— Заткнись! — буркнул Дадли, отвернувшись от него.
— Классное имечко, — Гарри усмехнулся в спину кузену, идя за ним следом. — Но для меня-то ты всегда будешь 'мусик-пусик Дадлюнчик'…
— Заткнись, я сказал! — рявкнул Дадли, и его мясистые ручищи сжались в кулаки.
— Ух ты, разве парни не знают, что мамочка тебя так называет?
— Да пошел ты!
— Ха, ее-то ты никуда не посылаешь!.. А как насчет «кисонька» и «Дадлюшоночек» — так мне можно тебя называть?
Дадли промолчал. Похоже, ему понадобилась вся его выдержка, чтобы не убить Гарри на месте.
— Так кого вы сегодня избили? — спросил Гарри уже без усмешки. — Еще какого-нибудь десятилетнего пацана? Как Марка Эванса позапрошлым вечером?…
— Он сам нарвался, — злобно огрызнулся Дадли.
— Да неужели?
— Он мне нахамил.
— Как интересно… Сказал, что ты похож на свинью, которую научили ходить на задних ногах? Так разве это хамство, Дад?… Это правда.
У Дадли задергалась щека. Гарри испытывал какое-то мстительное удовольствие, видя, как ему удалось взбесить Дадли. Он словно перекачивал в кузена собственное раздражение — и это было его единственной отдушиной.
Они свернули направо, туда, где Гарри впервые увидел Сириуса, — этот узкий и короткий проулок соединял аллею Глициний с переулком Магнолий. Там было пустынно и темно, куда темнее, чем на соседних улицах, — во всем проулке не горело ни одного фонаря. Их шаги приглушенно звучали в узком пространстве между стенами гаражей с одной стороны и высоким забором с другой.
— Раз таскаешь с собой эту штуку — думаешь, крутой? Так, что ли? — через пару секунд поинтересовался Дадли.
— Какую еще штуку?
— Эту, которую прячешь.
Гарри снова усмехнулся.
— А ты не такой дебил, каким кажешься, Дад. Правда, если бы ты и вправду был дебилом, как бы ты смог одновременно идти и разговаривать?
Гарри достал палочку. Краем глаза он заметил, как опасливо Дадли покосился на 'эту штуку'.
— Тебе запрещено, — тут же сказал кузен. — Я знаю, тебе нельзя. Тебя выпрут из этой твоей школы для психов.
— А откуда ты знаешь, что они не изменили правила? А, Большой Ди?
— Да ничего они не изменили… — протянул Дадли, хотя уверенность испарилась из его голоса.
Гарри тихонько засмеялся.
— Что, слабо сладить со мной без этой штуки? — рявкнул Дадли.
— А тебе нужны четверо приятелей, прикрывающих твою спину, пока ты бьешь десятилетнего пацана… разве нет? Думаешь, что можешь лупить всех подряд, если ты у нас чемпион по боксу? Сколько было твоему сопернику? Семь? Восемь?
— Шестнадцать, чтобы ты знал, — буркнул Дадли, — и когда я его вырубил, он валялся в отключке двадцать минут… а он весил раза в два больше, чем ты. Вот подожди, я расскажу папе, что ты всюду таскаешь с собой эту штуку…
— Ой-ой-ой, побежим к папочке, да?… Его кисонька-боксер, его чемпион испугался противной палочки вредного Гарри?
— Ночью ты не такой храбрый, верно? — ухмыльнулся Дадли.
— Ночь — это время, когда вокруг темно, Дадлюшенька. Ну, вот как сейчас, понимаешь?
— Я имею в виду, когда ты спишь! — взревел Дадли.
Он остановился. Гарри тоже замедлил шаги, глядя на кузена. Толстое лицо Дадли было едва различимым в темноте, но Гарри заметил, с каким торжествующим видом смотрит на него кузен.
