Гермиона мягко произнесла:
— Но это невозможно, Гарри. Ты, наверное, имеешь в виду, что воспользовался магией, сам того не желая, что действовал инстинктивно?
— Нет, — покачал головой Гарри, — мотоцикл падал, и я даже не знал, где точно находился Волдеморт, и тогда палочка сама направила мою руку, сама нашла его и выстрелила заклинанием, которого я даже не знаю. Я никогда раньше не вызывал золотое пламя.
— Часто бывает, — сказал мистер Уизли, — что ты находишься в сложной ситуации и нечаянно используешь магию, о которой не имеешь ни малейшего представления. Маленькие дети, до того как их начинают обучать…
— Это было совсем не так, — сказал Гарри сквозь зубы. Его шрам горел, и он чувствовал злобу и досаду; его сводило с ума, что все вокруг вообразили, будто он обладает силой, способной сравниться с силой Волдеморта.
Все молчали. Они ему не верили. Внезапно Гарри понял: он никогда раньше не слышал о том, чтобы палочка сама по себе творила волшебство.
Его шрам жгло от боли, и он с усилием сдержал стон. Пробормотав что-то о свежем воздухе, он поставил стакан и вышел из комнаты.
Когда он пересекал двор, огромный тестрал взглянул на него, зашуршал своими большими, как у летучей мыши, крыльями и продолжил жевать траву. Гарри остановился у ворот в сад, уставился на разросшуюся зелень, потирая лоб и думая о Дамблдоре.
Дамблдор поверил бы ему, он точно знал это. Дамблдор знал бы, как и почему палочка Гарри действовала самостоятельно, потому что у Дамблдора всегда были на все ответы, ведь это он объяснил Гарри таинственную связь, существовавшую между его палочкой и палочкой Волдеморта… Но Дамблдор, как и Шизоглаз, как и Сириус, как и его родители, как и его бедная сова — все они ушли туда, где Гарри уже не мог с ними поговорить. Он почувствовал жжение в горле, и оно не имело никакого отношения к огневиски.
И вдруг, ниоткуда, боль в шраме стала невыносимой. Он схватился за лоб, зажмурил глаза, а в голове у него закричал голос.
— Ты говорил, что проблема будет решена, если использовать другую палочку!
В разум Гарри ворвался образ истощенного старика в лохмотьях, валяющегося на полу, кричащего жутким протяжным криком — криком бесконечной агонии….
— Нет! Нет! Умоляю… прошу… — Ты солгал Лорду Волдеморту, Олливандер!
— Я не лгал… Клянусь, не лгал…
— Ты пытался помочь Поттеру, помочь ему сбежать от меня!
— Клянусь, я не пытался… Я думал, что другая палочка сработает….
— Тогда объясни, что же произошло. Палочка Люциуса уничтожена!
— Я не понимаю… Связь… существует только… между вашими двумя палочками…
— Ложь!
— Пожалуйста… Умоляю…
И Гарри увидел, как бледная рука поднимает палочку, и почувствовал безумный гнев, охвативший Волдеморта; увидел хрупкого старика на полу, извивающегося от боли…
— Гарри?
Все закончилось так же внезапно, как и началось: Гарри стоял в темноте, держась за ворота; его трясло, сердце билось со страшной скоростью, шрам все еще покалывало. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что Рон и Гермиона стоят рядом.
— Гарри, возвращайся в дом, — прошептала Гермиона. — Ты ведь больше не помышляешь об отъезде?
— Да, друг, ты обязан остаться, — сказал Рон, хлопая его по спине.
— С тобой все в порядке? — спросила Гермиона, подошедшая достаточно близко, чтобы взглянуть ему в глаза. — Выглядишь ты просто ужасно.
— Ну, — дрожащим голосом произнес Гарри, — по крайней мере, я выгляжу лучше, чем Олливандер.
Когда он закончил свой рассказ, Рон выглядел потрясенным, а Гермиона — совершенно испуганной.
— Но это должно было прекратиться! Твой шрам — я думала, с тобой такого больше не случается! Ты не можешь позволить вашей связи снова укрепиться… Дамблдор хотел, чтобы ты закрыл свой разум! — когда он не ответил, она схватила его за руку. — Гарри, он захватил и Министерство, и газеты, и половину магического мира! Не позволяй ему проникнуть и в твою голову![6]
Глава шестая — Упырь в пижаме
Потрясение от смерти Шизоглаза не проходило несколько дней. Гарри все время ждал, что тот вот-вот приковыляет через заднюю дверь, подобно остальным членам Ордена, сновавшим туда-сюда с новостями. Ему казалось, что чувство вины и скорби можно облегчить только действием и что он должен немедленно отправиться на поиски хоркруксов.
— Ну, ты же ничего не можешь поделать с… — слово «хоркрукс» Рон произнес одними губами, — пока тебе не исполнится семнадцать. Они по- прежнему могут тебя отследить, ведь Надзор еще не снят. Но строить планы мы может и здесь, так? Или, — он перешел на шепот, — ты уже знаешь, где находится Тот-Кого-Нельзя-Называть?
— Нет, — признал Гарри.
