Казалось, тихий свистящий шёпот продолжается даже после того, как жестокий рот сомкнулся. Один или два волшебника, не скрываясь, старались унять дрожь, когда шипение стало громче; было слышно, как что-то тяжёлое скользит по полу под столом.
Исполинская змея появилась и потянулась вверх по креслу Волдеморта. Она поднималась, словно ей не было конца, и остановилась, устроившись на плечах Волдеморта: шея толщиной с человеческое бедро, немигающие глаза со зрачками — вертикальными щёлками. Волдеморт рассеяно потрогал тварь длинными тонкими пальцами, продолжая глядеть на Малфоя.
— Почему это у Малфоев, всех как есть, такой вид невесёлый? Или моё возвращение, мой подъём к власти — не то самое, чего они желали, не таясь, так много лет?
— Конечно, мой господин, — сказал Люциус Малфой. Его рука дрожала, когда он стирал пот с верхней губы. — Мы желали этого… мы желаем.
Налево от Малфоя, его жена кивнула, странно, как скованная, не поднимая глаз на Волдеморта и змею. Направо их сын, Драко, не отрываясь смотревший на бесчувственное тело над головой, быстро взглянул на Волдеморта и тут же отвёл взгляд, страшась поглядеть ему в глаза.
— Мой господин, — сказала темноволосая женщина с середины стола, скованным от чувства голосом, — это честь — принимать вас здесь, в нашем родовом жилище. Здесь не может быть радости выше.
Она сидела рядом с сестрой, так же, со своими тёмными волосами и глазами под тяжёлыми веками, непохожая на неё внешне, как непохожа была манерой держаться и поведением; если Нарцисса сидела скованная и неподвижная, то Беллатриса тянулась к Волдеморту, словно простые слова не могли изъяснить её страстное желание быть ближе к нему.
— Нет радости выше, — повторил Волдеморт; он испытующе смотрел на Беллатрису, чуть наклонив голову набок. — В твоих устах, Беллатриса, это много значит.
Её лицо залилось краской, глаза затуманились слезами восторга.
— Мой господин знает — я не говорю ничего, кроме правды!
— Нет радости выше… даже в сравнении с тем счастливым событием в вашей семье, которое, я слышал, имело место на этой неделе.
Она уставилась на него, приоткрыв рот, с явным непониманием.
— Я не знаю, что вы имеете в виду, мой господин.
— Я говорю о твоей племяннице, Беллатриса. И о вашей, Люциус и Нарцисса. Она только что вышла замуж за оборотня, Ремуса Люпина. Вы должны гордиться.
Весь стол взорвался глумливым смехом. Многие подались вперёд, обмениваясь ехидными взглядами; кое-кто барабанил по столу кулаками. Гигантская змея, раздражённая беспорядком, широко раскрыла пасть и злобно зашипела, но Пожиратели Смерти её не слышали, таким праздником стало для них унижение Беллатрисы и Малфоев. Лицо Беллатрисы, только что румяное от счастья, покрыл мерзкий неровный багрец.
— Она нам не племянница, мой господин, — крикнула она сквозь половодье веселья. — Мы — Нарцисса и я — навсегда отвернулись от нашей сестры, когда она вышла за грязнокровного. Нам нет дела до таких выродков, как и до животных, с которыми они венчаются.
— Драко, а что ты скажешь? — спросил Волдеморт, и хотя голос его был тих, он донёсся отчётливо сквозь улюлюканья и смешки. — Будешь щенков няньчить?
Радостное веселье ширилось; Драко Малфой в ужасе посмотрел на отца, который сидел, уставясь себе на колени, потом поймал взгляд матери. Та еле заметно мотнула головой, и вновь замерла, не сводя глаз со стены напротив.
— Довольно, — сказал Волдеморт, поглаживая рассерженную змею. — Довольно.
Смех умер мгновенно.
— Многие из древнейших фамильных дерев со временем зачахли, — говорил Волдеморт, а Беллатриса забыла дышать, не отводя от него умоляющего взгляда. — Должны ли вы — должны или нет? — обрезать ваши, чтобы сохранить их здоровыми? Обрубите сучья, которые грозят здоровью целого.
— Да, мой господин, — прошептала Беллатриса, и её глаза вновь поплыли слезами благодарности. — При первой возможности!
— Она у тебя будет, — сказал Волдеморт. — И в вашей семье, как и в целом мире… будем вырезать раковую опухоль, заражающую нас, пока не останутся лишь те, что с чистой кровью…
Волдеморт поднял палочку Люциуса Малфоя, наставил её прямо на висящую над столом, медленно вращающуюся фигуру, и легонько ею тряхнул. Фигура со стоном вернулась к жизни и начала вырываться из невидимых пут.
— Ты узнаёшь нашу гостью, Северус? — спросил Волдеморт.
Снэйп поднял глаза на перевёрнутое лицо. Теперь все Пожиратели Смерти смотрели вверх, на пленницу, словно им было дано позволение проявить любопытство. Когда женщину повернуло лицом к свету очага, она проговорила надтреснутым перепуганным голосом: — Северус! Помоги!
— А, узнаю, — сказал Снэйп, пока пленницу медленно поворачивало прочь от него.
— А ты, Драко? — спросил Волдеморт, поглаживая не занятой палочкой рукой змеиную морду. Драко рывком кивнул головой. Сейчас, когда женщина была разбужена, он, казалось, уже не был в состоянии на неё смотреть.
— Но тебе не придётся брать у неё уроки, — сказал Волдеморт. — Тем из вас, кто не знает: этой ночью нас посетила Чарити Барбейдж, которая, до последнего времени, преподавала в Школе волшебства и колдовства Хогвартс.
Вокруг стола — лёгкий шумок узнавания. Коренастая сутулая женщина с неровными зубами хмыкнула.
— Да… Профессор Барбейдж учила детишек ведьм и волшебников всему про магглов… как они совсем мало отличаются от нас…
Кто- то из Пожирателей Смерти сплюнул на пол. Чарити Барбейдж опять повернулась лицом к Снэйпу.
— Северус… пожалуйста… пожалуйста…
— Тихо, — сказал Волдеморт, вновь качнув Малфоевой палочкой, и Чарити смолкла, словно ей заткнули рот кляпом. — Ей было мало разлагать и загрязнять умы колдовских детей; на прошлой неделе профессор Барбейдж написала в
В этот раз никто не засмеялся. В голосе Волдеморта без ошибки слышались ярость и презрение. Чарити Барбейдж в третий раз повернулась лицом к Снэйпу. Слёзы стекали от её глаз к волосам. Снэйп взглянул на неё с полным безразличием, когда её снова медленно отворачивало от него.
Вспышка зелёного цвета осветила каждый угол комнаты. Чарити упала с раскатистым стуком, и стол задрожал и заскрипел. Некоторые из Пожирателей Смерти отшатнулись на своих стульях, Драко упал со стула на пол.
— Обед, Нагини, — мягко сказал Волдеморт, и огромная змея зашевелилась и заскользила с его плеч на полированное дерево.
Глава вторая Вспоминая…
Гарри порезался до крови. Сжимая правую руку левой и выражаясь про себя, он плечом открыл дверь своей спальни. Захрустел битый фарфор — он наступил на чашку с холодным чаем, которую пристроили на полу под его дверью.
— Какой…?
Он огляделся вокруг, но на лестнице дома номер четыре, Бирючинный проезд, было совершенно
