за свою жизнь — чувством, которого не понимал, коль скоро не слишком много смысла было теперь в его существовании.
«Какой животный инстинкт заставляет нас спасаться от смерти, беречь свою жизнь? — с горечью спрашивал себя Альфред. — Что заставляет нас жить, когда много легче остановиться и ждать смерти…»
Повозка стремительно повернула, едва не перевернувшись. Сартан с размаху врезался в ледяное плечо кадавра. Экипаж выровнялся. Альфред сел и выпрямился, поддерживаемый кадавром, который помогал ему, храня свое обычное достоинство.
«Почему я цепляюсь за жизнь? В конце концов, что мне осталось в жизни? Даже если мы сумеем бежать из этого мира, куда мне бежать от того, что видели мои глаза, от памяти о том, что сталось с моим народом? Почему я так спешу предупредить Балтазара? Если он выживет, он продолжит поиски Врат Смерти. Он узнает, как пройти через них, и принесет в миры за Вратами заразу некромантии. Да и сам Эпло говорил, что хочет принести знание некромантии в дар своему Повелителю… Однако же, размышлял Альфред, патрин говорил об этом в самом начале нашего пребывания на Абаррахе. С тех самых пор он и не заговаривал об этом. Хотелось бы мне знать, что он теперь об этом думает. Временами мне кажется, что ужас, живущий в моей душе, отражается и в его глазах. А в Чертоге Проклятых именно он был тем молодым человеком, что сидел подле меня! Он видел то же, что и я…»
— Он борется с этим, как и ты, — проговорил принц, нарушая течение мыслей Альфреда.
Ошеломленный Альфред хотел было что-то сказать, но тут повозку тряхнуло, да так, что он чуть не откусил себе язык. Слова застряли у него в горле. Однако принц понял его и без слов.
— Только один из вас троих открыл свое сердце истине. Джонатан не понимает всего до конца, однако он близок к пониманию, много ближе, чем все вы.
— Я хочу… знать… истину! — сумел выговорить Альфред сквозь стиснутые зубы.
— Действительно хочешь? — проговорил кадавр, и Альфреду показалось, что на его бескровных губах мелькнула улыбка. — Разве всю твою жизнь ты не пытался отрицать этого?
Его обмороки — сперва сознательные, просто попытки сохранить в тайне магическую силу сартана, ставшие теперь неподвластными его воле. Его неуклюжесть — тело не в ладах с душой. Его неспособность — или нежелание — вспомнить заклятие, которое дает ему слишком большую власть, нежеланную власть, власть, которую непременно попытались бы захватить другие. Его извечная позиция наблюдателя, нежелание совершать какие-либо действия, будь то во зло или во благо…
— Но что еще мне оставалось делать? — защищаясь, проговорил Альфред. — Если бы менши узнали, что я обладаю силой и могуществом бога, они заставили бы меня воспользоваться этой силой, чтобы изменить их жизнь.
— Заставили? Или ввели бы в искушение?
— Вы правы, — признал Альфред. — Я знаю, что я слаб. Искушение было бы слишком сильным — оно и было слишком сильным. Я поддался ему — спас жизнь ребенка, Бейна, хотя его смерть предотвратила бы многие трагические события.
— Почему вы спасли ребенка? Почему, — глаза призрака вперились в Эпло, — вы спасли человека? Вашего врага? Врага, который поклялся убить вас? Загляните в свое сердце, ищите там ответ — правдивый, истинный ответ.
Альфред вздохнул:
— Вы будете разочарованы. Мне хотелось бы сказать, что я следовал каким-либо высоким принципам, что мной руководила рыцарская честь, мужество самопожертвования… Но — нет. В случае с Бейном, это была жалость. Жалость к нелюбимому ребенку, который умер бы, так и не изведав счастья — даже на мгновение. А Эпло… Несколько кратких мгновений я провел, если можно так выразиться, в его шкуре. Я понимаю его. — Альфред перевел взгляд на пса. — Мне кажется, я понимаю его лучше, чем сам он понимает себя.
— Жалость, милосердие, сострадание.
— Боюсь, это все, — сказал Альфред.
