Сдохнуть можно. Пес, ну ты, может, посоветуешь? Ты пойми одно — вот сейчас — «Я-сильная» сидит с тобой на полу и треплется, а «Я-слабая» лежит на диване мордой вниз. Не доходит? Да и до меня тоже не совсем. Что-то неправильное в этом есть, пес, никак понять не могу. Живем не так? Я — не так? А как, пес, надо жить? Расскажи мне, я про собачью-то пойму. Я, наверное, только про собачью и пойму.
Самой смешно. Пес, я одного не пойму, что делать теперь. Ведь даже «ничего не делать» — тоже действие, на это тоже энергия тратится. Муданты они все. Да не мужики. Мужики уже давно не при чем, пес. Тут какой-то уж больно тонкий мир замешан, как газовый шарфик. Не пойму я, пес. Не дано, что ли. Ну, стала я сама себе и лошадью, и быком, и Лао-цзы — и что? Ни хрена, псинушка. Синдромируется еще хлеще. Все говорят: в себе, в себе. А я, может, и не в себе давно. В принципе, хорошо мне было, покуда не расчувствовалась. А как расчувствовалась — нехорошо стало. Неправильно. Не врубаешься? Слышь, а у тебя подружка есть? Эх, и чего я псиной не родилась. Выводили бы меня гулять, кормили бы бесплатно… Плюс всяческие там собачьи выставки. Может, медаль-другая…
Да, могут, конечно, и в сачок… Смена вида отменяется.
Пес, думаешь, людям легче? Да мы тут вообще эксперимент! Да на нас давно опыты кто-то ставит. Только долго это очень, нескончаемо как-то. Херово это, пес, когда опыты. Это тебе не месяц Кайаб, когда сезон дождей начинается. Индейцы на корточках вокруг жаровни с дымком. На восток смотрят. Восток, он, пес, сука, таинственный же… Вот и смотрят туда все кому не лень. А не лень почти всем, один фэншуй для домохозяек чего стоит. А чего? сорок рублей. Тоненькая книжечка, сто советов счастья. На хрен мне этот фэншуй; пусть индейцы на восток смотрят. Ты хочешь в Латинскую Америку, пес? Эрнандес хотел. Кортес хотел. Все хотели. Нового Света. Что стало с Новым Светом, бог мой, как же он постарел, пес, неужели я тоже постарею, как я не хочу этого, хотя… Хотя, ты знаешь, пес, какая разница — раньше, позже, плюс- минус… У тебя язык шершавый; так должно быть, да? Какая твоя порода? А моя? У меня есть порода? Ты думаешь, да? Как мило с твоей стороны…
А потом — оппаньки: ни дворцов, ни храмов, ни пирамид. Пес, у меня есть два решения, я никак не могу выбрать. Один мне — друг, другой — не то чтобы…
Пес, почему всегда так, а, пес? Я сама задолбалась. Но если мы «друзья», то почему спим, а если «не то чтобы…» — почему не?..
Ведь все должно быть наоборот. Ведь ничего не должно быть. Может, нужен кто-то третий, а, пес? Третьим будешь?
Я, дура, хотела верить в силу мысли! В то, что все хорошо. Чтоб о фиговом — «ни-ни», чтобы каждый день — как последний. Но… Если мой последний день будет таким, то зачем тогда вообще все, а, пес? Чего бы я хотела в последний день? А чего бы я хотела… Гробок поудобней. Sorry. Честно? Шампанского. Брют! Ледяной. И глаза не тупые.
А что еще, пес? Разве имеет хоть что-нибудь значение? Ты пойми — как Землю ни верти, все равно она нас притянет. Да. И тебя притянет. Так что… надежды юношей питают, а в нашем-то саду кой-какие хризантемы подвяли, да-с!
Мура это все, врубись же, псинушка молчаливейшая, мура: и книги — мура, и музыка — мура, и физика, и бефстроганов этот вот… Может, я потом собакой буду, а сейчас — сейчас-то я… кто? Где? Пес, а пес… так, погоди, да ты, кажется, вовсе не пес… Блин! Ты такая же сука, как я, да? Облом, думала, с противоположным полом общаюсь, а тут — гетерство какое-то… Ладно, не судьба. Ну, сука, чего смотришь? Ты рожавшая? Нет? Неизвестно. Конечно, неизвестно. Поэтому, в любом случае, это правильно.
