по голове. С замиранием жаждет извержения. Но я резко прекращаю и откидываюсь на свое сиденье.
— Продолжай, — стонет он.
— Да, да. Я тебя хочу, умираю, давай прямо здесь.
— Тут не получится. Продолжай, как начала, — и тащит мою голову к себе.
Нет уж, любимый! Ты со мной выступишь по полной программе — думаю я и поддерживаю его член в стоячем положении. При этом не даю кончить. Завожу и в последний момент бросаю. Вадим Борисович захлебывается собственными вздохами.
Пытается заставить меня силой. Молчаливая борьба заканчивается ничем. Теперь я — хозяйка положения. Шепчу ему, выталкивая языком член:
— Ты же помнишь, как у меня хорошо там. Я вся открыта для тебя.
Только один раз. Умру, если не кончу…
Мой язык устремляется от головки члена вниз, к основанию. Губами слегка касаюсь его яиц и достаю языком самое нежное место за ними. Большое неповоротливое туловище словно отделяется и пропадает в темноте. Остается только предмет моего вожделения. Снова переключаюсь на член. Сейчас мне кажется, что во рту початок кукурузы, и я с наслаждением едва-едва зубами и языком придавливаю его то у основания, то у самой головки. Шумное дыхание Вадима Борисовича наполняет салон. Надо прекращать, иначе он кончит. у самой мокро между ног. Но, не повинуясь разуму, язык тянется к уздечке. Обожаю эту тонкую перемычку на гладкой раздутой головке. Незаметно для себя начинаю всасывать саму головку, то лаская губами, то загоняя его глубоко в горло. Вадим Борисович мечется по сиденью. Ноги то и дело вздрагивают, ударяя меня коленями в скулу. Обеими руками с трудом отталкиваюсь от него.
— Нет! Хочу по-настоящему. Я тоже человек!
Вадим Борисович тускло смотрит на меня. Не столько слышу, сколько читаю по его пухлым губам:
— Без презерватива нельзя. У тебя есть?
— Нет.
— Черт! У меня тоже. Ладно, поехали. Он еле засунул член в брюки, и мы быстро выехали на освещенную улицу.
Ишь, гад, не может, видите ли, без презерватива.
— С каких пор решил предохраняться? — спрашиваю с иронией.
— Боюсь. У меня жена, перспективы. Миллионные обороты. Не хватает только по собственной глупости вляпаться. Последний месяц я и с Наташкой не вступал в отношения. Боялся. Она ведь была без тормозов.
Могла с кем попало.
— Боже! Проговорился! Попался! — победно кричу я. Вадим Борисович понял, что раскололся, и испуганно замолчал. Впереди, мигая лампочками на крыше, показался коммерческий киоск. Вплотную подъехали к нему. Приоткрыв дверцу, Вадим Борисович закричал на весь микрорайон:
— У тебя есть презервативы?!
— Есть, папаша, — раздалось из окошечка. Смутившись своего крика, Вадим Борисович, протягивая пятитысячную купюру, попросил совсем тихо:
— Дай парочку.
— Ты что, папаша, охренел? С такой бумажки сдачи нет.
— Разменяй где-нибудь.
— Смеешься? Буду я бегать в два часа ночи по микрорайону.
Я удивилась несказанно. Два часа ночи? Сколько же мы катаемся?
Вадим Борисович размахивает пятитысячной, не знает, что предпринять. Потом вдруг бросает парню в окошко:
— Давай на все. А к ним бутылку коньяку и коробку конфет.
— И шампанского пару бутылок, — почему-то требую я.
Парень в мгновение ока выскакивает из ларька с коробками и бутылками. Передав их мне, Вадим Борисович спешит побыстрее укатить от этого ларька в ночь и темень. На моих коленях огромная коробка с презервативами. Куда мы заехали — неизвестно. Вокруг ни огонька, ни живой души. Вадим Борисович открывает бутылку коньяку и прямо из горлышка делает несколько жадных глотков.
Потом передает мне. Несколько отдышавшись, почему-то начинает оправдываться:
— Наташа была мне должна крупную сумму денег. Крупную не для меня — для нее.
