уверен в том, что сможет увидеть дом вообще; он не знал, что случалось, когда Хранитель Заклятия Верности умирал.
Затем маленькая улочка, по которой они шли, свернула налево, и им открылась маленькая площадь — сердце деревни. Окружённый разноцветными огоньками, в центре площади стоял военный мемориал, частично закрываемый Рождественским древом. Вокруг размещались разные магазины, почта, паб и маленькая церковь, чьи витражные окна, как разноцветные драгоценности, ярко сверкали.
Снег здесь был утоптанным, тяжёлым и скользким: ведь люди ходили по нему весь день. Жители деревни сновали мимо них туда-сюда; фигуры мягко освещались уличными фонарями. Когда двери паба открывались и закрывались, до Гарри с Гермионой доносились смех и популярная музыка. Затем они услышали, как в маленькой церкви запели рождественский гимн.
— Гарри, это же Сочельник!
— Разве?
Он потерял счёт дням; они не видели газет неделями.
— Да, я уверена, — сказала Гермиона, подняв взгляд на церковь. — Они… они должны быть там, да ведь? Твои мама и папа? Я вижу кладбище за церковью.
Гарри почувствовал сильное волнение, даже более похожее на страх. Теперь, когда он был так близко, он засомневался — хотел ли он увидеть это? Возможно, Гермиона поняла, что он чувствовал, потому что взяла его за руку и повела, время от времени подталкивая вперёд. На полпути через площадь она, однако, остановилась.
— Гарри, смотри!
И указала на памятник. Пока они шли мимо него, он изменился. Вместо обелиска, исписанного именами, там была статуя трёх человек: мужчины в очках, с взлохмаченной причёской, женщины с длинными волосами и добрым, милым лицом и маленького мальчика, сидящего на руках у матери. Снег пушистыми белыми шапками лежал на их головах.
Гарри подошёл ближе, пристально вглядываясь в лица своих родителей. Он и представить не мог, что здесь может быть статуя… Как странно было видеть каменного себя — счастливого малыша без шрама на лбу…
— Идём, — проговорил Гарри, вдоволь насмотревшись на памятник, и они повернули опять по направлению к церкви.
Когда они перешли дорогу, он мельком глянул через плечо: статуя снова стала военным мемориалом.
Когда они приблизились к церкви, пение стало громче. Горло Гарри сжалось: так сильно вспомнился ему Хогвартс; и Пивз, вопящий из рыцарских доспехов неприличные вариации рождественских гимнов; и двенадцать Рождественских елей в Большом зале; и Дамблдор, нахлобучивающий шляпу, которую он выиграл в фанты; и Рон, в свитере ручной вязки…
Вход на кладбище вёл через узкую калитку. Гермиона толкнула её, стараясь открыть как можно тише, и они прошли внутрь. По обе стороны скользкой дорожки, ведущей к дверям церкви, снег был глубокий и нетронутый. Они двинулись вокруг здания прямо через сугроб, оставляя за собой глубокие борозды и держась в тени под светящимися окнами.
Позади церкви торчали ряды припорошенных надгробий, возвышаясь над бледно-голубым покровом снега с вкраплением ослепительно красного, золотого и зелёного цветов — отблесками разноцветных стёкол. Сжав рукой палочку в кармане куртки, Гарри подошёл к ближайшей могиле.
— Посмотри — Эббот, возможно это дальний родственник Ханны!
— Говори потише, — попросила его Гермиона.
Они шли всё дальше и дальше по кладбищу, оставляя за собой тёмные следы на снегу, останавливаясь, чтобы рассмотреть надписи на старых надгробиях, и косясь в окружающую их темноту, чтобы убедиться, что за ними никто не наблюдает.
— Гарри, сюда!
Гермиона была в двух рядах надгробий от него. Сердце Гарри сильно забилось.
— Это …?
— Нет, но взгляни!
Она указала на тёмный камень. Гарри нагнулся и увидел на замёрзшем, покрытом пятнами лишайника граните имена:
Значит, Рита Скитер и Мюриэль дали некоторые верные сведения. Семья Дамблдора, действительно, жила здесь, и часть её здесь и умерла.
Увидеть могилу было хуже, чем услышать о ней. Гарри не мог избавиться от мысли, что они оба с Дамблдором имеют глубокие корни на этом кладбище и что Дамблдору следовало бы сказать ему об этом, а он, напротив, никогда и не думал поделиться, рассказать об этой связи. А они могли бы приходить сюда вместе. На мгновение Гарри представил себя здесь с Дамблдором. Какие узы могли бы их связывать, как много это значило бы для него? Но видимо для Дамблдора тот факт, что их семьи лежат бок о бок на одном кладбище, был незначительным стечением обстоятельств, никак не относящимся, возможно, к той работе, что он хотел поручить Гарри.
