— Он принадлежит школе профессора Снэйпа, — заявил Финеас Нигеллус. — Какое, скажите, право имела на него девчонка Висли? Она заслужила своё наказание, как и идиот Лонгботтом, и придурочная Лавгуд!
— Невилл не идиот, и Луна не придурочная, — сказала Эрмиона.
— Где я? — повторил Финеас Нигеллус, опять начав бороться с повязкой. — Куда вы меня притащили? Почему вы переместили меня из дома моих пращуров?
— Неважно! Как Снэйп наказал Джинни, Невилла и Луну? — требовательно спросил Гарри.
— Профессор Снэйп послал их в Запретный Лес, делать какую-то работу для этого недотёпы, Хагрида.
— Хагрид — не недотёпа! — пронзительно крикнула Эрмиона.
— А Снэйпу вольно было считать это наказанием, — сказал Гарри, — но Джинни, Невилл и Луна, наверное, вволю повеселись с Хагридом. Запретный Лес… да они встречали много похуже Запретного Леса, ещё как много!
Гарри чувствовал себя воскресшим — он же воображал ужасы, и заклятие Терзатимус было там где- то на задворках.
— Что нам по-настоящему нужно знать, профессор Блэк, это, э…, не брал ли кто ещё меч? Может, его брали для чистки… или ещё для чего?
Финеас Нигеллус прервал попытки справиться с повязкой и хмыкнул:
— К сведенью магглорождённой: оружие гоблинской работы, девчушка-простушка, не нуждается в чистке. Серебро гоблинов отторгает грязь этой земли, впитывая лишь то, что придаёт ему силу.
— Не называйте Эрмиону простушкой, — сказал Гарри.
— Меня утомили эти прерывания, — заявил Финеас Нигеллус, — может быть, мне пришло время вернуться в кабинет директора?
По- прежнему ничего не видя, он начал нащупывать край рамы, пытаясь найти путь из этого портрета в тот, который в Хогвартсе. Гарри озарила внезапная идея.
— Дамблдор! Вы не можете привести к нам Дамблдора?
— Прошу прощения?
— Портрет профессора Дамблдора… вы не можете привести его сюда, в ваш?
Финеас Нигеллус повернулся в сторону голоса Гарри:
— Явно не только магглорождёные бывают невежественными, Поттер. Портреты Хогвартса могут общаться друг с другом, но не могут выходить за пределы замка, кроме как посетить где-нибудь собственное изображение. Дамблдор не может прийти со мной, а после того обращения, которое я у вас встретил, я могу вас уверить, что не нанесу вам визита!
Обескураженный, Гарри смотрел, как Финеас с удвоенным пылом нашаривает выход из рамы.
— Профессор Блэк, — сказала Эрмиона, — вы не можете просто сказать нам, ну пожалуйста, когда меч последний раз вынимали из футляра? То есть, прежде чем его вынула Джинни?
Финеас нетерпеливо фыркнул:
— Полагаю, что последний раз меч Гриффиндора покидал на моих глазах свой футляр, это когда профессор Дамблдор вскрыл им кольцо.
Эрмиона так и извернулась — взглянуть на Гарри. Никто из них не решился ничего сказать перед Финеасом Нигеллусом, который наконец сумел найти выход.
— Ну, доброй вам всем ночи, — сказал он едко, и пошёл скрываться из виду. Когда на виду остался только краешек его шляпы, Гарри неожиданно крикнул:
— Постойте! Вы не сказали Снэйпу, что это видели?
Финеас Нигеллус всунул своё невидящее лицо обратно в раму:
— Есть более важные вещи, о чём думать профессору Снэйпу, чем о необычайных выходках Альбуса Дамблдора. До свидания, Поттер.
И с этими словами он исчез окончательно, оставив после себя только мрачный фон.
— Гарри! — вскрикнула Эрмиона.
