именами в разные времена, и всегда их владельцем оказывался тот или иной Тёмный Волшебник, хвастающийся своей собственностью. Профессор Биннс рассказывал о нескольких таких палочках, но это всё чушь собачья. Палочки могущественны настолько, насколько силён волшебник, использующий их. Просто некоторые маги любят бахвалиться и убеждать окружающих, что их палочки — больше и лучше, чем у остальных.
— А вы не думаете, что все эти Палочки Смерти и Палочки Судьбы — эта одна и та же палочка, всплывавшая в рассказах в разное время под разными именами? — спросил Гарри.
— И всё это — та самая Старшая Палочка, созданная Смертью? — добавил Рон.
Гарри рассмеялся. Идея, пришедшая ему в голову, казалась совсем дикой. Его собственная палочка была сделана из остролиста, а не из бузины,[31] и создал её Олливандер, что бы она там сама ни сотворила той ночью, когда его преследовал Волдеморт. И если его палочка была непобедимой, как же она смогла сломаться?
— А почему бы ты выбрал Камень? — поинтересовался Рон.
— Ну, если можно было бы возродить человека, мы могли бы вернуть Сириуса… Шизоглаза… Дамблдора… моих родителей…
Ни Рон, ни Гермиона не улыбнулись.
— Но в соответствии со сказанием Бидла, они не захотели бы вернуться к жизни сами, так ведь? — сказал Гарри, думая о сказке. — Ведь не было же других сказок воскресших с помощью Камня Возрождения, правильно? — спросил он Гермиону.
— Не было, — грустно ответила она. — Не думаю, что кто-то, кроме мистера Лавгуда, может тешить себя сказками о воскрешении мёртвых. Наверное, Бидл использовал аналогию с философским камнем, но его камень не делал бессмертным, а оживлял после смерти.
Идущее из кухни амбре становилось сильнее, там словно жгли подштанники, и Гарри задумался о том, сколько ложек варева нужно будет съесть, чтобы не задеть чувства Ксенофилиуса.
— А что тогда насчёт мантии? — спросил Рон. — Вы не думаете, что в этом случае Лавгуд прав? Я так привык к отличнейшей мантии Гарри, что никогда не задумывался о ней. Я ведь ни разу не слышал, чтобы у кого-то другого была такая же. Она никогда нас не подводила. Нас под ней ни разу не заметили.
— Естественно нет! Мы же были невидимыми!
— Но ведь Ксенофилиус говорил про подобные мантии, и не сказать бы, что другие дешёвка — дюжину на кнат не купишь — но он абсолютно прав! Я сам слышал, что наложенные на такие мантии чары Невидимости со временем перестают действовать или же они рвутся из-за заклинаний. А вот мантия Гарри сначала принадлежала его отцу, так что она не новая, и тем не менее она же… просто безупречна!
— Ладно, Рон, мы тебя поняли. Но как же камень?
Пока они шёпотом препирались, Гарри отошёл, прислушиваясь к ним лишь краем уха. Дойдя до винтовой лестницы, он поднял голову, глядя на следующий этаж, и увиденное сразу приковало его внимание. С потолка открывшейся взгляду комнаты на него смотрело его собственное лицо. Спустя пару мгновений Гарри понял, что это не зеркало, а картина. Охваченный любопытством, он стал подниматься наверх.
— Гарри, что ты делаешь? Не думаю, что ты можешь разгуливать здесь как у себя дома, пока мистера Лавгуда нет.
Но Гарри уже поднялся на следующий этаж. Луна украсила потолок своей спальни пятью отлично прорисованными портретами — Гарри, Рона, Гермионы, Джинни и Невилла. Они были неподвижными, в отличие от картин в Хогвартсе, но нарисованы явно не без помощи магии. Гарри казалось, что люди на них живые. На первый взгляд было похоже, что картины соединены одна с другой толстыми золотыми цепями, но присмотревшись, Гарри понял, что это не цепь, а повторяющаяся надпись золотой краской: друзья… друзья… друзья… Он почувствовал прилив симпатии к Луне.
Гарри осмотрел комнату. На тумбочке у кровати стояла фотография маленькой Луны в объятиях очень похожей на неё женщины, волосы Луны были аккуратно причёсаны — такой Гарри её никогда не видел. Фото покрывал слой пыли, и это показалось Гарри странным. Что-то было не так. Он оглядел комнату: светло-голубой ковёр тоже был необычайно пыльным, в раскрытом шкафу не было одежды. Кровать выглядела так, словно на ней никто не спал уже несколько недель. Кроваво-красное небо в единственном окне затянула паутина.
— Что случилось? — спросила Гермиона спустившегося по лестнице Гарри. Но ответить он не успел, потому что в это время Ксенофилиус вернулся с кухни, держа в руках уставленный тарелками поднос.
— Мистер Лавгуд, а где Луна? — спросил Гарри.
— Извини, что?
— Где Луна?
Ксенофилиус, как вкопанный, остановился на верхней ступеньке лестницы.
— Н-но… я же уже сказал вам — она спустилась к Нижнему мосту ловить шлёппов.
— Тогда почему же вы накрываете стол всего на четверых?
Ксенофилиус открывал рот, но ничего не мог сказать. Было слышно только непрерывное гудение печатного станка и звон тарелок на подносе в дрожащих руках Лавгуда.
