чём-то думал. Только, помолчав немного, сказал:
— Устал я, братцы!
У меня прямо глаза на лоб полезли.
— Это от чего же?
Принц оставил мой вопрос без внимания и со вздохом произнёс:
— Сколько хлопот с этим ученьем. Ужас! Выдумали б учёные какие-нибудь умные пилюли. Проглотил бы я сейчас арифмопирин и задачку в момент решил бы.
— Лет через десять, может, и придумают, — обнадёжил его Павлик, — теперь химия вон как развивается.
— Через десять лет нам такие таблетки ни к чему будут, — покачал головой Федька, — вырастем уже.
— Это верно, — согласился Павлик.
— А пока таких пилюль нет, надо самим заниматься, — сказал я, — давай объясним тебе, как задачку решить.
Я подошёл к этажерке, на которой лежали Федькины тетради, и увидел его дневник. Я просто поразился, какой у Федьки был чистый и аккуратный дневник. В школе я такого не замечал. Обложку он заменил, что ли? Я раскрыл дневник и чуть не выронил его из рук. В нём были одни четвёрки.
Принц посмотрел, чем я занят, подтянулся к этажерке и вырвал у меня дневник.
— Твоим бы носом дырки в карманах затыкать! — разозлился он и стукнул меня по голове дневником.
Удар был совсем не сильный. Но чего он дерётся? Я хотел дать Федьке сдачи, да вспомнил, что он болен, и воздержался.
— Что это за дневник? — спросил я.
— Много будешь знать, скоро состаришься, — процедил сквозь зубы Федька и, отвернувшись к стене, прогудел: — Он прошлогодний.
— Прошлогодний? — удивился я. — Как же ты с такими отметками на второй год остался?
— А так и остался, — усмехнулся невесело Принц, — меня этот самый дневник подвёл. Как выяснил я, что в первой четверти буду иметь три двойки, так и купил себе второй дневник. Плохой стал в школе оставлять, а этот домой приносил.
— Сам себе отметки в него выставлял? — спросил Павлик.
— Зачем сам? Мой почерк сразу бы подозрение вызвал. Я старшеклассников об этом просил. Только один подвёл меня крепко.
— Матери наябедничал? — догадался я.
— Что ты! — возмутился Федька. — Это такие парни, хоть огнём жги — не признаются. Тут другое было: написала мне учительница в дневник о том, что я всю неделю хорошо себя вёл. Захотелось мне, чтоб отец прочитал это. А как? Из-за одной надписи плохой дневник не покажешь. Вот я и упросил Ваську Быкова написать мне такую же фразу в другой дневник и за учительницу расписаться. Только грамотей он оказался хуже нас. В одной фразе три ошибки сделал. Отец у меня не профессор, но сообразил, что здесь что-то нечисто. Пошёл утром с дневником к учительнице и всё выяснил.
— Досталось тебе? — спросил Павлик.
— А тебе бы отец после этого на мороженое дал?! — съехидничал Федька и, умолчав о перенесённом наказании, добавил: — После отец велел мне этот дневник на виду держать. А выкинуть только тогда, когда у меня настоящий дневник таким будет. Вот он и лежит, глаза мозолит. — Принц-Федька сокрушённо вздохнул. — Я этим дневником почти три четверти пользовался. Если бы батька раньше меня подловил, я бы не остался. А тогда подтягиваться уже поздно было.
— Видишь, поздно, а у нас ещё есть время, — сказал я, — давай заниматься.
— Сейчас?! — опешил Принц-Федька.
— Ну да!
— Нет уж! Сейчас не буду. Я от этих грустных воспоминаний так расстроился, что ничего в голову не пойдёт. — Федька отвернулся к стене и накрыл голову одеялом.
Так мы и не уговорили его взяться за уроки. Только перед уходом предупредили, что придём завтра в это же время. Пусть не думает, что отделался от нас.
Чёрные дни
На другой день мы пришли к Наследному Принцу точно в назначенное время. А его в комнате нет. И на столе записка:
«Дорогой звеньевой, уходи-ка ты домой. А не то как налечу, растопчу и проглочу. С приветом Ф. Б.».
— О нём заботишься, а он такие приветствия пишет, — рассердился Павлик. — Пошли, в самом деле, домой!
— Сначала поищем его у соседей, — сказал я, — далеко он упрыгать не мог.
Но только мы дошли до двери, как услышали голос Федьки:
— Эй вы, педагоги, стойте! Чего шум поднимать, тут я.
— Сейчас же вылезай заниматься, — потребовал Павлик, оглядывая комнату в поисках Принца, — у нас каждая минута рассчитана.
— Вот и не ходите ко мне, — простонал Принц-Федька и вылез из-под кровати.
— На завтра нам задали природоведение и упражнение по русскому письменному, — сказал я, — начнём с природоведения.
Мы сели к столу. Я раскрыл учебник и стал читать. Федька тут же заохал и демонстративно повернулся к нам спиной.
— «Мы идём, как следопыты, все пути и все дороги нам открыты…» — тихонько запел он.
— Ты в уме? — сказал Павлик и постучал себе по лбу, а потом по столу.
Федька замолчал. Я начал читать снова.
Природоведение мы учили часа два. Прочитаю я несколько строчек, закрою книгу и повторю их наизусть. За мной повторял Павлик, а как очередь доходила до Принца, он молчал.
— Что ж ты? Повторить не можешь? — сердились мы.
— Почему не могу? — возражал Принц.
— Ну так повторяй!
— Что?
— То же, что мы.
— А что вы повторяли?
— Ты что, глухой? — злился Павлик и читал уже выученный нами абзац ещё раз.
Но вместо того чтобы повторить услышанное, Принц-Федька кричал:
— Вам бы так ногу растянуть, наверное, волком бы выли. Не могу я с больной ногой про горы учить! Мне, может, больше всю жизнь по ним не лазить… — И он притворно всхлипывал.
Ну и артист, получше Юрика Белякова!
— Ладно, по горам тебе не лазить, а читать-писать придётся, — наглядевшись на Федьку, сказал я. — Переходим к русскому языку.
Пока мы с Павликом доставали тетради, Наследный Принц лежал на кровати не шевелясь, точно неживой. А как только мы приготовили всё для письма, Федька объявил:
— Писать в постели не буду, можно одеяло испачкать. Упражнение делаю в голове.
Я прочитал первую фразу и вставил в слова пропущенные буквы. Во вторую фразу пропущенные буквы вставлял Павлик, а в третью — Федька. Он называл буквы не думая, просто наугад, вдруг подойдут.
