усиливала это ощущение. К вечеру снежные хлопья опять поплыли по воздуху, и даже их укрытую прогалину припорошило свежим снегом.
После двух ночей недосыпа чувства Гарри были напряжённее обычного. Они по такому краешку спаслись из Годриковой Лощины, что Волдеморт казался как-то ближе, чем ранее, ещё грознее. Когда опять стемнело, Гарри не согласился с предложением Эрмионы покараулить, и велел ей отправляться спать.
Гарри вытащил старую диванную подушку ко входу в палатку, и уселся на ней, надев на себе все, какие у него были, свитера, но всё-таки дрожа от холода. Час от часу тьма сгущалась, пока не стала совершенно непроглядной. Гарри уже собрался было взять Карту Грабителя, и немножко последить за точкой Джинни, но вспомнил, что сейчас рождественские каникулы, и Джинни, наверное, вернулась в Нору.
Лесной простор словно усиливал каждое крошечное движение. Гарри понимал, что лес полон всякой живности, но он желал, чтобы вся она замерла и заткнулась, что ли, чтобы он не путал их невинное копошение и беготню со звуками, которые могли возвещать иные, зловещие движения. Он вспомнил шуршание плаща по опавшей листве, много лет назад, и тут же подумал, что вновь его слышит — прежде чем мысленно одёрнул себя. Их защитные чары уже не один месяц работают; с чего бы им сейчас сломаться? И всё-таки он не мог отбросить ощущения, что этой ночью что-то не так.
Несколько раз он рывком выпрямлялся, и его шея болела, потому что он, оказывается, уснул, неловко привалившись к боку палатки. Ночная тьма достигла такой бархатной черноты, словно он завис в нигде, между исчезновением и появлением при телепортации. Он как раз поднял руку к лицу, проверить, можно ли разглядеть пальцы, когда это случилось.
Яркий серебряный свет вспыхнул прямо перед ним, двигаясь среди деревьев. Какой бы ни был его источник, но двигался он бесшумно. Огонь, казалось, просто плыл сюда.
Гарри — голос замёрз у него в горле — вскочил на ноги и поднял палочку Эрмионы. Он зажмурился, потому что свет — деревья на его фоне были чёрными силуэтами — стал ослепительным, и всё это приближалось…
А потом то, что было источником света, вышло из-за дуба. Это была лань из белого серебра, ослепительно-яркая, как луна, она беззвучно шла по земле, и не оставляла следов на чистом свежем снегу. Она шагнула к Гарри, высоко подняв свою прекрасную голову с большими глазами под длинными ресницами.
Гарри смотрел на это создание, полный удивления, не перед странностью его, а перед тем, насколько оно ему необъяснимо знакомо. Он чувствовал, что ждал его появления, но что он позабыл — до этого самого мгновения — что они условились о встрече. Его намерение позвать Эрмиону, столь сильное только что, пропало. Он знал, жизнью мог поручиться, что лань пришла к нему, к нему одному.
Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга, потом лань повернулась и пошла прочь.
— Нет, — сказал Гарри, и его голос от долгого молчания срывался. — Вернись!
Но лань словно нарочно продолжала уходить под деревья, и скоро её сияние перечеркнули чёрные толстые стволы. Гарри колебался одну шаткую секунду. Осторожность бормотала, что это может быть уловка, приманка, ловушка. Но чувство, подавляющее всё чувство говорило ему, что это не Тёмная магия. И он пошёл вдогонку.
Снег хрустел у него под ногами, но лань шла среди деревьев без звука, ведь она была только светом. Глубже и глубже в лес уводила она его, и Гарри шёл быстро, уверенный, что когда она остановится, то позволит ему подойти. И тогда она заговорит, и голос поведает ему, что он должен знать.
Наконец лань остановилась. Она ещё раз повернула к Гарри свою прекрасную голову, и он бросился бегом, вопрос горел в нём, но только он разжал губы, чтобы его задать, как лань исчезла.
Хотя её поглотила тьма, её горящий образ отпечатался у него на сетчатке, он мешал смотреть, ярчал, когда Гарри опускал веки, сбивал с направления. Теперь пришёл страх: её присутствие означало безопасность.