— Это действительно все, — ответил призрак. Дорога, по которой они ехали, была пустой и заброшенной. Правда, недавно по ней прошло множество людей — вернее сказать, часть войска мертвых на пути к берегам Огненного Моря. Шлемы, щиты, пластины доспехов, кости, а кое-где и скелеты отмечали путь армии. По сторонам дороги виднелись повозки; ехавшие в них люди либо были убиты, либо бежали, заслышав о приближении войска мертвых.
Поначалу Альфред решил, что Томас был прав. С тех пор как они вышли из катакомб, на пути им не попадалось ни одного живого. Сартан боялся, что все жители Некрополиса и все, кто оказался поблизости от города, пали жертвой ярости мертвых. Но по дороге ему не раз казалось, что он замечает какое-то движение в волнах травы-кэйрн. Раз или два над травой поднималась чья-то голова, и глаза — живые глаза — с опаской следили за движущейся по дороге повозкой. Но повозка катилась слишком быстро для того, чтобы он успел удостовериться в этом или сказать другим о том, что видел.
И все-таки это была надежда. Тонкий лучик надежды, словно свет, пробивающийся в щелку под дверью. Альфред воспрял духом — но потому ли, что обрел надежду, или из-за слов призрака, он не знал. Слишком многое обрушилось на его мозг, чтобы он мог рассуждать последовательно. Он вжался в угол повозки, с сумрачной решимостью вцепился в борт. Жизнь имела и смысл, и цель. Он не был уверен в том, что знает, какую. Но, по крайней мере, он решил искать ее.
Повозка приблизилась к Огненному Морю — и к опасности, таящейся на его берегах. Альфред посмотрел на пристань — там, далеко внизу, армия мертвых суетилась вокруг кораблей. Это напомнило ему колонию личинок кораллового жука, на которую напал голодный детеныш дракона. Сперва каждая личинка стремилась избежать страшных челюстей. Но после первых минут замешательства и паники угроза объединила насекомых: они все как один поднялась, чтобы отразить нападение. Драконесса успела как раз вовремя, чтобы спасти малыша.
Сейчас на пристани царило замешательство, но вскоре единая цель объединит мертвых.
Повозка покатилась под гору, заворачивая на восток, и вскоре пристань скрылась из виду. Джонатан гнал обезумевшую пауку во всю прыть Больше Альфред не видел ни кораблей, ни армии.
Наконец безумная скачка окончилась. Повозка остановилась на каменистом берегу Огненного Моря. Паука без сил повалилась на землю, тяжело дыша.
Перед ними пылал оранжево-алым океан раскаленной магмы, и яростный этот свет отражался в блестящих черных сталактитах, спускающихся из-под сводов пещеры. Громадные сталагмиты поднимались из лавовых волн, делая берег похожим на острозубую оскаленную челюсть. Поток воды, бежавший от города на скале, сливался в море, мгновенно превращаясь в облака пара, насыщенные летучей серой.
Трое живых и мертвый стояли на берегу, глядя вдаль; там, казалось Альфреду, он мог разглядеть темную полоску противоположного берега.
— Я думал, вы хотели сказать, что мы найдем здесь лодку, — проговорил Эпло, с сумрачным подозрением глядя на принца.
— Я сказал, что здесь вы найдете возможность пересечь море, — поправил его принц Эдмунд. — Я ничего не говорил о лодке.
Белая мерцающая рука призрака поднялась, указала вперед.
Сперва Альфред предположил, что принц предлагает им использовать их магию, чтобы перебраться на ту сторону лавового океана.
— Я не могу, — тихо и печально проговорил сартан. — Я слишком слаб. Мне приходится тратить почти все силы просто на то, чтобы выжить здесь.
Никогда прежде его смертная сущность не казалась ему таким бременем, никогда он не задумывался над тем, что его силе тоже есть предел. Он начинал понимать сартанов Абарраха — начинал их понимать так, как начал понимать Эпло. Он словно бы побывал в их шкуре.
Призрак не ответил; и снова Альфреду показалось, что на губах его мелькнула улыбка. Он продолжал указывать вперед.
— Мост, — сказал Эпло. — Там есть мост.
— Благословенный…
Альфред хотел было сказать — «благословенный сартан», но слова замерли на его устах. Он осознал,
