диковинными растениями, включая куст, покрытый оранжевыми плодами в форме редиски, которые Луна иногда носила как серьги. Гарри показалось, что он разглядел Ворчливый Арканник, и он постарался обойти сморщенный пень подальше. Две дикие яблони, старые и согнутые ветром, без листвы, но по-прежнему усеянные красными плодами размером с вишню, стояли часовыми по обе стороны входной двери; яблони были все в густых пучках свисающей белой бородой омелы. Маленькая сова со слегка приплюснутой, как у ястреба, головой взирала на них с одной из ветвей.
— Ты бы лучше снял Плащ-невидимку, Гарри, — сказала Эрмиона. — Это тебе мистер Лавгуд хочет помочь, не нам.
Гарри сделал, как она посоветовала, и отдал ей Плащ. Спрятав его в бисерную сумочку, Эрмиона трижды постучала в крепкую чёрную дверь, в которую были густо вколочены железные гвозди с большими шляпками, а дверной молоток был в виде орла.
Через каких-то десять секунд дверь распахнулась, и за ней стоял Ксенофилиус Лавгуд, босиком, и одетый во что-то вроде грязной ночной рубашки. Его длинные волосы, похожие на сладкую вату, были грязные и свалявшиеся. Ксенофилиус на свадьбе Билла и Флёр был против этого настоящим щёголем.
— Что? Что такое? Вы кто? Что вам надо? — заорал он пронзительным недовольным голосом, и посмотрел сперва на Эрмиону, потом на Рона, и наконец на Гарри, и при этом взгляде его рот разинулся в идеальное, комичное «О».
— Здравствуйте, мистер Лавгуд, — сказал Гарри, протягивая руку. — Я Гарри, Гарри Поттер.
Ксенофилиус не принял протянутой руки, но его глаз, тот, что не нацеливался на кончик его собственного носа, метнулся к шраму у Гарри на лбу.
— Ничего, если мы войдём? — спросил Гарри. — Есть кое-что, о чём мы хотели бы у вас справиться.
— Я… я не уверен, что это разумно, — прошептал Ксенофилиус. Он сглотнул и быстро обвёл взглядом лужайку. — Я потрясён… честное слово… я… я боюсь, я не уверен по-настоящему, что мне следует…
— Это ненадолго, — сказал Гарри, несколько разочарованный таким не очень тёплым приёмом.
— Я… ох, тогда всё в порядке. Заходите, быстро, БЫСТРО!
Они едва переступили порог, как Ксенофилиус с грохотом захлопнул за ними дверь. За дверью оказалась самая диковинная кухня, какую Гарри только доводилось видеть. Она была совершенно круглая, так что ему показалось, что он в гигантской перечнице. Чтобы прилегать к стенам, всё в ней было кривое — плита, мойка, полки для посуды, и всё это было разрисовано цветами, насекомыми и птицами, в ярких чистых красках. Гарри решил, что узнаёт руку Луны. В замкнутом пространстве этакое немного ошеломляло.
Посреди пола винтовая лестница, сваренная из железа, вела на верхние этажи. Над головой что-то лязгало и звонко грохало: Гарри подивился, чем таким может быть занята Луна.
— Вам лучше подняться наверх, — сказал Ксенофилиус, по-прежнему выглядящий исключительно неловко, и пошёл впереди.
Комната этажом выше казалась смесью гостиной и мастерской, и, соответственно, беспорядка в ней было ещё больше, чем на кухне. Она, пускай много-много меньшая и совершенно круглая, чем-то напоминала Выручай-комнату в тот незабвенный день, когда та обратилась в гиганский лабиринт, выстроенный за века из всякого спрятанного. На каждом ровном месте стопки книг и бумаг громоздились на стопках книг и бумаг. С потолка свисали модели каких-то зверей, неизвестных Гарри, тонкой работы, все — хлопающие крыльями и клацающие зубами.
