В воскресное утро дядя Вернон уселся завтракать, выглядя усталым и даже больным, но счастливым.
— По воскресеньям почту не носят, — радостно сообщил он, размазывая джем по газете. — Сегодня — никаких писем, будь они…
Не успел он договорить, как что-то просвистело в трубе и ударило его по затылку. В следующий миг из камина пулей вылетело тридцать или сорок писем. Дёрсли пригнулись, а Гарри подпрыгнул, пытаясь схватить хоть одно…
— Вон! ВОН! — дядя Вернон обхватил Гарри поперёк туловища и вышвырнул в прихожую. Тётя Петуния и Дадли выбежали из кухни, прикрывая головы руками, и дядя захлопнул дверь. Слышно было, как письма всё ещё сыпались в комнату, отскакивая от пола и стен.
— Ну, хватит, — подытожил дядя Вернон, пытаясь говорить спокойно и в то же время выщипывая целые пучки волос из усов. — Чтобы через пять минут все были готовы. Мы уезжаем. Просто соберите что- нибудь из одежды. И без разговоров!
Он выглядел так устрашающе с наполовину выдранными усами, что никто не посмел спорить. Через десять минут они, взломав заколоченные двери, уже ехали к магистрали. Дадли всхлипывал на заднем сидении, — отец отвесил ему затрещину, потому что он всех задержал, пытаясь запихнуть в спортивную сумку телевизор, видеомагнитофон и компьютер.
Они ехали. И ехали. Даже тётя Петуния не осмеливалась спросить — куда. Дядя Вернон то и дело резко разворачивался и какое-то время ехал в противоположном направлении.
— Сбить их со следа… сбить их со следа… — бормотал он в таких случаях.
Они ни разу за весь день не остановились поесть. К вечеру Дадли уже выл. Это был самый ужасный день в его жизни. Он проголодался, пропустил пять телепередач, которые надеялся посмотреть, и никогда ещё не делал таких длинных перерывов в сражениях с виртуальными пришельцами.
Наконец дядя Вернон притормозил возле унылого вида гостиницы на окраине большого города. Дадли и Гарри достался номер с двумя односпальными кроватями и влажными, пахнущими плесенью простынями. Дадли сразу же захрапел, а Гарри сидел на подоконнике, завороженно следя за фарами проезжающих внизу машин и размышляя…
Завтракать пришлось чёрствыми хлопьями и тостами с холодными консервированными помидорами. Едва они поели, к ним подошла хозяйка отеля:
– ‘Звиняюсь, среди вас нет мистера Г. Поттера? У меня на конторке около сотни таких писем.
Она протянула им конверт, и Гарри различил выведенный зелёными чернилами адрес:
Кокворт,
гостиница «У железной дороги»,
комната 17,
м-ру Гарри Поттеру
Гарри попытался схватить письмо, но дядя Вернон ударил его по руке. Женщина удивлённо взглянула на него.
— Я их заберу, — проговорил дядя Вернон, быстро поднимаясь на ноги и следуя за хозяйкой отеля к выходу из столовой.
— Может быть, нам лучше вернуться, дорогой? — робко спросила тётя Петуния через несколько часов, но дядя Вернон, похоже, не услышал. Никто не понимал, чего он вообще ищет. Он привёз их в лесную чащу, вылез из машины, осмотрелся, покачал головой, сел обратно, и они продолжили путь. То же самое повторилось на вспаханном поле, на подъёмном мосту и на верхнем уровне многоярусной стоянки.
— Папа сошёл с ума, да, мам? — апатичным тоном спросил Дадли позже в тот же день. Дядя Вернон припарковался на побережье, запер их в машине и исчез.
Начался дождь. Крупные капли стучали по крыше машины. Дадли захныкал.
— Сегодня понедельник, — объявил он, обращаясь к матери. — Вечером будут показывать «Великого Умберто». Я хочу, чтобы мы остановились там, где есть
Понедельник. Это напомнило Гарри кое о чём. Если сегодня действительно понедельник, — что-что, а дни недели Дадли знал, благодаря телевизору, — значит, завтра, во вторник, Гарри исполнится одиннадцать лет. Конечно, его дни рождения нельзя было назвать особенно весёлыми, — в прошлом году Дёрсли подарили ему вешалку и пару старых носков дяди Вернона. Но всё же не каждый день тебе исполняется одиннадцать.
Дядя Вернон вернулся с широкой улыбкой. В руках у него был узкий, длинный свёрток, — и он промолчал, когда тётя Петуния спросила, что он такое купил.
— Я нашёл отличное место! — доложил он. — Пошли! Все выходите из машины!
На улице оказалось довольно прохладно. Дядя Вернон указывал на огромный утёс, возвышавшийся посреди моря. Там ютилась самая убогая избушка, какую только можно было вообразить. Можно было с уверенностью утверждать лишь одно: телевизора там точно нет.
— Сегодня обещают шторм, — торжествующе объявил дядя Вернон, хлопнув в ладоши. — А этот джентльмен любезно согласился одолжить нам свою лодку.
К ним неторопливо подошёл беззубый старик, с мерзкой ухмылкой указывая на старую рыбацкую лодку, покачивающуюся внизу на свинцово-серых волнах.
— Я раздобыл немного провизии, — сообщил дядя Вернон, — так что — все на борт!
В лодке было ещё холоднее. Ледяные морские брызги и капли дождя затекали за воротник; промозглый ветер хлестал в лицо. Какое-то время спустя, показавшееся вечностью, они добрались до утёса, и дядя Вернон, оскальзываясь, начал пробираться к покосившейся хижине.
Внутри оказалось просто ужасно; сильно пахло водорослями; ветер свистел сквозь щели в деревянных стенах; пустой камин давно отсырел. И к тому же — всего две тесные комнаты.
Провизия дяди Вернона ограничилась четырьмя пакетиками чипсов и столькими же бананами. Он попытался разжечь огонь, но пустые пакетики из-под чипсов лишь дымились и съёживались.
— Вот бы сейчас письма пригодились! — бодро отметил он.
Дядя пребывал в отличном настроении. Очевидно, он думал, что из-за шторма никто не сможет добраться до них, а значит, и писем не будет. Гарри в душе был с ним согласен, хотя его самого эта мысль совсем не радовала.
Едва наступила ночь, разразился обещанный шторм. Брызги от гигантских волн разбивались о стены хижины, а от свирепого ветра дребезжали грязные окна. Тётя Петуния отыскала в другой комнате несколько заплесневелых одеял и устроила Дадли постель на изъеденном молью диване. Они с дядей Верноном расположились на проваленной кровати в соседней спальне, а Гарри осталось лишь найти наименее жёсткое место на полу и свернуться там клубком, укрывшись самым тонким и истрёпанным одеялом.
Шторм становился всё яростнее. Гарри не мог уснуть. Он дрожал и переворачивался с боку на бок, пытаясь улечься поудобнее. В желудке урчало от голода. Храп Дадли заглушали раскаты грома, впервые раздавшиеся около полуночи. Часы с подсветкой на толстой руке Дадли, свисавшей с дивана, показывали без десяти двенадцать. Он лежал и наблюдал, как с движением стрелок приближается его день рождения,
