Собор

А на экране происходило вот что: толпу мужчин, одетых в монашеские сутаны, изводила толпа в кос­ тюмах скелетов и чертей. У чертей были рога и длинные хвосты. Вся эта чертовщина была обяза­тельной частью представления. Англичанин, кото­рый про все это рассказывал, сказал, что такие мас­карады раньше проводились в Испании ежегодно. Я попытался описать слепому то, что показывали по телику.

— Скелеты? — переспросил он. — Да, про скелеты я слышал, — он кивнул.

Потом показали один собор. А после медленно, со всех углов, начали показывать другой. И, наконец, на экране появился тот, что стоит в Париже, их са­мый знаменитый, со всеми этими контрфорсными полуарками и шпилями, что достают до самого неба.

Чуть погодя камера отъехала, чтобы продемонстри­ровать его целиком, на фоне неба.

Иногда англичанин, который вещал за кадром, за­тыкался, и камера объезжала собор с разных сто­ рон. Иногда действие переносилось в деревню, в поле, где пахали землю — на быках. Я очень долго молчал и почувствовал, что пора что-нибудь сказать. И сказал:

— Сейчас показывают, как этот собор выглядит снаружи. Горгульи. Это маленькие статуи всяких чу­ довищ. Теперь, если не ошибаюсь, Италия. Да, точ­но Италия. Вот показывают роспись на стенах в од­ной церкви.

— Друг, это что, фрески? — спросил он и отхлебнул из стакана.

Я потянулся за своим, но он был пуст. Попытался вспомнить, что я когда-то слышал о росписях.

— Ты спрашиваешь, фрески это или нет? Хоро­ший вопрос. Но я не знаю.

А камера уже показывала собор неподалеку от Лиссабона. Португальский собор мало чем отличал­ся от французских и итальянских, тем не менее, от­личия имелись. В основном, во внутреннем убранст­ве. И тут до меня кое-что дошло... я сказал:

— Знаешь, я тут подумал. А ты вообще представля­ешь, что такое собор? Как он выглядит? Я вот о чем толкую: если кто-то говорит тебе «собор», ты вооб­ще понимаешь, о чем идет речь? Чувствуешь разни­цу между собором и, например, баптисткой церко­вью?

Он выпустил изо рта клуб дыма.

— Я знаю, что собор строили сотни рабочих, и на строительство уходило пятьдесят, а то и все сто лет. Диктор только что сказал. Я знаю, что несколько по­колений в семье строили один и тот же собор, и многие так и не увидели результата той работы, на которую положили всю жизнь. В этом смысле, па­рень, они от нас ничем не отличаются, так? — Он рассмеялся. Потом его веки снова захлопнулись. Он закивал головой. Мне показалось, что он начинает засыпать. Может быть, он представлял, что нахо­дится в Португалии, рядом с их собором. По телеви­зору уже показывали другой. На этот раз в Германии. Вновь загудел англичанин.

— Соборы, — сказал слепой. Он сел прямо и покру­тил головой. — Если хочешь знать правду, приятель, больше я ничего не знаю. Только слово. Конечно, я слышал то, что рассказал англичанин. А ты не мог бы описать мне какой-нибудь собор? Было бы здоро­во. Если честно, я не представляю, что это такое.

Я всматривался в собор, который в данный мо­мент был на экране. Я даже не знал, с чего начать. Но что если бы моя жизнь зависела от этого описа­ния? Предположим, мне угрожает какой-нибудь ма­ньяк, который говорит: либо опишешь, как выгля­дит собор, либо умрешь.

Я еще раз взглянул на собор, но тут снова показа­ли деревню. А что мне деревня? Я повернулся к сле­пому и начал:

— Во-первых, соборы очень высокие. — Я обшари­вал комнату глазами, ища, за что бы зацепиться. — Они как будто стремятся ввысь. Выше и выше. К не­бу. Есть среди них настолько громадные, что не мо­гут устоять без особых опор, которые помогают им держаться. Эти опоры называют контрфорсами. Они чем-то напоминают виадуки. Но ты, наверное, и виадуки себе не представляешь, да? Иногда на со­борах стоят выточенные из камня черти и прочая нечисть. Иногда короли и королевы. Только не спра­шивай, почему...

Он кивал, при этом двигалась и вся верхняя часть тела.

