– Алло. Сереженька, здравствуй. Замечательное здоровье. Ага… Но я по делу. Добрый знакомый мой «попал». Помочь надо. Нет, за этим дело не станет: любую сумму. Ах, по тарифу! Тем более. Что? Да, дело житейское. Да. Жду, – его лысая, очкастая голова радужно улыбнулась:
– Через пять минут. Он здесь, недалеко живет.
Действительно, через пять минут раздался звонок в дверь.
Леонид Степаныч впустил эдакого спортивного товарища лет тридцати пяти в замызганной джинсовке, суетливого, с рыжими усиками и невыразительными глазами.
– Сергей, – представился он. – Можете не называться.
– Как же мы будем общаться?
– Как обычно. По-русски, Ян Карлович.
– Ясно, – возникшие было сомнения относительно компетенции молодого человека развеялись. – Присядем.
– Я слушаю.
– Нужно найти девушку, – Ян достал бумажник, выудил цветную фотографию. – Вот эту.
Сергей открыл блокнот, достал обкусанную совдеповскую авторучку:
– Имя.
– Евгения Владимировна Ромашенкова.
– Возраст.
– Двадцать девять лет.
– Родилась.
– В Николаевске-на-Амуре.
– Адрес.
– Без прописки.
– Ах, вот как! Поподробнее.
– Моя содержанка.
– Какие места она обычно посещает?
– Да никаких… Я знаю: она танцует неплохо, но…
– Могла уехать из города?
– Черт ее знает. Есть хата между Песками и Зеленой Рощей. Я покажу дорогу.
– Подозрения.
– Некий художник, очень талантливый.
– Имя.
– Евгений… Секунду, – Ян тяжело вздохнул и в очередной раз позвонил Греку: – Хеллер. Слушай, дорогой, как у твоего художника фамилия? Ба! Вот номер! – Ян повернулся к Сергею: – Не знает.
– Спросите адрес.
– А где он живет? Не известно?
– Откуда вообще взялся этот художник?
– А откуда он взялся? Угу… Угу… Чудеса в решете! Александр, ты меня поражаешь! Ну ладно, пока. Я скоро объявлюсь. Держи пресс, – он вернулся к Сергею: – Значит, так. Было дело – наша Женя в Мойку с моста бросилась, этот художник ее вытащил. А мой знакомый ему в награду работу предложил. Вот такая мелодрама.
– С какого моста?
– Где-то с Васильевским островом… Там Лейтенанта Шмидта…
– С Поцелуева.
– Наверное.
– Когда это было?
– В апреле.
– Я спрашиваю: во сколько?
– Ночью. Утром. Часов в пять, он сказал.
– Хорошо. Опишите-ка мне вашего художника.
– Ну что ж… Девушка где-то метр семьдесят… пять… Он повыше будет. Шатен. Худой такой. На вид – лет тридцать. Лицо… неприметное. Глаза очень внимательные, острые, черные. А сам такой мягкий, стеснительный.
– Мало Иосиф Виссарионович интеллигенцией занимался, – вставил лягушонок. – Как нонче Федеральной Службе Быта быть?
– Ну я же здесь, – не глядя на него, буркнул Сергей. – Где последний раз видели вашу девушку?
– Около Мариинки.
– Давно?
– В шесть пятнадцать.
– Н-да. Что там в Песках?
– Я несколько раз звонил. Никто не берет трубку. А он там один: и за работника и за сторожа.
– Отлично. Пятьсот долларов в день, плюс расходы на дорогу, средства связи, гостиницы и всякую рутину. Дело срочное, так понимаю?
– В пятницу я обещал вернуться из Москвы.
– Тогда семьсот в день.
– Найдете?
– Дело нелегкое, но неудач у нашей конторы пока не было. Я выслеживаю дичь. Вы пересылаете на счет деньги и загоняете ее. В случае поражения я найду этого художника позже и сниму перед ним шляпу.
– Лучше найдите сейчас, – процедил Хеллер. – И не вспугните. Они нужны мне оба, вместе… если я, конечно, не ошибаюсь.
– По рукам.
Ян дал Сергею визитку.
– Ваш телефон я знаю… хотя, говорить такое – не в моих правилах, – подмигнул следопыт.
Тевтонец не успел поймать его взгляд, повис на стриженом плотном затылке, потом вовсе соскользнул. Леонид Степаныч проводил Сергея, а когда вернулся, застал гостя в блаженном, полном тишины состоянии духа.
– Земная женщина, – развел руками старик.
– Сука, – согласился Ян.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
…Как эта ночь тесна!
Нам не до сна с тобой.
Больше не надо лгать,
Прятать свое лицо.
С утреннею росой
Новый настанет день,
Величиной с любовь…
Женя, как можно догадаться, не пошла на балет. Александр обеспечил ей место в бельэтаже на «Дон- Кихота» и уехал, пообещав прислать Пашка. А она с чистой совестью, купив себе орехово-шоколадное мороженое, прежде чем идти обусловленным маршрутом, решила прогуляться до Поцелуева моста. Где минут пять и простояла, пытаясь в подробностях восстановить ту роковую ночь.
Жене показалось странным, что помнила она ее обрывками и довольно нечеткими. Но Лесков впечатлил с первого взгляда: ожидала увидеть в воде Майка или кого другого из телохранителей, а увидела незнакомого человека… Что почувствовала тогда, скорее – проявила? Несказанную злобу. Наверное, из-за отсутствия своей жизни, из-за трясины, в которой с каждым новым человеком все больше и больше вязнешь и сильнее отвращаешься от себя и мира. Стоит ли думать об этом сейчас?