— Я понял! — заорал Гарри. Не в силах сдержаться, он долбанул рукой по воздуху — ведь случилось больше, чем он надеялся. Он зашагал туда-сюда по палатке, чувствуя, что сможет хоть милю пробежать; ему даже есть не хотелось. Эрмиона запихивала Финеаса Нигеллуса обратно в бисерную сумочку; защёлкнув застёжку, она отбросила сумочку и обратила сияющее лицо к Гарри.
— Меч может сразить Разделённую Суть! Лезвия гоблинской работы впитывают лишь то, что придаёт им силу — Гарри, меч впитал кровь василиска!
— И Дамблдор не отдал его мне, потому что он был нужен ему, на медальон…
— … и он должен был понимать, что его не позволят тебе его получить по его завещанию…
— …и он сделал копию…
— …и положил подделку в стеклянный футляр…
— …а настоящий положил… куда?
Они уставились друг на друга. Гарри чувствовал, что ответ плавает в воздухе перед ними, незримо, дразнящее близко. Почему Дамблдор ему не сказал? Или он, на деле, сказал ему, но Гарри тогда не понял?
— Думай! — прошептала Эрмиона. — Думай! Где он должн был его оставить?
— Только не в Хогвартсе, — подвёл Гарри итог своим мыслям.
— Где-то в Хогсмиде? — предположила Эрмиона.
— В «Стонущих стенах»? — сказал Гарри. — Туда никто не ходит.
— Но Снэйп знает, как туда попасть, не будет ли это малость рискованно?
— Дамблдор доверял Снэйпу, — напомнил Гарри.
— Не настолько, чтобы сказать ему о подмене меча, — отметила Эрмиона.
— Ага, правда, — сказал Гарри. Ему стало ещё радостнее при мысли, что Дамблдор хоть чуть-чуть, но в чём-то всё-таки не доверял Снэйпу. — Значит, тогда он должен был спрятать меч подальше от Хогсмида, так? Рон, как ты думаешь? Рон?
Гарри посмотрел вокруг. На какое-то ошеломляющее мгновение ему показалось, что Рон вышел из палатки, потом он понял, что Рон лежит в тени, на двухярусной кровати, какой-то оцепеневший и неузнаваемый.
— А, вспомнили обо мне, значит? — сказал он.
— Что?
Рон фыркнул, продолжая глядеть на внутреннюю сторону верхней койки:
— Продолжайте на пару. Зачем вам я — удовольствие портить?
Сбитый с толку, Гарри посмотрел на Эрмиону, ища помощи, но та выглядела такой же непонимающей, как он.
— Что случилось? — спросил Гарри.
Случилось? Ничего не случилось, — сказал Рон, по-прежнему отказываясь смотреть на Гарри. — С вами, во всяком случае.
На брезент у них над головами что-то несколько раз шлепнуло. Начинался дождь.
— Ну, с тобой точно что-то случилось, — сказал Гарри. — Давай выкладывай.
Рон спустил свои длинные ноги с койки и сел. У него был необычный, очень решительный вид.
— Хорошо, выложу. Только не жди, что я буду скакать туда-сюда по палатке оттого, что появилась ещё одна чёртова штука, которую надо отыскать. Просто добавь её к списку того, о чём ты не знаешь.
— Я не знаю? — повторил Гарри. — Я не знаю?
Шлёп, шлёп, шлёп. Дождь сыпал всё сильнее и сильнее; он стучал по устланному опавшей листвой берегу и по реке, журчавшей во тьме. Страх погасил ликование Гарри: Рон высказывал те самые мысли, которые Гарри в нём подозревал и которых боялся.
— Не скажи, что я тут всякого не хватил, — продолжил Рон, — сам знаешь, и рука покромсанная, и жрать нечего, и задница каждую ночь мёрзнет. Я только надеялся, понимаешь, что за все эти недели мотания туда-сюда мы хоть чего-то достигли.
— Рон, — сказала Эрмиона, но так тихо, что Рон смог притвориться, что за громкой дробью дождя по палатке он её не расслышал.
