Дверь за Надей закрылась.
Красповиц достал из стола принесенную Магдой папку и раскрыл рукопись.
История Пупель
Осень перешла в стадию полного упадка. Отвалились последние листы с деревьев. Нет, не было и не могло уже быть у осени прежней силы и яркости. То и дело она хлюпала дождем. Внезапно вспомнив свою былую прелесть и радужность, осень вдруг улыбалась скудным солнечным лучом, потом опять хмурилась и с остервенелым отчаянием выплескивала комья грязи в наполненные до самых краев лужи. «Вот вам напоследок, умойтесь», – как будто говорила она. Это была предсмертная агония осени.
Всю неделю Пупель находилась в ожидании воскресенья. Поэтому и еще потому, что погода была такая плохая, неделя тянулась невыносимо долго.
Пупель жила у Магды, никто ее не искал, что было довольно странно, но, с другой стороны, радовало. Из каких– то суеверных соображений Пупель ничего не рассказала Магде о встрече с Максиком. Она прокручивала радужные картины в своей голове. Ей представлялось, как в воскресенье вечером, после приятного чаепития у Севашко они вместе с Максиком завалятся в Новые Черемушки и как все будет хорошо. Конечно, Максик понравится Магде, а Погост просто-напросто растворится как дым, Магда ведь обещала, а она слов на ветер не бросает. Магда просыпалась раньше всех, готовила вкуснющие завтраки. Все трое – Пупель, Кирюша – тишайший и сама Магда завтракали, после чего разбегались по своим делам. Пупель – в высшее художественное заведение, Магда – на работу к разбойникам, а Кирюша – в Ленинскую библиотеку.
Вечером обычно возвращались в обратном порядке: сначала Кирюша из Ленинки, затем Пупель, и самой последней возвращалась Магда обязательно со вкусностями и всяческими деликатесиками, которые вся компания с превеликим удовольствием вкушала. После ужина Кирюша уходил к себе и там допоздна занимался писаниной, а Пупель с Магдой сидели на кухне и болтали. Пупель интересовалась Магдиной работой, ее это очень сильно беспокоило. Магда с юмором рассказывала эпизоды из жизни своих хозяев.
– Приезжает сегодня Тарас такой довольный и Милке говорит, что на воскресенье намечены шашлыки и будут все его кореша и Аслан, и Козлан и даже Мухлан обещался прикатить.
Мухлан у них главный. Он на крутой тачке разъезжает, такой весь из себя и костюмчик носит не спортивный, а тип-топ цирли-мырли двубортный, и туфли на нем лакированные, и девушка у него такая блондинистая Нина, такая волоокая с брильянтищами в ушках и в «Шанели» кремовой, а сам он хоть совсем пацан, но уже главный начальник на работе. И оказывается, что Мухлан изъявил желание шашлык самолично приготовить. Милка так хмыкнула и говорит: «А он в мясе-то что-либо рубит?»
Тут Тарас ее таким взглядом смерил, что у Милки чуть башка не запепелилась.
– Мухлан в мясе? Да Мухлан самый главный специалист в Грозном был по рубке мяса.
– Так что в воскресенье мне придется выехать на сверхурочную, – говорила Магда. – Подавать там все, а потом посуду перемывать.
– Это надолго? – забеспокоилась Пупель. – Ты к вечеру-то хоть вернешься?
– Я там никогда не ночую. Не знаю, как это будет под предводительством Мухлана. Обычно там так: тостики, погуляют, покушают, выпьют – и на покой.
В «рафиках» бронированных такие крепкие братки, вооруженные до зубов, сидят, их стерегут. Это только в кино показывают, как на воровских малинах дым коромыслом, веселуха. А в жизни все не так. Они не особенно любят трепаться, да и о чем, собственно, им говорить? Пьют тоже, надо сказать, вяленько, так, винишка глоток, коньячка рюмочку. После еды легкий моциончик – из «Калашей» популяют, для деток фейерверк пыль-пыль, да и разъезжаются.
Пупель с ужасом слушала Магду.
– Ты там поаккуратнее, – говорила она, – когда стрелять будут, не лезь под пули, очень тебя прошу.
– Да все будет нормально, – успокаивала ее Магда, – никуда я лезть не буду, накрою, уберу, помою и домой приеду.