— По-моему, у меня не очень хорошо получается, правда? — спросил я.

Он перестал кивать и слегка нагнулся вперед, ближе к краю дивана. Он постоянно теребил бо­роду. Было очевидно, что мое описание не очень помогает ему представить, как выглядит собор. И все равно он жадно ждал продолжения, — кивал, как бы подбадривая меня. Я думал, что бы еще ска­зать.

— Они действительно огромные. Просто велика­ны. Их строят из камня, иногда даже из мрамора. В те далекие времена, когда возводили соборы, человек хотел быть ближе к Богу. В те далекие дни Бог был очень важной частью жизни любого человека. Ина­че они не стали бы возводить такие соборы... Про­сти, но, похоже, лучше у меня не получится. Не си­лен я в этом.

— Все отлично, приятель, — сказал слепой. — По­слушай, можно, я задам тебе один вопрос, а? Про­ стой вопрос — ответь «да» или «нет». Мне просто ин­тересно, я совсем не хочу тебя обидеть. Я же твой гость. Но позволь спросить: ты как, веришь в Бога? Ничего, что я спрашиваю?

Я покачал головой. Правда, он, конечно, этого не видел. Хоть подмигивай, хоть кивай — слепому какая разница? Я сказал:

— Скорее, не верю. Ни во что. Порой от этого очень тяжко. Понимаешь?

— Да, понимаю, — ответил он.

— Вот и я о том же.

Англичанин все никак не умолкал. Жена тихонько вздохнула, потом еще раз, глубоко, но так и не про­снулась.

— Прости, — сказал я, — но я не могу описать, как выглядит собор. Не дано мне. Я и так старался изо всех сил.

Слепой сидел очень тихо, опустив голову, и вни­мательно меня слушал.

— Вообще-то все эти соборы не слишком меня тро­гают. Так, неплохой сюжет для очередной передачи, не больше, можно и посмотреть на ночь глядя.

В тот момент слепой стал откашливаться, и что-то у него в горле заклокотало, он достал из заднего кар­мана платок. Потом сказал:

—Я понял тебя, старик. Все путем. Такое бывает. Ты не волнуйся. И немного помолчав, вдруг спросил:

— Послушай, можешь сделать мне одолжение? Я кое-что придумал. Ты можешь принести пару плотных альбомных листов? И ручку. Что если мы вместе на­рисуем собор? Нужны бумага и ручка. Давай, при­ятель, тащи.

Я пошел наверх. Ноги были как из ваты. Обычно ватными они становились после пробежки. Открыв дверь в комнату жены, я осмотрелся. Нашел пару ру­чек в маленькой корзинке на столе. Потом стал ду­мать, где бы раздобыть бумаги.

Внизу, на кухне, я нашел бумажный пакет из мага­зина, ко дну которого прилипла шелуха от лука. Я вы­нул все, что лежало в пакете, и встряхнул его разок. Принес его в гостиную, пальцем соскреб прилип­ ший мусор, разгладил ладонью складки и разложил пакет на кофейном столике.

Слепой встал с дивана, сел рядом со мной на ко­вер. Потом он тщательно разгладил пакет, — каждый краешек — и даже уголки не забыл.

— Итак, — сказал он. — Начнем.

Он нащупал мою руку, ту, в которой я держал руч­ку. Своей рукой он накрыл мою.

— Давай, приятель, рисуй. Рисуй. Я буду следить, вот увидишь. Просто начинай рисовать. Сам уви­ дишь, — сказал слепой.

Я и начал. Сначала я нарисовал квадрат, напоми­навший домик. Может быть, он даже чем-то напоми­нал наш дом. Потом пририсовал крышу. С двух сто­рон крыши я начертил шпили. Бред.

— Отлично, — сказал он. — У тебя замечательно по­лучается. Наверное, и представить не мог, что когда-нибудь придется заниматься чем-то подобным? Да, жизнь — странная штука, это всем известно. Не оста­навливайся, рисуй дальше.

Я нарисовал сводчатые окна. Изобразил контрфорсные арки. Навесил массивные двери. Я не мог остановиться. А телевизионный канал уже отру­бился.

Я положил ручку и слегка размял пальцы. Слепой начал водить руками по бумаге. Кончиками пальцев, кивая, он внимательно изучал каждый кусочек паке­та, на котором побывала ручка.