чтобы провести всеобщие выборы под лозунгом тарифной реформы. Некоторые считали, что он хотел предвосхитить аналогичное обращение к стране Ллойд Джорджа, другие — что он пытался выдавить из правительства сторонников свободной торговли с целью расчистить место для Остина Чемберлена и Биркенхеда. Подобные маневры нисколько не волновали короля, видевшего в происходящем более широкие перспективы. Вот что он писал о своих попытках разубедить Болдуина:
«Тогда я указал ему, что резко против роспуска в данный момент парламента, поскольку безоговорочно доверяю ему и находящейся ныне у власти консервативной партии, и считаю, что в то время, когда большинство стран в Европе, если не в мире, пребывают в хаотическом и даже опасном состоянии, было бы досадно, если наша страна также погрузится в суматоху всеобщих выборов, проводимых по такому вопросу внутренней политики, который сразу пробуждает горькие воспоминания о традиционных тяжелых баталиях между сторонниками протекционизма и свободной торговли; вполне возможно также, что существующее большинство при этом сократится или вообще сойдет на нет.
Таким образом, я готов взять на себя ответственность и посоветовать ему изменить свое мнение, а также ожидаю, что он сообщит об этом своим друзьям.
Он ответил, что уже зашел слишком далеко и что страна ожидает роспуска парламента; он должен сейчас же обратиться к стране, поскольку надеется провести всеобщие выборы примерно 6 декабря, и готов к любому результату».
Объявленный 8 декабря результат подтвердил опасения короля. Консерваторы потеряли почти девяносто мест, а с ними и большинство в палате общин. Британия была на пороге появления первого лейбористского правительства. Керзон, который энергично выступал против затеянной премьер-министром азартной игры с выборами, возлагал вину не только на него. «Это, — писал он, — та цена, которую нам всем приходится платить за крайнюю некомпетентность Болдуина и за безумное назначение, сделанное королем».
В выборе друзей король был достаточно осторожен. Землевладельцы с древней родословной и безупречными манерами, старые товарищи по службе, особо доверенные придворные — с этими людьми он охотился, ездил на скачки, ходил в море и иногда обедал. Он также любил общество архиепископа Ланга, Редьярда Киплинга (единственного из литераторов) и лорда Ревелстока, совладельца компании «Баринг бразерс», занимавшегося его личными финансами.
Лишь немногие из приближенных его отца сумели сохранить близость к новому монарху, который в этом отношении иногда руководствовался чувством милосердия, чем искренней привязанностью: сестра Агнес, лорд Эшер, Альберт Менсдорф и маркиз де Совераль. Среди них был и лорд Фаркухар, письма к которому король начинал словами «мой дорогой Гораций», а заканчивал «Ваш искренний старый друг король Георг». Безупречно вежливый и общительный, он, казалось, одновременно олицетворял собой финансовую неподкупность лондонского Сити и щедрое хлебосольство сельского джентльмена. Реальность, как впоследствии выяснилось, оказалась более причудливой.
Родившийся в 1844 г. Гораций Фаркухар был пятым сыном баронета, ведущего свой род от сэра Уолтера Фаркухара, личного врача принца-регента. Семья жила довольно скромно, но располагала хорошими связями. Одна из кузин Горация была замужем за Чарлзом Греем, первым личным секретарем королевы Виктории; другая — за Эвелином Эшли, личным секретарем лорда Пальмерстона и господина Гладстона, а также дедушкой Эдвины Маунтбэттен. Свою карьеру Фаркухар начал, будучи клерком в правительственном учреждении, затем, по словам его современника, лорда Хантли, этот «темноволосый, обладающий приятной внешностью, исполненный самоуверенности и решительности молодой человек завел знакомство с Форбсами и, оставив службу, пролез в торговый дом „Сэр Чарлз Форбс и K°, товары оптом из Индии“».
В 1883 г. он присоединился к небольшому, но респектабельному банкирскому дому[108]«Сэр Сэмуэль Скотт, Барт и K°», что принесло ему значительное состояние и дало возможность выбрать себе жену, вдову сэра Эдварда Скотта. Господствующее положение в банке он занял, убедив своего друга графа Файфского вверить его попечению значительные доходы от продажи земель в Морейшире и Банффшире. В 1894 г. банкирский дом Скотта слился с «Паррз бэнк», членом правления которого Фаркухар оставался в течение двадцати одного года.
