— Да, я смею, — сказал Гарри, — потому что неудача Дамблдорова плана не ударила по мне. Она, Ребус, по тебе ударила.
Рука Волдеморта, с Бузинной палочкой, задрожала, и Гарри очень крепко сжал палочку Драко. Он знал — остались секунды.
— Эта палочка по-прежнему не работает для тебя, как должна бы, потому что ты убил не того. Северус Снэйп никогда не был её истинным господином. Он не нанёс поражения Дамблдору.
— Он убил…
— Ты что, не слушаешь?
— Но, значит, Поттер, Дамблдор был так любезен, что отдал палочку мне! — голос Волдеморта задрожал от злобного наслаждения. — Я похитил палочку из гробницы её последнего истинного господина! Я забрал её против воли последнего владельца! Её сила — моя!
— Ты так ничего и не понял, Ребус? Владеть палочкой — этого мало! Держать её, использовать её — ещё не делает её по-настоящему твоей. Ты Олливандера слушал?
Грудь Волдеморта быстро вздымалась и опадала, и Гарри чувствовал, как приближается заклятие, как оно собирается в палочке, нацеленной ему в лицо.
— Истинным господином Бузинной палочки был Драко Малфой.
На мгновение в лице Волдеморта было одно потрясение, но оно тут же ушло.
— Ну и что это значит? — спросил он вкрадчиво. — Даже если ты прав, Поттер, для тебя и меня это ничего не меняет. У тебя больше нет фениксовой палочки: мы сражаемся на одном искусстве… а когда я тебя убью, я подумаю и о Драко…
— Но ты опоздал, — сказал Гарри. — Ты упустил свой шанс. Я успел раньше. Сколько недель прошло, как я осилил Драко. Я забрал его палочку.
Гарри тряхнул боярышниковой палочкой, чувствуя, что на неё смотрят все глаза в Зале.
— И к чему же всё это сходится? — прошептал Гарри. — Палочка в твоей руке — она знает, что её последнего господина Обезоружили? Потому что если знает… истинный господин Бузинной палочки — я.
Огненно- красное сияние внезапно залило зачарованный потолок наверху, и ослепительный край солнца поднялся над подоконником ближайшего окна. Свет ударил им обоим в лица, и Волдеморт внезапно оказался в огненном тумане. Гарри услышал его пронзительный голос, и тоже заорал, выставив палочку Драко, выкрикнул небесам свою последнюю надежду:
Звонкий удар был как пушечный выстрел, и золотое пламя, вспыхнувшее между ними, в самом центре очерченного ими круга, отметило точку, где сшиблись заклинания. Гарри видел, как зелёное пламя Волдеморта встретилось с его собственным заклинанием, видел, как Бузинная палочка, тёмная на фоне восхода, взлетела ввысь, пролетела под зачарованным потолком, словно голова Нагини, полетела к своему господину, которого она не могла убить, который наконец пришёл взять её в свое владение. И Гарри, со своим безошибочным глазомером Ловца, поймал палочку свободной рукой, пока Волдеморт падал навзничь, раскинув руки, закатив свои ярко-красные глаза. Том Ребус упал на пол, закончив свою земную жизнь, его тело — обмякшее и сжавшееся, белые руки безоружны, змееподобное лицо — без мысли, без понимания. Волдеморт умер, убитый собственным отражённым заклятием, и Гарри стоял с двумя палочками в руках, глядя на пустую оболочку своего врага.
Секунда напряжённо дрожащей тишины, потрясение от случившегося; а потом вокруг Гарри разразилась буря, и вопли, радостные крики, рёв наполнили воздух. Яростное солнце било в окна, когда все бросились к Гарри, и первыми, кто добежал до него, были Рон и Эрмиона, и их руки первыми его обняли, их невообразимые крики его оглушили. И Джинни, Невилл и Луна тоже были здесь, и все Висли, и Хагрид, и Кингсли, и Мак-Гонагалл, и Флитвик, и Росток, и Гарри не мог разобрать ни слова среди общего крика, не мог сказать, чьи именно руки поднимают его, тащат его, пытаются ухватиться хоть за кусочек его, сотни теснились вокруг, все хотели прикоснуться к Мальчику, Который Выжил, из-за которого всё наконец закончилось…
А солнце поднималось над Хогвартсом, и Большой Зал заливали жизнь и свет. Гарри должен был быть в каждом водовороте ликования и плача, печали и празднования. Все хотели быть рядом с Гарри, их вождём и знаменем, их спасителем и их надеждой, а что он не спал, что хотел остаться только с немногими, это никого не заботило. Он должен был говорить с потерявшими близких, жать им руки, видеть их слёзы, принимать их благодарность, выслушивать новости, которые в это утро приходили каждую четверть часа: что по всей стране те, кто были под чарами Подвластия, приходят в себя, что Пожиратели Смерти все бежали или схвачены, что прямо сейчас из Азкабана освобождают невиновных, и что Кингсли Кандальер назначен исполняющим обязанности Министра магии.
Тело Волдеморта убрали из Зала, в каморку, чтобы он не лежал рядом с Фредом, Тонкс, Люпином, Колином Криви и ещё с теми пятьюдесятью, что пали, сражаясь против него. Мак-Гонагалл вернула на место столы, но никто не сидел по колледжам: все перемешались, учителя и ученики, призраки и родители, кентавры и домовые эльфы, и Флоренц лежал в углу, приходя в себя, и Гроуп заглядывал в выбитое окно, и ему бросали еду в смеющийся рот. В конце концов измученный вконец Гарри обнаружил, что сидит на скамье рядом с Луной.
— Если бы я была ты, мне бы хотелось куда-нибудь потише, — сказала она.
— Просто мечтаю, — ответил он.
— Я их всех отвлеку, — сказала она. — Воспользуйся плащом.
И не успел он слова сказать, как она крикнула: — Ой, смотрите, Морщеногие Кизляки! — и показала в окно. Все, кто её услышал, обернулись, и Гарри набросил на себя Плащ, и встал из-за стола.
Теперь он мог пройти через Зал без помехи. Через два стола от себя он заметил Джинни, уткнувшуюся головой в плечо матери: поговорить с ней ещё будет время, часы, дни, может быть целые годы. Он увидел Невилла, рядом с его тарелкой лежал меч Гриффиндора, а сам Невилл был окружён пылкими почитателями. Он шёл по проходу между столами, и заметил троих Малфоев, прижавшихся друг к другу, словно не уверенных, имеют ли они право быть здесь, но никто не обращал на них никакого внимания. Повсюду он видел воссоединившиеся семьи, и, наконец, увидел тех двоих, чьё общество ему было нужно больше всего.
— Это я, — прошептал он, просунув между ними голову. — Не пойдёте со мной?
Они тут же встали, и все вместе, Гарри, Рон и Эрмиона, покинули Большой Зал. От мраморной лестницы были отбиты большие куски, не было части перил, на каждом шагу попадались обломки и пятна крови.
Было слышно, как где-то Пивз летает по коридорам, распевая победную песню собственного сочинения:
— Из-за него у тебя чувство гулянки и трагедии в одном флаконе, верно? — сказал Рон, толкая дверь и пропуская Гарри и Эрмиону.
Радость ещё придёт, думал Гарри, но сейчас она придавлена усталостью, и боль от потери Фреда, и
