мальчишкой…
— Нет…
И вот ОН стоял возле разбитого окна, в доме Батильды, погрузившись в воспоминание о величайшей своей потере, а в ногах у НЕГО скользила по осколкам фарфора и стекла огромная змея. Он посмотрел вниз и увидел нечто… нечто невероятное…
— Нет…
— Гарри, все в порядке, с тобой все хорошо?
Он наклонился и подобрал помятую фотографию. Это был тот неизвестный вор, вор, которого он разыскивал…
— Нет… Я уронил ее… Уронил…
Он Гарри… Гарри, а не Волдеморт… а шуршала поблизости вовсе не змея… Он открыл глаза.
— Гарри, — прошептала Гермиона. — С тобой все… все в порядке?
— Да, — солгал он.
Оказалось, что он лежит в палатке на одной из невысоких кушеток, весь укутанный в одеяла. Окружающая его тишина, прохладный воздух и тусклый свет, проникающему сквозь брезентовую крышу, говорили о том, что близится рассвет. Гарри был весь в поту, простыня и подушки тоже были влажными.
— Мы выбрались.
— Да, — отозвалась Гермиона. — Чтобы уложить тебя на кушетку, мне пришлось воспользоваться чарами Левитации. Не смогла поднять тебя, ты был такой… Ну, ты был не совсем…
Гарри обратил внимание на темные тени у нее под глазами, а когда девушка обтирала ему лицо, заметил наклеенный на руку пластырь.
— Тебе было плохо, — добавила она. — Очень плохо.
— Как давно мы здесь?
— Несколько часов. Сейчас раннее утро.
— И я был… что, без сознания?
— Не совсем, — смущенно пояснила Гермиона. — Ты кричал, и стонал, и… тому подобное, — добавила она таким тоном, что Гарри смутился. Что он делал? Выкрикивал проклятья, как Волдеморт, или плакал, как малыш в кроватке?
— Я никак не могла снять с тебя хоркрукс, — сказала она. Гарри заметил, что девушка решила сменить тему, — он приклеился к твоей груди. У тебя там шрам теперь. Прости, но чтобы забрать медальон, мне пришлось воспользоваться Разрывающими чарами. Да еще змея тебя ранила, но я промыла рану и обработала ее ясенцем…
Гарри стянул промокшую от пота майку и оглядел себя: на груди возле сердца багровел овальный ожог от хоркрукса, а на предплечье виднелась почти залеченная отметина.
— Где хоркрукс?
— У меня в сумке. Думаю, некоторое время лучше к нему не прикасаться.
Он откинулся на подушки, вглядываясь в ее измученное бледное лицо.
— Нам не стоило соваться в Годрикову Лощину. Это моя вина, только моя. Гермиона, прости меня.
— Ты не виноват — я сама хотела пойти с тобой. Я правда думала, что Дамблдор мог именно там оставить тебе меч.
— Да, что ж… мы ошиблись, верно?
— Что произошло, Гарри? Что случилось, когда она повела тебя наверх? Там пряталась змея? Она выползла, убила Батильду и напала на тебя?
— Нет, — отозвался он. — Батильда и была змеей… или змея была ею… все время…
— Ч-что?
Гарри закрыл глаза. Он все еще ощущал на себе вонь того дома, этот запах не давал забыть ни одной отвратительной подробности.
— Батилда, наверное, уже давно была мертва. Змея была… была внутри нее. Сам-Знаешь-Кто оставил ее в Годриковой Лощине. Ты была права, он знал, что я приду туда.
— Змея была внутри нее?
Гарри снова открыл глаза. Шокированная Гермиона с трудом боролась с тошнотой.
— Люпин говорил, что существует волшебство, которое мы не можем даже вообразить, — сказал он. — Она не хотела говорить при тебе, потому что это было серпентарго, все время серпентарго, а я даже не заметил. Ну конечно, я же понимал ее… Как только мы вошли в комнату, змея известила Сама-Знаешь-Кого — я слышал это в своей голове, чувствовал, как он торжествует. Он приказал задержать меня… и тогда…
Он вспомнил, как змея выползала из тела Батильды — всех подробностей Гермионе знать не стоит.
— Она изменилась, превратилась в змею, а потом набросилась…
Он взглянул на полузаживший порез.
— Она не собиралась меня убивать, только задержать до прихода Сама-Знаешь-Кого.
Если бы ему только удалось убить змею, это бы все окупило, все… На душе было так погано. Он сел на кровати, откинув одеяло.
— Гарри, нет. Я думаю, ты должен отдохнуть!
— Тебе самой надо поспать. Не обижайся, но выглядишь ты ужасно. Я покараулю. Где моя палочка?
Она не ответила, лишь молча смотрела на него.
— Где моя палочка, Гермиона?
Девушка закусила губу, ее глаза наполнились слезами.
— Гарри…
— Где моя палочка?
Она наклонилась и протянула ему палочку.
Палочка — остролист и перо феникса — была сломана практически пополам, обломки держались вместе лишь на жалких обрывках пера. Гарри держал палочку так, словно это было живое, чудовищно израненное существо. Мысли его путались, в глазах потемнело от растерянности и страха. Наконец он протянул палочку Гермионе.
