пункт сейчас звучит уже совсем не так разумно, — оскорбления не помогут мне удержать мою шею в целости и сохранности. Серьезно, что я должна делать?
— Есть вещи, которые затрудняют наше восприятие.
— Какие, например?
— Я замечал, что если люди полностью сконцентрированы на чем-то, то я ничего не слышу. Проявляются только бессвязные мысли, которые выбиваются из размеренного потока сознания. — Он останавливается, и какая-то новая эмоция мелькает на его лице. — Ты правда собираешься продолжать прятаться в углу?
— А ты можешь слышать меня отсюда?
— Очень слабо.
— Тогда да, — говорю я. Он, немного насупившись, отводит глаза в сторону. Пусть я не умею читать мысли, но я вижу, что он явно обижен. Я чувствую себя виноватой. Особенно учитывая то, что он сидит здесь и рассказывает все это только затем, чтобы помочь мне не стать десертом Влада.
Зная, что позже я об этом пожалею, я пересекаю комнату и сажусь рядом. Наши колени снова разделяет всего несколько дюймов.
— Ладно, давай потренируемся. Попробуй сказать, о чем я думаю, — говорю я, но он уже, опустив глаза, посматривает на мои ноги.
— Что это? Танцующие изюминки?
— Киты. И я хотела бы сейчас сосредоточиться на советах и рекомендациях по защите сознания от вампиров, а не на моей пижаме.
— Справедливо, — соглашается он и затем наклоняется ближе, так что я вижу зелень его глаз. Меня неожиданно отвлекает его нижняя губа — она по-настоящему красиво очерчена. А вокруг уголков рта у него веснушки. Не помню, чтобы я видела их раньше.
— Это потому, что вряд ли ты так близко смотрела на мой рот, когда нам было восемь, — говорит он.
Я откидываюсь назад.
— Я была не готова!
— Прости. Это не та ситуация, которую можно разыграть на «раз-два-три-поехали!».
Я указываю рукой назад.
— Черт. Просто... отойди вон туда.
— Что?
— Ты говоришь, что должен находиться близко, чтобы что-то услышать. А поскольку я все-таки смогу заметить, как Влад приближается ко мне, у меня будет, по меньшей мере, две-три секунды на то, чтобы начать концентрироваться. Так что отойди к книжному шкафу и потом приближайся ко мне. — Видя, что он не двигается с места, я добавляю: — Можешь начинать прямо сейчас.
Он неохотно встает и переходит к дальней стене, а я начинаю размышлять, на чем бы мне сосредоточиться. Я могу выбрать любую тему вроде погоды или почему я ненавижу слово «острый», но это еще не значит, что я смогу спрятать свои мысли, когда это будет действительно необходимо.
Я вскакиваю на ноги, и он начинает приближаться. Я закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на тех вещах, которые я никогда ни за что не произнесла бы вслух: «Джеймс, то, что теперь твой любимый напиток — кровь, не беспокоит меня даже вполовину так сильно, как должно беспокоить. А еще ты стал по-настоящему симпатичным».
Открыв глаза, я вижу перед собой его подбородок. Джеймс глядит на меня с настойчивым вниманием и еще чем-то, чего я не могу определить.
— Сработало, — говорит он через пару мгновений. — Ничего, кроме неясных помех.
— Правда?
— Ага. Абсолютно пусто. О чем ты думала?
— Э-э-э... так, о всяких глупостях, — отвечаю я, глядя на него снизу вверх. Когда он успел стать таким высоким?
— В десятом классе, — говорит он и тут же с досадой морщится. Жалкие запасы мужества, которое придал мне мой успех, начинают улетучиваться.
— Ну и что мне делать? — спрашиваю я.
— Избегай Влада. И точка.
— Но у меня с ним английский! Правда, он сидит впереди, а я сзади, но...
— Ничего, все будет в порядке, — говорит он примерно так же обнадеживающе, как врач, только что уронивший инструменты в открытую сердечную полость пациента. — Как я уже говорил, Влад достаточно опытный, так что он не будет читать мысли, если только не начнет активно это делать. Просто постарайся не подпускать его слишком близко.
Осознав, насколько близко я сейчас от Джеймса, я отступаю назад и сажусь на край кровати.
— А как насчет Виолетты? Она тоже в моей группе по английскому.
— Виолетта редко использует свои способности. Это истощает, а она считает, что пить кровь — не очень женственно. Кроме того, у нее достаточно своих тараканов в голове, чтобы волноваться о чьих-то еще.
— Жестоко говорить так про свою девушку.
— Бывшую девушку, — быстро поправляет он. — Если что.
— Прекрасно.
Джеймс подмигивает, что выглядело бы очень мило, не будь он таким мерзавцем.
— Не понимаю, почему ты злишься.
— Возможно, мне просто кажется, что ты мог бы быть немного добрее к девушке, разделившей с тобой вечную жизнь.
Он запускает руки в волосы — жест, который я быстро расшифровываю как «меня-бесит-твой- психоз».
— Вечную жизнь, которая мне не нужна, — с нажимом говорит он. — Девушка, с которой я не хочу быть. Если уж быть до конца честным, то я хочу...
Я прерываю его.
— Стоило подумать об этом прежде, чем она подарила тебе несмываемую метку вампира. А поскольку это уже случилось, то что плохого в вечной жизни? Я имею в виду, может быть, теперь стоит обратить внимание на хорошие стороны?
— Помимо головных болей от солнца, необходимости пить кровь и безумной компании? — восклицает он, и в первый раз с начала разговора он начинает злиться, по-настоящему злиться.
— И сверхспособностей, — продолжаю перечислять я, — и чтения мыслей, и крутизны, и...
— Я не хочу больше об этом говорить! — он резко прерывает меня, подходя к окну и выглядывая наружу. — Я вообще не понимаю, как мы до этого договорились. Давай поговорим о чем-то другом.
Он прав. Пора сменить тему.
— Ладно, — говорю я. — Что Влад здесь делает?
Пару мгновений Джеймс изучающе смотрит на меня.
— Влад ищет девушку, — наконец отвечает он.
— Я это уже поняла, — с трудом скрывая нетерпение, говорю я. — И что эта девушка делает? Летает?
— Нет.
— Он хочет выпить ее кровь?
Джеймс пожимает плечами.
— Не могу сказать, что он всегда посвящает нас в свои планы.
До сих пор Джеймс был для меня открытой книгой и смотрел мне прямо в глаза дольше, чем мог выдерживать мой бедный дрожащий желудок. Но теперь он сознательно закрывается от меня. Я смотрю на то, как он притворяется, что смотрит в окно на свой двор, и тут меня осеняет, что я помню эту позу со времен нашего детства; эта поза говорит о том, что Джеймс что-то скрывает.