— Думаю, Луны не было здесь уже несколько недель, — сказал Гарри. — Её одежды нет, на кровати никто не спит. Где она? И почему вы всё время посматриваете в окно?
Ксенофилиус выронил поднос. Тарелки разбились, осколки разлетелись по полу. Гарри, Рон и Гермиона мгновенно вытащили палочки, Ксенофилиус не успел даже поднести руку к карману. В это самое время печатный станок наконец-то затих, и волна нового выпуска «Придиры» вылилась на пол из-под покрывающей его скатерти. Гермиона подняла один журнал с пола, всё ещё держа на прицеле Лавгуда.
— Гарри, ты только взгляни на это! — Тот быстро шагнул к Гермионе.
Обложку «Придиры» украшала его собственная фотография, поверх которой красовалась надпись: «Нежелательный № 1» и сумма вознаграждения за поимку.
— «Придира» меняет свою позицию, да? — холодно спросил Гарри, судорожно соображая, что происходит. — Вот, значит, зачем вы выходили в сад? Отослать сову в Министерство?
Ксенофилиус облизнул губы.
— Они забрали мою Луну, — прошептал он. — Из-за того, что было написано в моём журнале. Они забрали мою Луну, я не знаю, где она, что с ней. Но они привезут её обратно, если я…
— Сдадите им Гарри? — закончила за него Гермиона.
— Сделка отменяется, — заявил Рон решительно. — С дороги, мы уходим.
Ксенофилиус выглядел ужасно, будто разом постарел на сто лет, губы его скривились в нехорошую усмешку.
— Они будут здесь в любой момент. Я должен спасти Луну. Я не могу потерять мою Луну. Вы не уйдёте.
Он раскинул руки, загораживая спуск с лестницы, и у Гарри перед глазами вдруг возникло видение матери, точно таким же жестом закрывающей его кроватку.
— Не вынуждайте нас применять к вам силу! — воскликнул Гарри. — С дороги, мистер Лавгуд!
— ГАРРИ! — выкрикнула Гермиона.
Мимо окон пронеслись сидящие на мётлах волшебники. Вся троица на мгновение отвернулись от Ксенофилиуса, и он тут же достал свою палочку. Гарри в последний миг сообразил, как невовремя они отвлеклись, и нырнул вбок, увлекая за собой Рона и Гермиону.
Оглушающее заклинание Ксенофилиуса пролетело через всю комнату и ударило в рог носогроха. Взрыв был оглушительным; судя по звуку, от комнаты ничего не осталось. Щепки, обрывки бумаги и осколки камней разлетелись в разные стороны, в воздухе повисло непроницаемое облако белой пыли.
Гарри отлетел и грохнулся на пол, прикрывая руками голову. Сверху на него падали какие-то обломки. Он услышал крик Гермионы, вопль Рона, а затем металлический лязг — Ксенофилиус, которого сшибло с ног печатным станком, кувырком полетел вниз по лестнице.
Наполовину засыпаный мусором, Гарри попытался подняться. Из-за пыли он почти ничего не видел и с трудом дышал. В результате взрыва часть потолка обвалилась, кровать Луны угрожающе нависла над проломом. Рядом с Гарри валялся обезображенный бюст Ровены Равенкло, в воздухе летали обрывки пергамента. Печатный станок лежал на боку у лестницы, загораживая спуск вниз, в кухню.
Рядом с Гарри неслышно возникла белая фигура — Гермиона, похожая на статую из-за покрывающей её с ног до головы белой пыли. Девушка прижимала палец к губам.
Хлопнула о стену открывшаяся входная дверь.
— Разве не говорил я тебе, Трэверс, что можно особо не торопиться, — сказал кто-то грубо. — Разве не говорил я тебе, что этот чокнутый снова начнёт нести бред?
Раздался звук удара, а потом стон Ксенофилиуса:
— Нет… нет… Поттер… второй этаж…
— Я предупреждал тебя, Лавгуд, что мы вернёмся только за достоверной информацией! Помнишь, что было на прошлой неделе? Когда ты пытался обменять свою дочку на этот чертов ободок? А на позапрошлой неделе, — снова удар, снова стон, — когда ты думал, что мы вернём её, если предоставить нам доказательства существования крутолобых, — удар, — хрюксов?
— Нет… нет, прошу вас… — зарыдал Ксенофилиус. — Там правда Поттер! Наверху! Поттер!
— А теперь выясняется, что ты вызвал нас для того, чтобы взорвать? — заорал Упивающийся, и послышался звук сразу несколько ударов, сопровождаемых стонами Ксенофилиуса.
— Слушай, Селвин, дом выглядит так, словно сейчас окончательно развалится, — раздался холодный голос второго Упивающегося, разносясь эхом по остаткам лестничного колодца. — Лестница на второй этаж полностью заблокирована. Будем разбирать её? Из-за этого дом может полностью разрушиться.
— Ты, лживый кусок дерьма! — снова заорал Селвин. — Да ты отродясь Поттера живьём не видел! Хотел заманить нас сюда и убить? Думал таким способом вернуть свою девчонку?
— Клянусь вам… Клянусь, Поттер наверху…
— Homenum revelio, — произнёс второй голос внизу, и Гарри услышал, как Гермиона