«Значит, убил из-за денег? И всего-то?» — с сожалением думаю я и выпиваю за Наташку. Пусть земля ей будет пухом. Закусываю конфетой. Я люблю иностранный шоколад. С особым ароматным привкусом. Жую" как будто пробую кусочек ненашей жизни. Снова выпиваем. Вадим Борисович не может решить — объяснять мне про связь с Наташкой или приступать к делу. Поэтому мямлит:
— Я бы эти деньги ей простил. Но она отдала их под проценты моему бывшему компаньону. Он выкупил свою часть из нашего общего дела и открыл свою фирму.
Боже! Я знаю эту историю. Наташка очень гордилась этой сделкой.
Утверждала, что в любой момент может сделать деньги из воздуха. В результате он ее задушил. Значит, мне бояться нечего. Он не сумасшедший. Но все равно сволочь. Убить из-за денег свою любовницу? Впервые внимательно разглядываю Вадима Борисовича. Он зачем-то включает в салоне верхний свет. Довольно молодой еще мужик. Полный, светловолосый. Красивые модные каплевидные очки в золотой оправе. Лицо особых эмоций не вызывает. Хотя и не противное. Есть что-то от ребенка. Да, капризного и своенравного. Пухлые губы как-то не смыкаются.
Значит, должен быть мягкотелым. Тогда откуда взял силы задушить? Нет, что-то особое скрывается за его внешностью. Только на вид увалень. Если снять с него очки, выражение лица сразу будет производить другое впечатление. Проверяю — молча снимаю с его носа очки, Он не реагирует. Так и есть! Без очков похож на молодого дурного быка. Глаза маленькие и злые. Вот она — его тайна, которую прячет под затемненными стеклами. Становится неудобно перед собой, что сумела вычислить его характер, и знаю наверняка — он убийца. Поэтому прошу открыть шампанское. Пьем из пластиковых стаканчиков, найденных в бардачке. Вадим Борисович продолжает:
— Оставила меня в дураках. И кому поверила? Моему компаньону? Да он использовал ее, зная мою слабость, и до свидания.
— Может, в таком случае он ее и убил? — спрашиваю, прикидываясь полной дурочкой.
— Нет. Он в Милане. Для него главное — деньги на Запад перегнать.
А я Наташку любил. Предлагал быть постоянно моей. В наше время это намного безопасней. Для обоих. И, кстати, выгоднее. Но она не может сдерживаться.
Значит, тут еще и ревность — смекаю. Пустую бутылку из-под шампанского выбрасываю в окно. Чего тянуть?
— Трахаться будем?
— Еще бы! — почти рычит Вадим Борисович и суетливо обнимает меня.
При этом он нажимает на какие-то кнопки. Свет гаснет, а сиденья медленно приводятся в горизонтальное положение. Первый раз такое вижу. В «мерседесе» ни разу не пробовала. Тянусь руками к Вадиму Борисовичу. Вдруг он отстраняется и резко приказывает:
— Подожди. Лезь назад. Мне необходимо сделать один звонок.
— Оставишь меня одну? — пугаюсь я, мгновенно подозревая подвох. Он презрительно хмыкает и из панели сбоку от сиденья достает телефонную трубку.
Набирает номер и ни с того ни с сего начинает с кем-то говорить по-английски. С таким глупым лицом — и знает иностранный язык?! Непростой парень. Разговор продолжается долго. Вадим Борисович на чем-то настаивает. Я отхлебываю коньяк и заедаю его конфетами. Снимаю с себя платье и голая валюсь на шубу. Она лежит мехом вверх. Блаженство. Всем телом ощущаю его ласковое щекотание. Сейчас меня будут мучать нестерпимо долго, а потом убьют. Какой восторг думать о смерти, лежа на шубе в «мерседесе» убийцы! Секс, коньяк и смерть! Сплошное кино. Вадим Борисович прячет трубку и шумно роется в коробке с презервативами. Куда ему столько? В ней на целый полк хватит. К тому же я презервативы не люблю.
Натирают. И вообще ненатурально. Наконец он тяжело опускается рядом. Вижу его вздутый живот. Пусть делает что хочет. Но он, словно приказ, произносит ленивым тоном:
— Натяни мне презерватив губами.