– А сказка на ночь? Расскажи дальше.
– Потом, сейчас поздно, завтра надо рано вставать.
Во время проживания Пупель у Магды у них сложился свой особенный ритуал. Магда рассказывала историю жития Прокопия Праведного. Поздними вечерами, когда день закончен, все житейские рассказы пересказаны, им обеим хотелось поговорить о чем-то другом. Именно в эти вечерние часы Магда выступала в роли доброй мамушки, рассказывающей дитятку истории про старину. В тот вечер накануне воскресенья Пупель очень хотелось услышать финал. Магда как заправская рассказчица умела увлечь. Прокопий волновал ее. Но в этот вечер Магда была утомлена и не расположена к рассказам.
– Давай спать, потом, – сказала она.
– Ну, хоть чуточку, хотя бы несколько слов. Он спас тогда город? – не унималась Пупель. Ей не хотелось спать. И думать о том, что будет завтра, тоже не хотелось.
– Да, конечно, не зря же он притащился в такую даль, на север.
По диким болотам, по непролазным проходам, по ельникам дремучим, где звери, где ночью дрожишь и трясешься под каждым кустом, и волосы дыбом, и холод, и нечего есть.
– И? – подначивала Пупель.
– Все, спать, глаза слипаются, – Магда выключила свет на кухне, – завтра вечером поговорим, спокойной ночи.
Пупель долго не могла уснуть, все крутилась и крутилась на своем диване. Она вся уже была в завтрашнем визите, всякие радужные картинки мелькали у нее в голове. Уговаривая себя заснуть, она представляла Прокопия, пробирающегося на север дикими лесами.
Воскресенье все-таки наступило. Ясный осенний денек. Магда очень рано уехала к разбойникам, Кирюша на кухне допивал кофе. Он приветливо улыбнулся, сказал, чтобы Пупель завтракала, и удалился к себе. Пупель поела, прибрала на кухне и начала ждать. Толком делать она ничего не могла, пребывая в состоянии эйфории. Она немного почертила шрифты для работы, что-то потюкала из курсового задания, потом прилегла на диван в надежде немного вздремнуть. Внутри все трепетало в предвкушении. Полный сумбур: сначала я ему скажу так, нет, сначала я проговорю, ах нет же, я все сразу вывалю и...
Наконец время подошло. Пупель отправилась.
Сдерживая безумное волнение, Пупель открыла дверь в мастерской Севашко.
– Платон Платонович, – звенящим голосом пропела она.
Ответа не последовало. Платона в мастерской не было. «Наверное, вышел куда-то, – подумала Пупель. – А дверь запереть забыл». Она уселась на стул и огляделась. Все было как всегда. На стене плача висели работы учеников. Пупель начала разглядывать рисунки снизу вверх. «Когда-то и я тут висела, – проносились мысли, – в подвале, в самой низине, а Максик пришел и сразу разместился на Олимпе». Пупель сидела на стуле и почему-то чувствовала себя непривычно. В мастерской было очень тихо. Пупель ждала. Никто не приходил. «Куда же они запропастились?» – думала Пупель.
Прошел час, стемнело. Пупель зажгла свет. Тишина начала ее пугать. Несколько раз она выходила во двор в надежде увидеть Севашко и Максика. Моросил мелкий гадостный дождь. «Может, они вместе пошли в магазин? Хотя, странно как-то. Или Платон спит? Погода-то какая...» Пупель подошла к лесенке, ведущей на второй этаж мастерской Севашко. Это была его частная территория, никому из учеников не разрешалось подниматься на антресоль, в святую святых великого репетитора.
Пупель поднялась на пару ступенек и тихонько позвала:
– Платон Платонович...
Наверху послышалось какое-то шевеление и непонятный не то зевок, не то вздох. Пупель еще раз окликнула Севашко. Внезапно возникло какое-то непонятное чувство тревоги. Она еще подождала. Никаких звуков. Тогда Пупель решилась. Неуверенно она полезла наверх. Там было темно.
Севашко лежал на полу. Пупель кинулась к нему.
– Платон Платонович?! – закричала Пупель каким-то дребезжащим голосом.
Платон застонал. Пупель села на корточки, дотронулась до него.
– Платон Платонович, миленький, вам плохо? – проговорила она, пытаясь приподнять голову Севашко.