— Кажется, Гермиона проводила какие-то исследования, — сказал Рон. — Она говорила, что приберегла все до твоего появления.
Они остались за столом после завтрака. Мистер Уизли и Билл только что ушли на работу. Миссис Уизли поднялась наверх — будить Гермиону и Джинни, а Флер отправилась принимать ванну.
— Они не смогут меня отслеживать, начиная с тридцать первого числа, — сказал Гарри. — То есть мне надо пробыть здесь четыре дня. Потом я…
— Пять дней, — решительно поправил его Рон. — Нужно остаться на свадьбу. Они нас прибьют, если мы ее пропустим.
Гарри понял, что под «они» подразумевались Флер и миссис Уизли.
— Плюс один день, — настаивал Рон, но Гарри по-прежнему был не согласен.
— Разве они не понимают, как это важно?
— Конечно, нет, — ответил Рон. — Они ни о чем не догадываются. И, раз уж ты об этом заговорил, нам есть что обсудить.
Рон бросил взгляд в коридор, проверяя, не вернулась ли миссис Уизли, и наклонился к Гарри.
— Мама расспрашивала нас с Гермионой. О том, чем мы собираемся заниматься. Ты следующий, так что готовься. Папа и Люпин тоже задавали вопросы, но когда мы сказали, что Дамблдор велел тебе ни с кем, кроме нас, об этом не говорить, они отстали. А мама — нет. Она настроена решительно.
Предсказание Рона сбылось буквально через несколько часов. Незадолго до обеда миссис Уизли отозвала Гарри в сторонку и попросила опознать одиночный мужской носок, который, как она думала, принадлежал именно ему. Как только они добрались до маленькой буфетной, миссис Уизли приступила к делу.
— Рон и Гермиона уверены, что вы трое бросаете Хогвартс, — начала она обыденным тоном.
— Э-э, — забормотал Гарри. — Ну… Да, собираемся.
Каток для сушки белья поворачивался сам по себе, выжимая нечто, издалека похожее на один из жилетов мистера Уизли.
— Можно спросить, почему же вы надумали бросить школу? — спросила миссис Уизли.
— Ну, Дамблдор оставил мне… незаконченное дело, — пробурчал Гарри. — Рон и Гермиона о нем знают, и они тоже хотят пойти.
— Что за «дело»?
— Извините, я не могу…
— Откровенно говоря, мы с Артуром имеем право знать, и я уверена, что мистер и миссис Грейнджер в этом с нами согласятся! — взорвалась миссис Уизли. Гарри опасался такой «атаки обеспокоенных родителей». Он заставил себя посмотреть миссис Уизли в глаза и заметил, что они были точно такого же карего оттенка, как и у Джинни. Это только мешало сосредоточиться.
— Дамблдор не хотел, чтобы кто-нибудь еще что-то знал, миссис Уизли. Мне очень жаль. Гермиона и Рон не обязаны идти, они сами вызвались…
— Я не понимаю, почему и ты должен идти! — отбросив всякое притворство, воскликнула миссис Уизли. — Ты всего лишь подросток, как и остальные! Это все чепуха; если бы Дамблдору надо было закончить какое-то дело, он бы использовал Орден! Гарри, ты, наверное, его не так понял. Скорее всего, Дамблдор говорил о незаконченном деле вообще, а ты подумал, что его должен завершить именно ты…
— Я все понял правильно, — решительно отрезал Гарри. — Дело должен закончить именно я.
Он вернул миссис Уизли носок, ради которого и пришел в буфетную. На носке были вышиты золотые камыши.
— Это не мое. Я не болею за «Пушки Педдл».
— О, конечно, нет, — спокойно ответила миссис Уизли; внезапный переход обратно к нормально тону изрядно нервировал. — Я должна была сообразить. Ну, Гарри, пока ты еще здесь, не поможешь ли подготовить свадьбу Билла и Флер? Столько всего надо сделать.
— Я… Конечно! — Гарри смутился от резкой смены темы разговора.
— Как мило с твоей стороны, — улыбнулась миссис Уизли и вышла из буфетной.
С этого момента миссис Уизли постоянно давала Гарри, Рону и Гермионе задания по организации свадьбы Билла и Флер, так что у них не оставалось времени на размышления. Самое великодушное объяснение ее поведения, приходившее на ум, — она хотела отвлечь их от мыслей о Шизоглазе и ужасов предстоящего путешествия. Но после двух дней непрерывной чистки столового серебра, выбора тканей, лент и цветов, очистки сада от гномов и готовки многочисленных канапе,[7] Гарри решил, что есть и другой мотив. Все эти задания разделяли его с друзьями; он не разговаривал с ними наедине с той первой ночи, когда сказал им, что Волдеморт мучает Олливандера.
— Кажется, мама думает, что если ей удастся помешать вам составить план, она сможет задержать ваш отъезд, — тихо сказала Джинни Гарри, когда они накрывали на стол в третий вечер его пребывания в Норе.
— И что же, по ее мнению, будет дальше? — прошептал Гарри. — Кто-то еще убьет Волдеморта, пока она держит нас тут за готовкой волованов?[8] — громко сказал он, не подумав, и увидел побледневшее лицо Джинни.
— Так это правда? —
