Паническая атака – эпизод выраженного дискомфорта или страха, в ходе которого внезапно появляются как минимум четыре из нижеперечисленных симптомов:
выраженное сердцебиение,
потливость,
дрожь,
ощущение духоты или нехватки дыхания,
ощущение удушья,
боль в груди,
тошнота или другие желудочно-кишечные симптомы,
головокружение,
неприятные телесные ощущения,
озноб или прилив крови к лицу,
ощущение нереальности или ощущение обособленности от самого себя,
страх утерять контроль или сойти с ума,
страх смерти.
Пупель открыла глаза. Серый потолок. Она пошевелила рукой, острая боль. Закрыла глаза. Бил озноб. Тиски сдавливали голову. Нет сил терпеть. «За что вы меня мучаете?!» – кричало что-то внутри нее. Ч-и-и-и-те, ч-и-и-и-те отзывалось в искаженном виде, дребезжало и распадалось на несколько вороньих стай, которые, каркая: «Корчите, кар-кар-р-р-р-р-р», влетали прямо в голову, больно ударяя в лоб острыми клювами. За что вы меня? Холодно. Пупель попыталась натянуть одеяло на голову. Кто-то не давал ей это сделать.
– А-а-а-а... – застонала Пупель.
– Тише, тише, – проговорил голос. – Сейчас укольчик сделаю, не дергайся.
Пупель опять открыла глаза. Над ней склонилась женщина вся в белом.
– Повернись на бок, – посоветовала белая женщина.
– Нет! – попыталась выкрикнуть Пупель, но губы ее были вязкие и колючие, горло пересохло. Вместо «нет» выскочил только «е-е-е-е», буква «н» сглотнулась и куда-то пропала.
– Тише, не дергайся, вот и все.
Пупель ничего не почувствовала.
Белая женщина поправила одеяло.
– Поспи, тебе поспать надо.
Пупель погрузилась в пустоту.
Острый яркий свет вывел Пупель из небытия, она опять открыла глаза. Тот же серый потолок.
– Хочу писать, ужас, сейчас описаюсь, – Пупель приподнялась, спустила ноги. Рядом с кроватью стояли чудовищных размеров тапки-оладьи.
Пупель сунула в них ноги, поднялась. Правая рука забинтована. В ночной рубашке в цветочек, едва прикрывающей пипиську, шаркая сваливающимися оладьями, Пупель сделала несколько шагов. Именно в этот момент она поняла, что находится в комнате не одна. На кровати у окна кто-то лежал, прикрывшись одеялом до ушей, а на соседней кровати сидела девушка. Пупель открыла дверь и зашаркала по коридору.
– Ты куда это направилась? – Женщина в белом преградила ей дорогу.
– Писать, – прохрипела Пупель.
– Туалет там дальше, я тебя провожу.
Пупель волочилась по длинному коридору, за ней шествовала женщина в белом.
В кабинках туалета не было дверей. Посередине большого помещения стояла огромная тетка-мамонт в коротком ярко-синем байковом халате с красными маками. Пупель затормозила перед колоссальными ногами, покрытыми темным ворсом. В нос ей ударил удушающий мерзостный запах. В лапах тетка-мастодонт держала кружку и клизму. От этой картины Пупель замутило. Писать вроде бы перехотелось, она рванула к выходу.
– Ты куда опять?! – гавкнула белая тетка. – Мочись, трусы только сними, – проговорила она уже более мягко, подталкивая Пупель к унитазу.
Из-за стенки соседней кабинки высунулась всклокоченная голова и с большим вниманием уперла свои глаза на спускающую трусы Пупель.
– Чего уставилась?! – гаркнула на нее белая провожатая Пупель. – Делай свои дела быстрее!!!
– Сейчас, – проскрипела Пупель, сама не узнавая своего голоса.
– Пойдем, надо карточку заполнить, вчера от тебя ничего добиться не смогли.
При упоминании о вчера внутри у Пупель что-то заскрежетало. По телу пробежал озноб. Женщина в белом халате взяла карточку и приготовилась записывать. Пупель топталась около столика, пытаясь пониже натянуть ночную рубашку.
– Имя, фамилия? – женщина в белом вопросительно смотрела на нее.
– Пупель, – пробормотала Пупель.
Женщина записала.
– Имя?
– Пупель, – опять зашелестела Пупель.
– Ясно, – белая женщина отложила карточку.
– Иди в палату – сейчас доктор тебя будет осматривать.
– Мне позвонить срочно надо, – хлюпнула Пупель.
– Мы сами позвоним, ты номер знаешь?
– Магде позвоните, ее номер 3467523.
– Сестра твоя?
– Подруга.
– Желательно родственникам.
– Позвоните Магде, – страдальчески простонала Пупель.
– Ладно, ладно, а отчество у нее как?
– Магде! – заголосила Пупель.
– Да позвоню, сейчас, не ори, блядь, как вы все меня достали, уроды, – заворчала белая женщина. – А ну, марш в палату.
Пупель вернулась в комнату и кинулась на свою кровать. Вчерашний день отрывками крутился у нее в голове, финала она не помнила. Внезапно страх опять охватил ее всю, она полезла под одеяло.
– Ну, как тебя зовут? – раздался громовой голос прямо у нее над ухом.
– Бесполезно, Василий Порфирьевич, – произнес другой мужской голос, – сейчас пока альпразолам поколем, а потом когнитивно-бихевиоральную.
– Анализы? – опять загромыхал первый.
– Кровь вчера.
– Личность установили?
– Она дала Магды какой-то телефон, – раздался женский голос.
– Звоните.
– Сейчас, как раз собиралась Васильпорфирич, – заоправдывался голос.
Пупель слышала какие-то стоны и всхлипы, она еще сильнее укуталась одеялом. Голоса стихли. Пупель погрузилась в состояние не то сна, не то забытья. Перед глазами мелькали обрывочные картины. Она шла в мастерскую Севашко, матовые глаза мертвого Севашко, какие-то всхлипы, бормотание, острое чувство страха, кто-то декламировал стихи жестким ледяным голосом – «только не сжата полоска одна, грустную думу...»
Во сне Пупель бежала. Опоздаю, опоздаю, крестьянин, господи боже, я могу, нет, я уже ничего не могу, он упал, голова стукнулась, она ведь могла разбиться, какой страшный звук, не может быть такого звука от головы, этого вообще ничего не может быть, я задыхаюсь, не могу дышать, я, наверное, уже умерла, и так теперь будет всегда, откуда такое мокрое поле, откуда эта полоска? Полоска раздваивалась, превращаясь в раму окна, стекло разбилось, темно. Мне выклевали глаза птицы, поэтому у Севашко они такие, я теперь ничего, никогда не увижу, это я умерла, а Севашко никогда об этом ничего не узнает. Пупель во сне душили
