Большое красное лицо дяди Вернона перекосила лёгкая судорога, усы ощетинились. Гарри показалось, что он видит насквозь через усы, что происходит в дядиной голове, а именно, жестокая борьба между двумя фундаментальными инстинктами: если он разрешит Гарри поехать, то Гарри будет счастлив. А этого дядя Вернон пытался не допустить все тринадцать лет жизни Гарри. С другой стороны, если он разрешит Гарри убраться к Висли, то это на две недели сократит пребывание Гарри у них дома — а об этом можно было только мечтать, ведь дядя Вернон его на дух не переносил. Надо было хорошенько подумать, и, чтобы протянуть время, он снова взглянул на письмо миссис Висли.
'Кто она — эта женщина?' — спросил он, с неприязнью разглядывая её подпись.
'Вы видели её, — сказал Гарри, — она — мать моего друга Рона. Она его встречала с Хог…, со школьного поезда в конце прошлого года'.
Он чуть не сказал 'Хогвартский экспресс', что уж точно бы вывело дядюшку из себя. Никто в семье Десли никогда не произносил вслух названия школы, в которой учился Гарри.
Огромное лицо дяди Вернона исказилось, изображая попытку вспомнить что-то крайне неприятное.
'Такая толстая коротышка? — в конце концов прорычал он, — с кучей рыжих детей?'
Гарри насупился. Довольно странно слышать, как дядя Вернон называет кого-то 'толстой коротышкой', когда его собственный сын Дадли достиг того, к чему он упорно продвигался с трёхлетнего возраста, а именно, наконец-таки раздался вширь основательнее, чем ввысь.
Дядя Вернон продолжал изучать письмо.
'Квиддитч, — пробурчал он. —
Гарри опять почувствовал прилив ярости.
'Это — такой вид спорта, — сказал он быстро, — в который играют на мётлах…'
'Довольно, довольно!' — громко заявил дядя Вернон. Гарри с радостью заметил, что дядюшкой овладела лёгкая паника. Его нервы не выдержали слова «мётлы», прозвучавшего в его собственной гостиной. Он попытался найти убежище в тщательном изучении письма. Гарри увидел, как его губы шевельнулись, произнося: 'Пошлите почту обычным путём'. Он оскалился.
'Что она имеет в виду под
'Обычным для нас, — сказал Гарри и, не остановленный дядей, продолжал. — Ну, знаете, совой. Это — обычная почта волшебников'.
Лицо дяди Вернона изобразило такое негодование, как будто Гарри только что страшно выругался. Затрясшись от гнева, он бросил нервный взгляд в окно, как будто ожидал там увидеть соседей, прижавших уши к окнам гостиной.
'Сколько раз я тебе говорил не упоминать об этой неестественности в моём доме! — прошипел он. Лицо его залилось багрянцем. — Как ты смеешь стоять передо мною в одежде, которой Петуния и я одарили твою неблагодарную особу…'
'После того как она стала мала Дадли', — закончил за него Гарри. И правда, на нём была футболка с такими длиннющими рукавами, что ему пришлось подвернуть их пять раз, чтобы добраться до пальцев рук. Футболка, свисавшая ниже колен, колыхалась над необъятными джинсами.
'Не смей так со мной разговаривать!' — вскричал дядя Вернон, дрожа от злости.
Но минули те дни, когда Гарри подчинялся дурацким правилам Десли. Он не намерен был больше терпеть от них обиды. Так же, как он нашёл способ избежать семейной диеты, он попробует заставить дядю Вернона отпустить его на Кубок мира по Квиддитчу, и для этого он приложит все силы.
Гарри глубоко вздохнул, чтобы не дрожал голос, и сказал: 'Ну что ж, мне нельзя ехать на Кубок. Можно мне уйти к себе? Мне нужно дописать письмо Сириусу, моему крёстному'.
Дело сделано. Он произнёс волшебное слово. Красные пятна медленно сползали с лица дядюшки, придавая ему вид плохо перемешанного черносмородинового мороженного.
'Ты… ты с ним переписываешься?' — произнёс дядя Вернон притворно-спокойным голосом, но Гарри заметил, как зрачки его малюсеньких глазок сузились от страха.
'Ага, — небрежно бросил Гарри. — Я уже давно не писал ему, а он, вы знаете, беспокоится всё ли со мной в порядке, если долго не получает от меня писем'.
Он остановился, чтобы насладиться эффектом своих слов. Он практически видел винтики, крутящиеся под густыми, аккуратно причёсанными на пробор, волосами дяди Вернона. Если он не позволит Гарри писать Сириусу, Сириус подумает, что с Гарри плохо обращаются. Если он не позволит Гарри поехать на Кубок мира по Квиддитчу, Гарри пожалуется Сириусу и тот узнает, что с Гарри плохо обращаются. У дядюшки не оставалось выхода. Гарри ясно видел (как будто усатое лицо было прозрачным), как решение созревало в мозгу дяди Вернона. Гарри пытался сдержать улыбку и сохранить невозмутимый вид, и вот…
'Ну ладно, я разрешаю тебе поехать на этот чёртов… этот дурацкий… эту штуку — Кубок мира. Пойди и напиши этим — этим Висли, чтобы приехали и забрали тебя. У меня нет времени развозить тебя по всей стране. И можешь остаться у них до конца каникул. И можешь сказать своему… своему крёстному…скажи ему…скажи ему, что ты едешь'.
'Хорошо', — кивнул Гарри с просветлевшим лицом.
Он встал и направился к двери, борясь с желанием высоко подпрыгнуть и завопить от счастья. Он ехал… он ехал к Висли! Он ехал на Кубок мира по Квиддитчу!
В коридоре он споткнулся о Дадли, затаившимся за дверью в ожидании расправы над Гарри. И вместо этого он увидел сияющее лицо Гарри.
'
Расхохотавшись при виде ошеломлённого лица Дадли, Гарри полетел наверх, перепрыгивая сразу через три ступени и вихрем ворвался в свою комнату. Он сразу же увидел, что Хедвиг вернулась. Она сидела в клетке, уставившись на Гарри своими огромными янтарного цвета глазами, и щёлкала клювом с таким видом, как будто что-то её раздражало. То, что раздражало её, стало очевидно почти что сразу же.
'ОЙ!' — вскрикнул Гарри.
Что-то, похожее на маленький, серый, покрытый перьями теннисный мячик стукнуло Гарри по голове. Гарри, растирая ушибленное место, вертел головой, чтобы найти ударивший его предмет и наконец увидел крохотного совенка — такого маленького, что он мог бы поместиться у Гарри в ладошке. Малыш возбуждённо носился по комнате, как только что выпущенный фейерверк. Внезапно Гарри увидел, что он бросил ему под ноги письмо. Гарри нагнулся и, узнав почерк Рона, немедленно разорвал конверт. В конверте лежала записка, настроченная быстрыми каракулями.
Гарри уставился на слово «Боров», а потом на крошечного совёнка жужжащего вокруг абажура на потолке. Никогда ему не встречалось ничто менее похожее на борова! Может быть, он просто не разобрал каракулей Рона? Он снова принялся за чтение.