Свои деньги он использовал весьма расчетливо. «Вчера ужинал с Горацием Фаркухаром, — писал в 1883 г. Эдвард Гамильтон, еще один из личных секретарей господина Гладстона. — Лучший ужин в Лондоне». Пожертвования в фонд консервативной партии принесли ему титул баронета. Пробыв всего три года членом палаты общин от Западного Мэрилибоуна, он уже в 1898 г. получил звание пэра. Это не стало для него сюрпризом; как признавался Гамильтону сам Фаркухар, сделанные им пожертвования превышали «обычный тариф».
Тем временем лорд Файф в 1889 г. женился на старшей дочери принца Уэльского и стал герцогом. Он-то и ввел своего друга в ближний круг короля. После смерти королевы Виктории король Эдуард VII назначил Фаркухара дворцовым экономом, а в 1907 г. уже собирался назначить главным камергером, но Кэмпбелл-Баннерман настоял, чтобы этот пост, по тогдашним временам политически важный, занял либерал. Фаркухару пришлось довольствоваться званием тайного советника и должностью камергера короля. Служба при дворе не помешала ему и дальше состоять членом правления «Паррз бэнк» и даже совершать рискованные операции на фондовой бирже. В феврале 1907 г. лорд Линкольншир записал в дневнике:
«Несколько еврейских спекулянтов создали сибирскую золотодобывающую компанию. Фрэнсис Кноллис, лорд Стэнли, лорд Хоуи, сэр Уэст Риджвей и другие приняли на себя директорство, и акции поднялись в цене до 16 фунтов. Потом они с грохотом рухнули, а Гораций Фаркухар, говорят, получил 70 тыс. фунтов дохода. Предполагают, что именно он привлек всех этих лиц, и теперь газеты сильно шумят по поводу этого скандала. Весьма прискорбно, что личный секретарь короля и лорд-гофмейстер королевы оказались замешаны в подобное дело».
Если будущий король Георг V и знал о разразившемся скандале, это никак не повлияло на его расположение к Фаркухару, с которым он охотился в Норфолке на протяжении последних двадцати лет. Взойдя на трон в 1910 г., он вновь назначил его камергером, а в день коронации принял от него портрет покойного короля. Фаркухар хорошо знал, как нужно выбирать запоминающиеся подарки. Маленький принц Генрих был доволен не меньше своего отца, получив «изящную коробку с оловянными солдатиками и палатками, красными и белыми». Даже война не смогла повлиять на его пристрастие к роскоши; поужинав у Фаркухара, Асквит в марте 1915 г. писал:
«Настоящий пир из многих блюд, из которых я попробовал не больше двух…
Г.Ф. сказал мне, что жемчужное ожерелье, которое он двадцать или тридцать лет назад подарил своей жене, заплатив около 7 тыс. фунтов, сейчас стоит от 40 до 45 тыс. Такой способ получения прибыли просто отвратителен, хотя годится только для очень богатых. При таких обстоятельствах я был рад, что выбрался оттуда с минимальными потерями».
Тем не менее через три месяца премьер-министр назначил его главным камергером, а в 1917 г. он стал виконтом. Приносить стране какие-либо жертвы Фаркухар не собирался. После того, как он ухитрился освободить от военной службы своего камердинера, коллега-придворный написал о нем: «Фаркухар говорит, что этот человек ему жизненно необходим, так что он, без сомнения, трудится на благо страны».
Уже в мирные годы Фаркухар жил весьма роскошно, лучше, чем большинство членов королевской семьи. В дополнение к дому № 7 на Гросвенор-сквер он взял в аренду у короны расположенный в Ричмонд- парке Уайт-Лодж, старый дом королевы Марии. Деревенской усадьбой ему служил Касл-Райзинг, что неподалеку от Сандрингема, — поместье ему сдал в субаренду король, который арендовал у его владельцев и дом, и прилегающие к нему охотничьи угодья. «На протяжении сорока с лишним лет, — писал об устроенном Фаркухаром лондонском бале лорд-гофмейстер лорд Сандхерст, — я никогда не видел лучшего приема — одни приятные люди, и все выглядели наилучшим образом». Во время одного из таких
