— Я не слышу…
— Понятно, — хрипит Никодимыч.
— Громче!
— Понятно, — он почти воет.
Я легче его в два раза. Но воля противника парализована, потому что он уже видит не меня, он видит свою боль и увечья.
Любая собака в несколько раз легче и слабее человека.
Почему же люди боятся собаку? Потому что она может укусить. Внушите себе желание, вот сейчас, именно в это мгновение до смерти закусать пса. Забудьте о том, что вы — жертва, и уверяю вас, ваш четвероногий враг, поджав хвост и жалобно повизгивая, тут же умчится прочь…
Я поворачиваюсь к Никодимычу спиной и спокойно возвращаюсь к столу.
— Фашист! — тоненько пискнул чей-то голосок.
Я даже не обернулся.
Девушки по-прежнему стоят за моим стулом. На их лицах сложная смесь ужаса и отвращения. Нет. Среди них нет моей Катерины. Я давно заметил: люди весь обед могут восхищаться поваром, но стоит им пройти на кухню и увидеть человека, снимающего шкуру с кролика, как они почему-то бледнеют и спешат поскорее убраться вон.
— Он такой милый, — непринуждённо говорю я.
— М-да! — вдруг оживает трубка у меня на поясе. — Уж лучше бы ты свои анекдоты рассказывал…
Неужели было бы лучше, если бы я его убил?
IY
Мы идём по длинному узкому коридору, неподалеку от портового терминала Базы. Входная отсечная плита там давно отремонтирована. Барельеф на потолке так и висит на своём месте. Насколько я понял, он — единственное, что осталось от прошлых хозяев всего этого сооружения. За эту неделю мне удалось немного разобраться в архитектуре Базы. Временами мне кажется, что я понимаю логику её строителей.
'— Василий, ты так старательно очеловечил Базу, что трудно представить, как здесь было тогда, в первые дни…
— Я понимаю, о чём ты говоришь, — голос напряжён. Это и есть 'неудобный' вопрос? — Видишь ли, в то время было слишком много проблем. Чтобы выжить, принимались решительные меры. А потом, как-то увлеклись…
— И порушили проблемы 'до основанья'?
— Точно! — в голосе облегчение, — так получилось…
Не захотел он говорить об этом. Почему?
Коридор выводит нас в высокий вестибюль, в котором к нам присоединяются четверо Отто Пельтцев и двое Петров Никодимычей. Ещё одна загадка: зачем четверо полицейских сопровождают двух техников?
Или это у них вместо тренировки? Никогда ещё не видел полицейского, занятого производительным трудом. Всегда было интересно, кто им дома гвоздь в стенку забивает?
А может причина во мне? Чтоб не убежал?
Мы поворачиваем и углубляемся в следующий коридор. Жёлтые круги с номерами на спинах колышутся в такт движению. Прямо передо мной первый и седьмой — это мои близнецы, Отто Пельтцы вышагивают. Впереди них следующая пара Отто Пельтцев — пятый и шестой, перед ними, сразу за девушками мелькают Никодимычи, номера второй и третий. Четвёртого, для ровного счёта, почему-то не взяли. Надоел, наверное. Курит вонючие сигары, сквернословит и постоянно сплёвывает на дорогой персидский ковёр. Ну, или что-то в этом роде. Не взяли — и точка!
А может пассажирских мест всего семь…
Новая идея меня увлекает. Если пассажирских мест — семь, тогда понятно, почему Василий ограничил число копий до семи. Более того, я видел копии четырёх человек, и челноков четыре. Это означает, что при необходимости Василий может за один заход вывезти всех мужчин. А женщины? Похоже, Василий думает о возможности эвакуации чуть больше, чем мне говорит.
Кого же он будет вывозить в первую очередь?
Странное у него всё-таки отношение к женщинам… Девушки идут впереди всех. Их оранжевые комбинезоны почти полностью скрыты чёрными спортивными костюмами мужчин. Все хмурые и сосредоточенные. Никто не здоровается, никто не говорит. Так, наверное, после прекрасного уикенда люди в понедельник едут утром на работу в машинах, трамваях, автобусах: хмурые, сосредоточенные, злые.
Я плетусь позади колонны, которая растянулась метров на пятнадцать и вслед за остальными погружаюсь в свои мысли. Впервые в жизни я выступаю пассивной стороной в разворачивающихся событиях. Надеюсь, девушки хорошо понимают, что делают. Хотя в любом случае выбора у меня нет. Работать с Василием я не буду, скоро ему эта канитель надоест, меня ликвидирует и сотворит себе новую игрушку…
— Стойте!
Все послушно останавливаются. Я кручу головой, но причину остановки понять не могу. В метрах тридцати от нас коридор расходится на четыре коротких рукава, а там, дальше, в конце каждого, видны откинутые на пол огромные, метра три в диаметре люки.
И только сейчас понимаю, что это говорит Василий.
— Отто, сдаюсь. Я ещё не готов к таким экспериментам. Поворачивай назад. Ты никуда не летишь.
Будто шорох пролетел по коридору. Катерины спереди фуриями налетают на техников. Никодимычи, совершенно не ожидавшие такого оборота, мешками валятся на пол. Зато пятый и шестой Отто успевают отреагировать: отбив ножи девушек, они выхватывают свои.
Я срываю с пояса нож и атакую пару, стоявшую всего мгновение назад в двух метрах от меня. Но первый и седьмой с той же стремительностью движутся вперёд, мой нож рассекает воздух, а предполагаемая жертва всаживает нож в спину пятого. Шестой падает вслед за ним. Замираю. Я ведь только что едва не убил своего спасителя. Всё происходит в какую-то долю секунды. Смотрю на четыре трупа, распростёртых на полу. Вот лежат Отто Пельтцы. Их только что прирезали другие Отто Пельтцы, их кровные братья-близнецы.
Вся гнусность гражданской войны в четырёх лужах крови…
— Отто, — я узнал голос Катерины. — Бегом.
Оказывается, они уже отбежали от меня метров на десять.
Быстро набираю скорость и несусь вслед за остальными к поднимающемуся с пола люку. Раздумывать некогда. Девушки добегают первыми, переступают комингс и уже с той стороны оборачиваются к нам. Парни, бегущие впереди меня, перескакивают люк. Я изо всех сил отталкиваюсь и уже в воздухе понимаю, что щель стала слишком узкой. Поразительно, насколько послушным в такие мгновения становится тело. Люк с неотвратимостью судьбы, незаметно, но упрямо, миллиметр за миллиметром отрезает меня от остальных. Через оставшуюся щель вижу спокойные, отрешённые от обычных человеческих страстей и чувств голубые глаза парней. Их светлые, коротко постриженные и зачёсанные наверх волосы, прямые носы, ямочки на подбородках, губы, упрямо сжатые в тонкий шов рта. Из-за плеч бойцов выглядывают девушки. Лиля в ужасе смотрит на меня, прикрыв рот ладошкой, Маша что-то кричит, то ли мне, то ли парням. А может, и не кричит вовсе, только рот раскрыт, волосы веером. Катерина всех расталкивает, видно, как она старается подобраться ко мне поближе…
Перегруппировываюсь в воздухе и дельфином, головой вперёд, влетаю в помещение. Задолго до болезненного падения слышу, как с глухим шипением закрывается дверь. Подо мной кто-то кряхтит и охает. Это один из Пельтцев. Седьмой номер.