—
Образ лани бледнел с каждым морганием его глаз, пока он стоял, прислушиваясь к лесным шумам, далёкому скрипу веток, мягкому шороху снега. На него сейчас нападут? Она заманила его в засаду? Это ему кажется, что кто-то стоит за пределами света его палочки, и следит за ним?
Он поднял палочку повыше. Никто не выбежал к нему, и вспышка зелёного света не полыхнула из-за дерева. Зачем, тогда, привела его лань на это место?
Что- то блеснуло в свете палочки, и Гарри рванулся туда, но там был только маленький замёрзший пруд, его чёрная, в трещинах, поверхность искрилась, когда Гарри поднял палочку повыше, чтобы его осмотреть.
Он с опаской подался вперёд и посмотрел вниз. Лёд отразил его изломанную тень и луч палочки, но в глубине под толстым, мутным панцирем блеснуло что-то ещё. Большой серебряный крест…
Сердце Гарри подпрыгнуло ко рту. Он упал на колени у края пруда и наклонил палочку так, чтобы как можно больше залить светом дно пруда. Блеснуло тёмно-красным… Это меч с блестящими рубинами на рукояти… Меч Гриффиндора лежал на дне лесного пруда.
Чуть дыша, Гарри смотрел на него. Как могло это случиться? Как он мог оказаться лежащим в лесном пруду, так близко от места их стоянки? Или какая-то неизвестная магия притянула Эрмиону сюда, или лань, которую он принял за Покровителя, была кем-то вроде стража этого пруда? Или меч был положен в пруд после их тут появления, именно потому, что они оказались здесь? В таком случае, кто он, тот, кто хотел передать меч Гарри? Снова он направил палочку на деревья и кусты вокруг, высматривая очертания человека, блеск глаз, но не смог увидеть никого. Как бы то ни было, но в его радостное возбуждение подмешалось ещё немножко страха, когда он вновь вернулся к мечу, покоящемуся на дне замёрзшего пруда.
Он направил палочку на серебристую полосу и тихонько сказал: —
Меч не шелохнулся. Гарри этого и не ожидал. Если бы всё было так просто, меч бы положили прямо на землю, просто бери его, а не в глубину замёрзшего пруда. Гарри пошёл вокруг ледяного пруда, усердно думая о том, как меч когда-то явился ему. Гарри был тогда в страшной опасности, и просил помощи.
— Помоги, — тихо сказал он, но меч остался на дне пруда, недвижный, безразличный.
Что там такое, спросил себя Гарри (продолжив обходить пруд), сказал ему Дамблдор, когда он возвращал ему меч?
Гарри прекратил ходьбу и испустил долгий вздох, пар от его дыхания быстро растворился в морозном воздухе. Он понял, что надо сделать. Если бы он был честным с самим собой, он бы подумал об этом в то самое мгновение, как разглядел меч подо льдом.
Он опять посмотрел на деревья вокруг, правда, уже точно зная, что никто не собирается на него нападать. Это вполне могли сделать, когда он шёл через лес, это было проще простого, когда он исследовал пруд. Единственное, из-за чего он медлил, это из-за того, что предстоящее ему было исключительно неприятным.
Неловкими пальцами он начал снимать свои многочисленные одёжки. Где в этом «рыцарская отвага», печально подумал он, ему не вполне понятно, разве что счесть проявлением рыцарственности, что он не зовёт Эрмиону, чтобы она сделала это вместо него?
Пока он раздевался, где-то заухала сова, и он с внезапной болью подумал о Хедвиг. Он дрожал, его зубы жутко стучали, но он продолжал раздеваться, пока не остался в трусах, босиком на снегу. Он положил кошелёк со своей палочкой, письмом матери, осколком Сириусова зеркала и старым Снитчем на свою одежду, и направил палочку Эрмионы на лёд.
Лёд треснул в тишине, как выстрелил. Поверхность пруда раскололась, и осколки тёмного льда разлетелись по покрытой рябью воде. Насколько Гарри мог судить, тут было неглубоко, но, чтобы вытащить меч, ему предстояло окунуться с головой.
Промедление не могло сделать ни предстоящую задачу проще, ни воду теплее. Гарри подошёл к краю пруда и положил на землю Эрмионину палочку, оставив её светить. Потом, стараясь не думать о том, как