Луны здесь не было: то, что производило такой тарарам, оказалось деревянным устройством, сплошь в магически вращаемых колёсах и рычагах; оно выглядело как причудливая помесь верстака с книжной полкой, но Гарри быстро сообразил, что это старомодная печатная машина — она выплёвывала
— Прошу прощения, — сказал Ксенофилиус и поспешил к машине; на ходу он выдернул грязную скатерть из-под необъятной кучи книг и бумаг (всё грохнулось на пол), и набросил её на свою технику, немножко приглушив грохот и лязг. Потом он повернулся к Гарри.
— Зачем вы сюда пришли? — Но не успел Гарри ответить, как Эрмиона негромко вскрикнула.
— Мистер Лавгуд — что это?
Она показывала на огромный, серый, закрученный винтом рог, не похожий на рог единорога; он был пристроен на стену, и на несколько футов выдавался в комнату.
— Это рог Складкорогого Стеклопа, — объявил Ксенофилиус.
— Ничего подобного! — сказала Эрмиона.
— Эрмиона, — смущённо пробормотал Гарри, — сейчас не время…
— Но, Гарри, это же рог громамонта! Он же из Класса Б разрешённых к продаже товаров, и держать его дома чрезвычайно опасно!
— Откуда ты знаешь, что это рог громамонта?[5] — спросил Рон, побыстрее отступив от рога как можно дальше, насколько это позволяли завалы хлама в комнате.
— Он описан в
— Складкорогий Стеклоп, — раздельно произнёс Ксенофилиус, с выражением ослиного упрямства, — это робкое существо, в высшей степени магическое, и его рог…
— Мистер Лавгуд, я узнала желобки у его основания, это рог громамонта, и он невообразимо опасен… я не знаю, где вы его взяли…
— Я его купил, — назидательно объявил Ксенофилиус. — Две недели назад, у очаровательного молодого волшебника, которому известен мой интерес к прелестным Стеклопам. Сюрприз на Рождество моей Луне. А теперь, — он повернулся к Гарри, — за чем именно вы пришли сюда, мистер Поттер?
— Нам нужна помощь, — сказал Гарри, прежде чем Эрмиона могла продолжить спор.
— А…, - сказал Ксенофилиус. — Помощь, хм-м.
Его нормальный глаз снова вернулся к шраму. Он казался одновременно перепуганным и зачарованным.
— Да. Дело в том, что… помогать Гарри Поттеру… довольно опасно…
— А разве не вы всё время твердите, что помогать Гарри Поттеру — первейший долг каждого? — сказал Рон. — В этом вашем журнале?
Ксенофилиус мельком глянул на печатный станок, продолжавший бухать и лязгать под скрывающей его скатертью.
— Э… да, я выражал эту точку зрения. Однако…
— Она касается всех остальных, кроме вас лично? — спросил Рон.
Ксенофилиус не ответил. Он сглатывал, его глаза метались между ними тремя. У Гарри было впечатление, что в нём идёт мучительная внутренняя борьба.
— Где Луна? — спросила Эрмиона. — Давайте узнаем, что она думает.
Ксенофилиус сглотнул особенно громко. Казалось, он собирается с силами. Наконец он заговорил дрожащим голосом, едва различимым за шумом печатного станка: — Луна ушла вниз по ручью, удить пресноводных плимпов. Она… она будет рада вас видеть. Я пойду позову её, и тогда… да, хорошо, я попытаюсь помочь вам.
Он исчез вниз по винтовой лестнице, и было слышно, как открылась и закрылась входная дверь. Все трое переглянулись.
— Трусливая старая бородавка, — сказал Рон. — У Луны в десять раз больше мужества.
— Наверно, он беспокоится, что случится, если Пожиратели Смерти узнают, что я был тут, — сказал Гарри.
— Знаешь, я согласна с Роном, — сказала Эрмиона. — Старый жуткий лицемер, твердит всем, чтобы тебе помогали, а сам пытается от этого свинтить. И ради всего святого, держитесь подальше от этого рога.
Гарри перешёл через комнату к дальнему окну. Ему был виден ручей, тонкая поблёскивающая лента далеко внизу, у подножия холма. Они были очень высоко: птица, трепеща крыльями, пролетела мимо окна, пока Гарри смотрел туда, где, невидимая сейчас за второй грядой холмов, была Нора. Где-то там была