— В смысле — я не такой храбрый, когда я сплю? — слова Дадли привели Гарри в полное замешательство, — я, по-твоему, от подушки шарахаюсь, что ли? О чем ты?
— Я все слышал прошлой ночью, — фальшиво доверительным тоном произнес Дадли. — Ты говорил во сне. Стонал.
— О чем ты? — повторил Гарри, но в желудке у него появился противный холодок. Во сне он вчера снова был на кладбище.
Дадли грубо расхохотался, затем тоненьким жалобным голоском пропищал:
— 'Не убивайте Седрика! Не убивайте Седрика!' Кто такой этот Седрик — твой… дружок?
— Я… Ты врешь, — машинально отозвался Гарри, но во рту у него мгновенно пересохло. Конечно, Дадли не врет: откуда бы еще он мог узнать про Седрика?
— 'Папа! Помоги мне, папа! Он убьет меня, папа! Хнык-хнык!'
— Заткнись, — негромко сказал Гарри. — Заткнись, Дадли, я тебя предупреждаю!
— 'Спаси меня, папа! Мама, спаси меня! Он убил Седрика! Папа, помоги мне! Он меня…' Не направляй на меня эту штуку!
Дадли вжался в стену гаража. Палочка Гарри была направлена прямо ему в сердце. Гарри чувствовал, как ненависть к Дадли, накопившаяся за все четырнадцать лет, закипает в его жилах, — ну почему, почему нельзя сейчас врезать ему по-хорошему… или швырнуть в него каким-нибудь заклятием… превратить его в тупое, бессловесное, шевелящее усиками насекомое — и пусть себе ползет домой…
— Только попробуй еще раз это сказать! — Гарри просто трясло от бешенства. — Ты понял?
— Убери от меня эту штуку!
— Повторяю — ты понял?
— Убери ее от меня!
— Ты понял меня?
— Убери эту штуку!
Дадли издал странный прерывистый всхлип, как будто его окунули в ледяную воду.
А с ночью что-то произошло. Усыпанное яркими точками звезд темно-синее небо мгновенно превратилось в беспросветно черное, луна куда-то пропала, а свет фонарей с соседних улиц, и без того еле различимый, исчез совсем. Отдаленный шум автомобилей и шелест листвы на деревьях — все звуки словно растворились в темноте. Ароматный вечерний воздух внезапно стал резко, пронизывающе холодным. Над Гарри и его кузеном сомкнулась непроницаемая глухая тьма, словно чья-то огромная рука накрыла проулок тяжелым ледяным покрывалом и ослепила их.
На какую-то долю секунды Гарри показалось — это его вина, это именно он, хотя и сдерживал себя, как мог, нечаянно сотворил какое-нибудь заклинание… но затем здравый смысл одержал верх: погасить звезды было бы ему не под силу. Он заозирался, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, — но тьма, словно плотная завеса, застилала ему глаза.
Дадли перепуганно заорал прямо Гарри в ухо:
— Ч-ч-что ты д-д-делаешь? П-прекрати это!
— Да ничего я не делаю! Заткнись и не дергайся!
— Я н-н-ничего не в-в-вижу! Я ослеп! Я…
— Заткнись, я сказал!
Гарри замер, слепо глядя во тьму. Отчего-то стало настолько холодно, что он дрожал всем телом, по рукам побежали мурашки, а волосы на затылке встали дыбом. Он только беспомощно озирался вокруг, как можно шире распахнув глаза.
Это невозможно… откуда бы им взяться здесь… в Литтл Уингинге… Его слух обострился до предела — да, он обязательно услышит их раньше, чем сумеет разглядеть…
— Я… я все расскажу папе! — заныл Дадли. — Г-где ты? Что ты д-делаешь?
— Ты заткнешься или нет? — прошипел Гарри. — Дай послу…
И тотчас же замолк. Он услышал именно то, чего так боялся.
В проулке, кроме них, было что-то еще. Нечто. Оно протяжно, хрипло, шумно вздыхало. Гарри