Гермиона смотрела на Гарри, и тот был рад, что его лицо скрыто в тени. Он снова перечитал слова на надгробии:
— Ты уверен, что он не упоминал…? — начала Гермиона.
— Нет, — сухо перебил её Гарри, — давай поищем ещё, — и он отвернулся, желая никогда не видеть этого камня: он не хотел, чтобы его взволнованный трепет сменился обидой.
— Здесь! — прокричала Гермиона из темноты спустя несколько мгновений. — А, нет, прости, я подумала, что здесь написано «Поттер».
Она протирала крошащийся, покрытый мхом камень, пристально всматриваясь в него, и хмурилась.
— Гарри, вернись на минутку.
Ему не хотелось увидеть нечто подобное, однако неохотно, но послушно, он побрёл к ней обратно через снег.
— Что там?
— Посмотри сюда!
Надгробие было очень старым, испорченным погодой и временем настолько, что Гарри с трудом мог разглядеть имя. Гермиона показала ему символ внизу.
— Гарри, это знак из книги!
Он всмотрелся в то место, на которое она указала: камень был такой потёртый, что трудно было определить, что же выгравировано там. Однако треугольный символ под нечитаемым именем был вполне различим.
— Да… может быть…
Гермиона подсветила своей волшебной палочкой, указывая ею на имя на вершине камня.
— Здесь сказано, Иг… Игнотус, я думаю…
— Я пойду, продолжу искать родителей, хорошо? — сказал ей Гарри почти грубо и отправился обратно, оставив Гермиону, склонившуюся рядом со старым надгробием.
То и дело встречались знакомые фамилии, такие как Эббот, которые он слышал в Хогвартсе. Иногда ему попадались несколько поколений одних и тех же семей волшебников: Гарри мог сказать по датам, что они либо вымерли, либо их потомки уехали из Годриковой Лощины. Он забирался всё дальше и дальше между рядами могил и каждый раз, достигая нового надгробия, чувствовал опасение и предвкушение.
Темнота и тишина, казалось, внезапно стали ещё глубже. Гарри обеспокоенно оглянулся, думая о дементорах, но потом понял, что просто закончились рождественские песнопения, болтовня и суета прихожан утихали по мере того, как они удалялись к площади. Кто-то в церкви погасил все огни.
Из темноты до Гарри в третий раз долетел пронзительно-звонкий голос Гермионы:
— Гарри, они… здесь!
И он понял по её тону, что на этот раз это были его мама и папа. Он направился к ней, чувствуя, как что-то тяжёлое давит на грудь; то же ощущение, которое он испытывал после смерти Дамблдора: горе, лёгшее всем своим весом на сердце и лёгкие.
Надгробие находилось всего в двух рядах позади могилы Кендры и Арианы. Оно было сделано из белого мрамора, как и могила Дамблдора, и читать было легко, так как оно, казалось, светится в темноте. Гарри не пришлось опускаться на колени или даже подходить очень близко для того, чтобы разобрать слова, которые были выгравированы на камне:
ДЖЕЙМС ПОТТЕР ЛИЛИ ПОТТЕР
РОДИЛСЯ 27 МАРТА 1960 РОДИЛАСЬ 30 ЯНВАРЯ 1960
УМЕР 31 ОКТЯБРЯ 1981 УМЕРЛА 31 ОКТЯБРЯ 1981
Гарри читал слова медленно, как будто у него был только один шанс вникнуть в их смысл, и последнюю фразу он прочитал вслух:
— Последний же враг истребится — смерть.
Ужасная мысль пришла ему в голову, неся с собой что-то вроде паники:
— Это разве не девиз пожирателей смерти? Почему это написано здесь?
— Это не означает победу смерти, в смысле пожирателей смерти, Гарри, — сказала Гермиона ласковым голосом. — Это значит… понимаешь… жизнь по ту сторону смерти. Жизнь после смерти.
Но они не живы, подумал Гарри. Их нет. Пустые слова не могут скрыть тот факт, что останки его родителей лежат под снегом и камнем, безразличные, неведающие… И слёзы потекли прежде чем он смог бы остановить их. Жарко вскипающие, они тут же замерзали на его лице, и какой был смысл вытирать их или притворяться? Он позволил им падать, с силой закусив губы. Он смотрел вниз на толстый слой снега, скрывающий от его глаз место, где лежат Лили и Джеймс, а сейчас, наверняка, кости или прах. И они не знают или их не заботит то, что их живой сын стоит так близко и его сердце всё ещё бьётся. Он жив благодаря их жертве, но в данный момент желает только одного — уснуть рядом с ними под снегом.
Гермиона снова взяла его руку и крепко сжала. Он не мог взглянуть на неё, но стиснул её руку в ответ, резко и глубоко вдыхая ночной воздух, пытаясь держать себя в руках, пытаясь восстановить контроль над своими чувствами. Он должен был принести им что-нибудь, но он
