Гарри Поттер и Дары Смерти (перевод В. Сорокина)

Джинни. После свадьбы Билла и Флёр они в первый раз были так близко друг от друга, но ей и в голову не могло прийти, что он сейчас смотрит в её сторону, думает о ней. Гарри рассудил, что должен этому радоваться: каждый, кто с ним связывается, будет в опасности, Ксенофилиус тому пример.

Он отвернулся от окна, и его взгляд упал на ещё один диковинный предмет в этой комнате, стоящий на поцарапанном, кривом шкафу: каменный бюст красивой, но суровой на вид колдуньи в самом невообразимом головном уборе. Что-то вроде двух слуховых рожков изгибались по бокам её головы; пара голубых крылышек, крошечных и блестящих, была приколота к кожаному ремешку, проходящему через макушку, а ко второму ремешку, через лоб, была приделана оранжевая редиска.

— Только посмотрите, — сказал Гарри.

— Впечатляет, — заметил Рон. — И почему он не надел это на свадьбу?

Они услышали, как хлопнула входная дверь, и через мгновение Ксенофилиус взобрался по винтовой лестнице в комнату. Его тощие ноги были теперь засунуты в резиновые сапоги, а сам он держал поднос с разномастными чайными чашками и чайником, из которого шёл пар.

— А, вы заметили моё любимое детище, — сказал он, всучивая поднос в руки Эрмионе и присоединяясь к Гарри, стоящему перед бюстом.

— Собрано на подобающем ему месте, на голове прекрасной Ровены Рэйвенкло. Ум и талант — совершеннейший бриллиант!

Он показал на штуки вроде слуховых рожков:

— Это Быстроломные насосы — выкачивают все источники помехи из того, что окружает мыслителя. Это, — он показал на крылышки, — возвышающий пропеллер, вызывает взлёт духа. Наконец, — показал на оранжевую редиску, — слива-самолёт, повышает способность воспринимать необычайное.

Ксенофилиус перешёл к подносу, который Эрмиона сумела осторожно пристроить на один из заваленных хламом столов.

— Могу я предложить вам настойку Корешков Гурди? — спросил он. — Самодельная. — Разливая напиток, тёмно-пурпурный, словно свекольный сок, он добавил: — Луна ушла за Нижний Мост, она в восторге, что вы тут. Она скоро будет, она наловила Плимпов достаточно нам всем на уху. Присаживайтесь, сахар кладите сами.

— А теперь, — он снял шаткую стопку бумаг с кресла и уселся, скрестив ноги в высоких сапогах, — чем я могу быть вам полезен, мистер Поттер?

— Ну, — сказал Гарри и мельком глянул на Эрмиону, которая энергично ему кивала, — это насчёт эмблемы, которую вы, мистер Лавгуд, носили на шее, на свадьбе Билла и Флёр. Мы гадаем, что она значит.

Ксенофилиус поднял брови:

— Вы имеете в виду знак Даров Смерти?

Глава двадцать первая Повесть о Трёх Братьях

Гарри обернулся, взглянуть на Рона и Эрмиону. Никто из них, похоже, не понял, о чём это говорит Ксенофилиус.

— Дары Смерти?

— Именно так, — сказал Ксенофилиус. — Вы о них не слыхали? Я не удивлён, очень, очень мало волшебников в них верят. Тому подтверждение — тот долбанутый молодой человек на свадьбе вашего брата, — он кивнул Рону, — что налетел на меня за то, что я, дескать, балуюсь с символом широко известного Тёмного мага! Вот такое невежество. Никто, кроме подобных типов от сохи, не сыщет ничего Тёмного в Дарах. Человек надевает это символ, просто чтобы явить себя другим верящим, в надежде, что они помогут ему в его Поиске.

Он размешал несколько больших кусков сахара в настойке Гурди, и немножко отпил.

— Извините, — сказал Гарри, — я по-прежнему ничего не понимаю.

Чтобы быть вежливым, он тоже отпил глоток из своей чашки: жуткий обман! Варево было исключительно мерзкое, словно кто-то растворил Бобы на Любой Вкус, те, которые со вкусом соплей.

— Ну, видите ли, верящие ищут Дары Смерти, — сказал Ксенофилиус, облизывая губы; он явно ценил гурдиевую настойку.

— Но что они такое, Дары Смерти? — спросила Эрмиона.

Ксенофилиус отставил пустую чашку.

— Я полагаю, вам хорошо знакома «Повесть о Трёх Братьях»?

Гарри сказал «нет», но Рон и Эрмиона хором ответили «да». Ксенофилиус величаво кивнул.

— Ну, хорошо, мистер Поттер, всё начинается с «Повести о Трёх Братьях'… Где-то тут у меня было…

Он окинул взглядом комнату, кучи пергаментов и книг, но Эрмиона заявила: — У меня есть книга, мистер Лавгуд, прямо здесь.

И она вытащила из своей маленькой бисерной сумочки Сказания Бидла, Барда.

— Оригинал? — отрывисто осведомился Ксенофилиус, и когда Эрмиона кивнула, сказал: — Ну, тогда почему бы вам не прочитать её вслух? Не будет лучше способа убедиться, что мы все всё поняли.

— Э… хорошо, — немножко нервно сказала Эрмиона и раскрыла книгу. Она тихо откашлялась и начала читать, и Гарри увидел знак, о котором они разузнавали, наверху страницы.

— Однажды по пустынной, извилистой дороге брели в сумерках трое братьев…

— Наша мама всегда говорила, что в полночь, — заявил Рон; он слушал, откинувшись на стуле, вытянув ноги и заложив руки за голову. Эрмиона метнула на него раздражённый взгляд.

— Прости, мне просто кажется, что в полночь пострашней будет, — объяснил Рон.

— Ага, а то нам в жизни как раз страха не хватает, — сказал Гарри, прежде чем успел себя остановить. Ксенофилиус, похоже, не обратил на них внимания, но пристально смотрел через окно на небо. — Эрмиона, давай дальше.

— В свой час братья добрались до реки, слишком глубокой, чтобы перейти её вброд, и слишком опасной, чтобы переплыть её. Однако братья эти были искушены в магических искусствах, и они просто взмахнули своими палочками, и над предательскими водами явился мост. Братья прошли уже половину его, когда обнаружили, что путь им преграждает фигура под капюшоном.

И услышали они речь Смерти…

— Прости, — перебил Гарри. — Речь кого? Смерти?

— Гарри, это ж сказка!

— Ну да, извини. Продолжай.

— И услышали они речь Смерти. Смерть была зла, потому что её обманом лишили трёх жертв, ибо путники обычно тонули в реке. Но Смерть была хитроумна. Она притворилась, что восхищена магией трёх братьев, и сказала, что каждый из них заслуживает награды за то, что своим умом сумел её, Смерти, избежать.

И вот старший брат, а он был человеком воинственным, попросил палочку более могучую, чем любые, какие только есть, палочку, которая всегда выиграет бой для своего хозяина, палочку, достойную волшебника, победившего Смерть! И Смерть пошла к престарелому бузинному дереву на речном берегу, смастерила палочку из его ветви, и дала её старшему брату.