— Почини ее. Пожалуйста.
— Гарри, я не знаю… Если она сломана вот так…
— Пожалуйста, Гермиона, попробуй!
— R- Reparo.
Болтающийся на ниточке обломок палочки встал на место. Гарри поднял палочку.
— Lumos!
На кончике палочки вспыхнул слабый огонек, и тут же погас. Гарри направил палочку на Гермиону.
— Expelliarmus!
Ее палочка слегка дернулась, но осталась в руке. Палочка Гарри не выдержала даже столь жалких попыток и снова раскололась пополам. Он смотрел на нее потерянно, не в силах принять то, что видел… Палочка, так много пережившая…
— Гарри, — прошептала Гермиона, так тихо, что тот едва расслышал. — Мне так жаль. Думаю, это из-за меня. Когда мы убегали, помнишь… на нас напала змея, и я бросила Взрывное проклятье… а оно отражалось отовсюду и, должно быть… должно быть, попало…
— Это был несчастный случай, — машинально отозвался Гарри. Он был просто оглушен случившимся и чувствовал внутри ужасную пустоту. — Нам… нам надо как-то починить ее.
— Гарри, не думаю, что у нас получится, — сказала Гермиона, по ее лицу катились слезы. — Помнишь… Помнишь у Рона? Когда он разбил машину и сломал палочку? Она никогда так и не стала прежней, ему пришлось покупать новую.
Гарри вспомнил об Оливандере, который был похищен и томится в плену у Волдеморта, о погибшем Грегоровиче. Как же ему удастся найти новую палочку?
— Ну, — притворно-бодрым голосом начал он, — тогда я просто одолжу на время твою. Пока караулю.
Заплаканная Гермиона протянула ему палочку, и Гарри ушел, оставив ее возле кушетки и больше всего на свете желая оказаться как можно дальше отсюда.[26]
Глава восемнадцатая — «Жизнь и ложь Альбуса Дамблдора»
-
Занимался рассвет. Чистое, прозрачное небо тянулось до самого горизонта, далёкое и безразличное к людям и их страданиям. Гарри сидел у входа в палатку, вдыхал свежий утренний воздух и думал о том, какое же это, наверно, великое счастье — просто жить, любоваться рассветом, горящим над сияющей чередой заснеженных холмов… Увы, ему это счастье было сейчас недоступно: слишком он был расстроен потерей своей волшебной палочки.
Гарри ещё раз оглядел укрытую сверкающим снегом долину, тишину которой нарушал лишь далёкий колокольный звон. Ногти больно впились в ладони: сам того не замечая, Гарри сжал руки так, словно пытался преодолеть физическую боль. Он столько раз проливал свою кровь, однажды потерял все кости правой руки, а нынешнее путешествие уже успело подарить ему шрамы на груди и плече, в дополнение к тем, что были на руке и на лбу, — но всё-таки никогда, никогда ещё Гарри не чувствовал себя таким слабым, беззащитным и лишённым всей своей магической силы, как сейчас. Он знал, что, поделись он своими тревогами с Гермионой, она лишь повторит ему то же, что и всегда: колдует не палочка, а волшебник. Но здесь всё было совсем по-другому. Гермионе никогда не понять, каково это, когда твоя палочка поворачивается, словно намагниченная стрелка компаса, и поражает врага золотистой вспышкой. Гарри потерял защиту палочек-близнецов, и только теперь, когда ничего уже нельзя было исправить, осознал, как же всё-таки на нее рассчитывал.
Гарри достал половинки расщеплённой палочки из кармана и, стараясь не глядеть на них, убрал в подаренный Хагридом кошель, висевший на нитке вокруг шеи. Кошель был уже забит сломанными и ненужными вещами. Гарри нащупал старый снитч и еле удержался от мимолётного искушения вытащить его и швырнуть куда-нибудь. Неразрешимая загадка, такая же никчёмная и бесполезная, как и всё, что оставил им Дамблдор…
Злость на Дамблдора внезапно переполнила Гарри, словно лава, обжигающая изнутри и заглушающая все прочие чувства. Только из-за накатывающего отчаяния они сами себя заставили поверить в то, что Годрикова Лощина даст им ключ к разгадке, что нужно туда вернуться, и что всё это — часть плана, тщательно разработанного Дамблдором, чтобы помочь им. А теперь оказалось, что нет никакого плана. Дамблдор оставил их барахтаться в темноте, сражаться с неизвестностью и с ужасами, о которых они даже не задумывались. Объяснений не находилось, за всё приходилось бороться, и даже меч они не смогли удержать в своих руках, а теперь Гарри потерял и палочку. А ещё в том доме Гарри оставил фотографию вора — и теперь Волдеморту не составит труда узнать, кто это был… Теперь Волдеморт владеет всей информацией.
— Гарри?..
Гермиона выглядела испуганной, как будто опасалась, что он пошлёт в неё заклятье из её же палочки. Она неуклюже опустилась рядом с ним, с двумя чашками чая в дрожащих руках и чем-то объемистым под мышкой, и Гарри увидел, что по её лицу текут слёзы.
— Спасибо, — сказал он, принимая одну из чашек.