Родила — молодец. Не родила — тоже. А майя во время засухи бросали в колодец живых. Даже выдумали, будто жертвы там не умирали. Идиоты, правда? А ведь тайными знаниями… Сколько бреда, псина, сколько еще бреда? Ты знаешь, если б я могла, я бы высунула голову из трехмерности. Так вот проснуться утром, потянуться, и из трехмерности этой — оппаньки. Только и видели! Думаешь, лишь со смертью? Да с ней веселей, наверное, чем так-то. Ну, чего лаешь? Да не буду, не буду! Кто ж с тобой гулять станет, фиг теперь в облачко превратишься. А я бы все-таки… из трехмерности… Скучно, псина, когда все предсказуемо! Поэтому-то я и молчала; как ты думаешь, я смогу связать
Псинушка, псинушка, дай тебе кто-нибудь здоровья. Это ж надо так нажраться, а, нет, ты мне скажи…
А зато я верю в чудо. Псина, ты веришь в чудо?
Ты чего хочешь? Спишь… Ну, спи, что теперь…
Я чувствую себя засухой. Я не говорю. Не пою. Я — засуха. Я — каменная почва. Сначала пустой, а потом — от этой пустоты — разбившийся — сосуд. Полмира хочет стать пустым сосудом, но я не напишу пособия — уеду. Обязательно. Там будет так, как не снилось даже обкуренным индейцам. Как не снилось даже следовавшим «пути воина» обожравшимся пейотов.
Там буду Я, и Я услышу там свой звук: запомню его, проглочу… Родится Время без секундных стрелок. Огромным и Тягучим оно будет!! И когда я
Что-то сломалось… Сколько раз что-то ломалось! Срастись бы. Помнишь о регенерации? А о Фениксе? Зачем читала много, глупенькая? От книжек все зло! А пошла ты! Я? Да, да, ты! Что ты все время заставляешь делать меня не так, как хочется? Из-за тебя я стала засухой. Ты не даешь мне нужных слов, ты давишь… Но, впрочем, ты, конечно же, как всегда, права, Мария… Пусть мальчик играет в индейцев. А мы с тобой одной крови: ты и я.
P. S. Тс-с! Сначала удалить файлы в корзину, затем корзину очистить. Ex. me: вы действительно хотите удалить все файлы?
Мы едем, едем, едем. Вокруг — леса, поля, люди, дома. Я сижу рядом с типом, называющим меня по утрам «скво», совершенно по-североамерикански. Я от этого морщусь, как от: «Скворцова, пройдите!» — в очереди к неприличному врачу. Покажите мне хоть одного приличного врача. Вообще, что есть приличие и с чем его есть? Лучше с таком, как хлеб. Говорят, не хлебом единым. Кто говорит?
…А мы все едем, едем, едем. Он красивый мужик, и машина мне его нравится. Последнее время мне попадаются красивые мужики с красивыми машинами — быть может, я несколько порчу эту картину. Быть может, украшаю. Я подобна статуэтке, живущей на каминной полке; это забавно. «Скво», — во всяком случае, звучит почти трогательно. Мы встречаемся с этим типом несколько лет. Наверное, сие — вредная привычка, похожая на курение: пытаешься бросить — переходишь на более легкие — от омерзения берешься за ментол — ах, садится сердце — тошнит — и снова сильно затягиваешься. Тогда только и получаешь настоящий вкус.
Мы встречаемся спонтанно, практически никогда ни о чем не договариваясь. Видимо, в какие-то моменты у нас все-таки совпадает частота вибраций, и эта чертова электромагнитная природа берет свое.
Тогда я слышу мурчаще-львиное «скво», и мне не спится в отличие от тела по соседству; именно в такие утра я и ощущаю, насколько вредна моя привычка. (Подозреваю тело по соседству в тех же мыслях). Но, селяви, мы едем, едем, едем. Края и вправду далекие, соседи вряд ли хороши, если не пьют, друзей нет. Иногда надо побыть без друзей, а еще лучше без соседей, подальше от очагов: очень.
…Это он, этот тип принес мне тогда черного пса, оказавшегося сукой. Суку назвали в мою честь Марией; по этому поводу был накрыт чудный стол. На столе находились тарелки, вилки, рюмки и какая-то еда, около стола стояли мы, играя в шведов. Мы еще целовались. Почему-то запомнилось. Вечно не то в голову лезет. Хоть бы одно «то!» Мария, не плачь в компот! Чего тебе надо, Мария? Надо ли тебе еще
